Старовский раскоп
Шрифт:
— Спокойно, оборотень… Спокойно…Попробуй расслабиться и представить себя человеком…
Теперь — точно боится. Человек, который боится, пахнет иначе — кисловато. Легко сказать — представь. Бока чесались всё больше. Там точно кто-то бегает. Попыталась стряхнуть, даже по полу катнулась. Нет, нужно в человека! Срочно!
— Что, не выходит? — озабоченно поморщился. Потер лоб…
Мотнула мордой.
— Попробуй еще раз. Расслабься, ничего не бойся, не получится сейчас, получится потом…
Расслабилась, представила. Снова и снова. И еще раз. И опять. Не получилось. Не получилось потом!
—
И погладил по спине, как домашнюю кошечку. Подставила ему бок — и его погладил, даже почесал, а всё равно пахнет от него кисло. Перекатилась на бок, от буржуйки веяло приятным и сухим теплом. Быстро разморило после снега по самое брюхо, лениво наблюдала за Ежом снизу вверх…
Вот он снял куртку, встряхнул, обдавая капельками талой воды, натянул обратно. Вот пошарил в ларе, подкинул поленце в печку, почти наощупь — это только мне видно, наверно, а ему темно — нашел еще одну свечу. В ее свете лицо у Ежа хищное, черты резкие, словно бы прорезанные по дереву стамеской, только не заглаженные еще шкуркой. Темные мазки впалых щек, черные провалы глаз, от углов губ и вниз — разводы теней.
Нашел травы, заварил, поставил томиться на печи в кружке. Достал из чугунка тушку тетерева, на запах совсем не вкусную, водянисто-переваренную, как он это ест? Мясо должно быть свежим… Как сегодняшний утренний трусачок. Облизнулась… Время охоты еще не пришло, подождать до ночи. Сейчас — спать.
…Белый-белый снег под лапами, россыпи ярких разноцветных следов, перекличка синиц…
— Оборотень, попробуй еще раз.
Встрепенулась, подскочила. Еж уже убрал в чугунок своего отвратительного тетерева, сидел на койке, завернувшись в тряпье.
Снова попробовала под внимательным взглядом Ежа. Бока прогрелись, чесаться перестали, вообще блаженная лень в теле до самых кончиков — попробовала исключительно потому, что он попросил. Разумеется, не вышло. Улеглась к огню так близко, как возможно, только чтобы шкуру не подпалить. Зевнула. День. Спать пора.
Ежу не понравилось почему-то.
— Пробуй еще. Не лежи так просто.
Рыкнула на него предупреждающе.
— Сколько ты уже пантерой? Ты три раза за сутки охотилась. Я только сейчас подумал… Давай, попробуй еще разок.
Даже рычать не стала, отвернулась.
— Оборотень!
А чего он мне сделает? Спать охота.
— Ладно, фиг с тобой. Но, оборотень, я тоже спать хочу. Ты как, не соберешься вдруг меня на обед схарчить?
Вяло вильнула хвостом. Не мешай, а? Он принял это за добрый знал и отвернулся к стенке.
За стенами домика, хоть этого и не видно, пошел снег. Словно небо вздохнуло с облегчением… тихо-тихо… И стало легко и светло даже во сне.
***
— Слушай, оборотень, а часто у вас этот чудик по раскопу ходит? Давай-давай, вставай, разговаривать будем. Тебе вообще-то нельзя столько времени в пантерьей шкуре проводить, а то совсем свихнешься. Но я пока не могу тебе помочь. Поэтому будем разговаривать. Так и? Часто ты этот призрак видишь? Мотни головой, если часто… Редко?… Вообще не видела? А сколько ты здесь работаешь? Год? Два? Три? Четыре? Пять?… Пять, значит? Точно? А твои коллеги не видели? Нет?… интересно… Понимаешь,
***
Оранжевый запах костра. Серенький привкус пыли и старой паутины по углам. Еж пахнет человеком…. больным человеком и грязным.
Огонь трещит поленьями. Из-под заслонки валятся хлопьями тепло и зола. Вдалеке прокричал лось. Очень далеко. Еще день, спать и спать.
Еж мешает. Нашла на него страсть поговорить. Люди днем не спят. Рычу на него, но он не обращает внимания — я не злюсь пока по-настоящему и он откуда-то это понимает. Ладно, пусть себе разговаривает, если ему так нужно.
Потом замолкает. Спит и во сне дышит так, словно ему снится охота. Мне тоже снится охота.
В моем сне хрустит снег, ветер шумит в ушах, в воздухе перемена погоды и близкая оттепель, глупая перепелка тяжело опустилась в снег и склевывает яркую рябину. Ты-то мне и нужна, голубушка…
— Оборотень! — вскрикнул хрипло, выдирая из охоты и почти уже ощутимого на зубах вкуса крови, Еж. Вскинулась, от неожиданности зарычала, подскочила к койке. Тот сел, замотал мор… головой.
— Приснилось… Извини… Давай дальше разговаривать, что ли…
***
— Насчет этого призрака с раскопа. Похож то ли на великомученика, то ли на сбежавшего из плена белогвардейца… У вас тут были массовые расстрелы? Колчак, Деникин — не из вашей оперы? Нет, Деникин на югах, ага? Ты не обращай внимания, я российскую историю не очень, я в Польше доучивался. Там… несколько иные взгляды на Россию. Так что, похоже, тут кого-то расстреливали и в речку скидывали? Тогда ничего удивительного… Разве что — что он один шатается, а не всей компанией… Слушай, холодно здесь… Дрова вроде горят… Почему же так холодно?… Нет тут больше еще каких тряпок? Ох, зараза… Оборотень, ты чего делаешь? Отойди… Куда полезла? А впрочем… Так действительно теплей… Ты права…
Тяжелый всхлип старой панцирной койки под тяжестью уже двух тел. Шесть пантеры чем-то напоминает шерсть мягкой игрушки — такая же теплая и уютная. У кошек температура тела выше, чем у людей…
Свеча оплыла и погибла, в комнате темно, как в склепе…
***
Он теплый. Даже слишком. Вцепился в бока, как утопающий в соломинку, и не отпускает. Мужики в постели часто так себя ведут. Человеческие. Неприятно до ужаса. Когда собираешься спать, нужно чувствовать пространство всей кожей, а этот… Ладно. Всё равно для сна уже слишком поздно. По ощущениям — вечер. Скоро…