Старплекс. Конец эры (сборник)
Шрифт:
Он помолчал, видимо, готовый к тому, что мы начнём возражать. Не дождавшись, Дон продолжил:
— Но об этой сверхновой нет никаких исторических записей — ни единого упоминания.
Холлус качнул стебельками глаз:
— Ты сказал, в созвездии Паруса? Это южное созвездие, как на вашей планете, так и на моей. Но в южном полушарии у вас меньше жителей.
— Верно, — сказал Чен. — В действительности единственное физическое свидетельство об этой сверхновой — найденный пик окислов азота в снегах Антарктики. Аналогичные всплески коррелируют с другими
Он поднял книгу и добавил:
— Но в ней ничего нет. Разумеется, 1320 год нашей эры — самый расцвет империи Юань.
— А-а-а, — понимающе протянул я, — Юань.
Чен посмотрел на меня так, словно я невежественный обыватель.
— Империю Юань основал в Пекине Хубилай, — сказал он. — Китайские правители обычно не скупились на астрономические исследования, но в это время расходы на науку были урезаны: к власти пришли монголы.
Он немного помолчал и добавил:
— Чем-то напоминает то, что происходит в Онтарио сейчас.
— Но нам же приходится получше, верно? — спросил я.
В ответ Чен пожал плечами:
— Это единственное, чем я могу объяснить отсутствие записей о сверхновой, — сказал он и повернулся к Холлусу: — Сверхновую должны были увидеть на Бете Гидры не хуже, чем здесь. У вас сохранились о ней какие-нибудь записи?
— Я проверю, — сказал Холлус. Симулякр перестал двигаться; даже тело прекратило раздуваться и сдуваться. Мы прождали с минуту, после чего гигантский паук вернулся к жизни: Холлус оживил свой аватар: — Ответ отрицательный.
— Никаких записей о сверхновой 650 лет назад?
— В созвездии Парус — нет.
— Вы отсчитали земные годы?
— Разумеется, земные, — ответил Холлус, словно обидевшись на предположение о том, что он мог напутать в этом вопросе. — Последняя сверхновая, которую невооружённым глазом видели и форхильнорцы, и вриды — она вспыхнула в Большом Магеллановом Облаке пятнадцать лет назад. До этого оба народа видели сверхновую в созвездии Змеи, как вы его называете, и это было в самом начале семнадцатого столетия.
— Сверхновая Кеплера, — кивнув, сказал Чен и посмотрел на меня: — Она появилась в 1604 году и сияла ярче Юпитера, хотя при дневном свете её едва можно было разглядеть.
Он поджал губы, некоторое время размышляя. И добавил:
— Это удивительно. Сверхновая Кеплера была очень далеко от Земли, Беты Гидры и Дельты Павлина — и всё же на всех трёх планетах её увидели и задокументировали. Сверхновая 1987А вообще вспыхнула не в нашей Галактике, и мы все её увидели. Но сверхновая в Парусе, которая взорвалась около 1320 года, была очень близко. Уверен, кто-нибудь наверняка должен был её увидеть.
— Может быть, помешало пылевое облако? — предположил Холлус.
— Сейчас между нами нет пылевого облака, — ответил Чен, — а значит, оно должно было быть либо очень близко к взорвавшейся звезде, либо чертовски обширно, чтобы заслонить собой и Землю, иБету Гидры, иДельту Павлина. Нет, кто-то должен был её разглядеть.
— Прямо загадка, — заметил Холлус.
— Так и есть, правда? — кивнув, сказал Чен.
— Буду рад предоставить вам информацию по сверхновым звёздам, которую накопил мой народ, — предложил инопланетянин. — Возможно, она поможет пролить свет.
Я задался вопросом, нарочно ли Холлус говорит каламбурами.
— Это будет здорово, — ответил Чен.
— Материал пришлём с материнского корабля, — пообещал Холлус, покачивая стебельками глаз.
Когда мне было четырнадцать, музей организовал состязание для детей, интересующихся динозаврами. Победителю должны были достаться самые разные призы, имеющие отношение к палеонтологии.
Уверен, если бы состязание было на тему знаний о динозаврах, будь то общеизвестных или малоизвестных, или если бы от участников требовалось идентифицировать останки, я бы победил.
Но состязание заключалось совсем в другом. Нужно было смастерить модель лучшего игрушечного динозавра.
Я знал, какого динозавра выбрать: паразауролофа, самого яркого экспоната КМО.
Я попытался сделать его из пластилина, пенополистирола и деревянных штырьков — но это была катастрофа. Голова с длинным гребнем никак не хотела держаться на плечах и всё время отваливалась. Я так и не закончил модель. В состязании победил какой-то толстый мальчик; я был на церемонии награждения и увидел его призы, одним из которых была модель зауропода. Он воскликнул: «Клёво! Бронтозавр!». Мне было противно: даже в 1960-м году ни один человек, хоть что-нибудь знающий о динозаврах, не назвал бы так апатозавра.
Всё же я извлёк из этого один ценный урок.
Я уяснил, что не всегда можно выбирать, в чём будет состоять испытание.
Может, Дональд Чен и Холлус и были зачарованы сверхновыми, но меня больше интересовали вопросы, которые мы с Холлусом обсуждали ранее. Как только Дон ушёл, я спросил:
— Так значит, Холлус, вы много знаете о ДНК?
— Думаю, да, — сказал инопланетянин.
— А что… — сказал я и запнулся; пришлось сглотнуть и попытаться заговорить ещё раз. — Что вы знаете о проблемах ДНК, об ошибках репликации?
— Само собой, это не моя область знаний, но наш судовой врач, Лаблок, имеет об этом довольно обширные познания.
— А этот ваш Лаблок, он… — сказал я и снова сглотнул, — знает ли он что-нибудь о, скажем, раке?
— На нашей планете лечение рака — специфическая медицинская дисциплина, — откликнулся Холлус. — Конечно, кое-что Лаблок об этом знает, но…
— Он может вылечить рак?
— Для лечения мы применяем радиацию и химические препараты, — сказал инопланетянин. — Иногда они довольно эффективны, но зачастую — нет.