Старше
Шрифт:
Мы были в полном дерьме.
Это было не пятно на ковре, которое можно оттереть, и даже не кропотливая работа, требующая много часов ручного труда, чтобы исправить то, что было сломано; это был безжалостный поток, уничтожающий все на своем пути. И когда я смотрел на ее поцелованные солнечным загаром части тела, запутавшиеся в серебристых простынях, на ее волосы, золотой рекой рассыпавшиеся по моей подушке, я задавался вопросом, сможем ли мы когда-нибудь выбраться на поверхность и снова дышать чистым воздухом.
Солнечный свет проникал в окно моей
Мы спали вместе уже две недели.
Я не гордился этим, и уж точно не ждал от этого ничего большего. Это было все, что мы могли получить.
Я поставил чашку с горячим кофе на прикроватную тумбочку и опустился на матрас, затем обнял ее одной рукой и притянул к своей обнаженной груди. Я прилагал чертовски много усилий, чтобы не дать эмоциям заглушить разум и позволить этому быть именно тем, чем оно было — запретным романом, который будет жить в тени и никогда не увидит света дня. Я никогда не приглашу ее на ужин, не возьму за руку и не надену кольцо на ее палец.
Я четко и ясно изложил свои намерения, и Галлея утверждала, что ее все устраивает. Но я знал, что даже самые продуманные планы часто рушатся и остаются разбросанными по полу на месте убийства.
Галлея проснулась и сонно вздохнула, от этого звука у меня заколотилось сердце. Она повернулась ко мне, ее длинные ресницы распахнулись. Блаженная улыбка растянулась на губах, когда я провел рукой по ее животу и прижался поцелуем к виску.
— Доброе утро, — произнесла она, ее голос был немного хриплым после сна. — Ты рано встал.
— Уже семь. Тебе, наверное, пора идти.
Она закинула руки за голову, ее живот стал плоским и упругим под моей ладонью, и я провел рукой между ее грудей, пока не обхватил ее горло и не притянул к себе.
Она расслабилась, как только наши губы соприкоснулись, обвила обеими руками мою шею и притянула ближе.
— Я не хочу уходить. — Осторожные пальцы взъерошили мои нечесаные волосы. — Мне здесь нравится.
— Мне нравится, когда ты здесь. — Наши губы снова соприкоснулись, всего лишь легкое касание.
— Я сказала Таре, что переночую у Скотти. Она не ждет меня раньше обеда.
Мои глаза закрылись, горло перехватило.
— Это опасно. Мы не должны заниматься этим здесь, — сказал я ей. — У Тары есть ключ от моей квартиры.
Она кивнула, хотя выражение ее лица погасло.
— Полагаю, мы можем воспользоваться захудалыми мотелями или на крайний случай темными углами парковок.
Черт. Я не хотел этого. Я хотел, чтобы она была в моей постели, в моем доме, чтобы она освещала своим золотым светом каждый тусклый дюйм моего мира.
— В моей постели ты выглядишь лучше всего. — Мой член напрягся, пока я целовал ее горло. — Но это небезопасно.
— Может, я могу задержаться еще ненадолго? — Ее стопа обхватил мою лодыжку, а затем прошлась по икре. — Я все еще
— Да? — Мой язык провел по точке ее пульса, где на коже остался легкий засос после прошедшей ночи. — Чего именно?
Она протянула руку между нами и обхватила эрекцию, натягивающую мои боксеры.
— Кофе. — Она крепко сжала меня, пока я не задрожал от ее прикосновения. — Завтрак. — Ее рука погладила меня через тонкую ткань. — Душ.
— М-м-м… — Я застонал, скользнул по ее телу и сжал обе груди, когда она выгнулась дугой. Я втянул в рот розовый сосок и ласкал его, пока он не затвердел, а затем провел языком по его вершинке. — Позже.
— Хорошо, — выдохнула она, вибрируя подо мной. — Я легко приспосабливаюсь.
Одним быстрым движением я поменял наше положение так, что оказался на спине, а она — на мне. Она удивленно вскрикнула, когда я поднял ее вверх по торсу, по груди, пока ее киска не оказалась над моим ртом.
— Кофе на прикроватном столике, — пробормотал я, целуя ее аккуратно подстриженные кудряшки. — Завтрак подождет. — Когда она попыталась опуститься к моему рту, я удержал ее, чтобы она не могла дотянуться, и она разочарованно дернула бедрами. — И я планирую трахнуть тебя в душе. — Мой язык слегка коснулся ее клитора, заставляя ее дрожать и стонать надо мной. — Но сначала ты кончишь на моем лице.
Обхватив руками бедра, я потянул ее вниз и жадно впился ртом. Галлея вскрикнула, выгнула спину, а ее колени обхватили мою голову и зарылись в подушку. Я погружал в нее язык голодными, порочными движениями, прижимая ее к себе, а она вцепилась обеими руками в изголовье и билась о мое лицо.
Я поглощал ее, как последнюю еду в своей жизни, словно зная, что она навсегда останется самым бесценным деликатесом, который я когда-либо пробовал. Она была отзывчивой, готовой отдать мне контроль и позволить делать с ней все, что я захочу.
Даже разбить ей сердце.
Она всегда быстро кончала таким образом, поэтому прошла всего минута, прежде чем она задрожала, задыхаясь и трепеща, а ее руки ухватились за мои волосы и крепко сжали их. Я сильно присосался к ее клитору, язык скользил по нему, и она разбилась вдребезги, как стекло, простонав мое имя, умоляя о большем, и рухнула на меня сверху, уткнувшись лбом в изголовье кровати.
Я не дал ей времени прийти в себя, выскользнул из-под нее и поставил на четвереньки. Приподняв ее за бедра, я стянул боксеры с бедер, и мой член вырвался на свободу, с уже выступившей спермой на головке и пульсируя от потребности.
Я встал на колени позади нее, пока ее руки сжимали одеяло, а лицо лежало на подушке, провел моей набухшей головкой вверх и вниз по ее скользкому входу.
Она стонала, упираясь в меня своей задницей, жадная и требовательная.
— Рид…
Мое имя на ее губах всегда пробуждало во мне зверя, первобытное, собственническое чувство, которое пронзало меня насквозь, разжигая огонь в моей крови. Я врезался в нее, и костяшки моих пальцев побелели, когда я впился в ее тонкую талию.