Старт
Шрифт:
Сын празднует свой двадцать первый день рождения в лавине.
Вот она, свобода! Один, в тесной снежной келье.
Владыка белых снов.
Приходит ключник со связкой звенящих ледяных ключей. И сам становится заключенным. Теперь их двое — юноша и ледяной человек.
Снова ты не один. Снова должен отстаивать себя.
Ледяной человек прижал тебя к снежной стене:
— Нетерпеливое желание жить мешает ощутить вкус жизни.
Ты мучительно напрягаешься, но не можешь вспомнить, чего же ты хотел, куда спешил.
Ледяной человек окружает тебя белой мглой, ты коченеешь:
— Ты спешил прийти ко мне пока еще молод!
Не все ли равно — умереть молодым или старым? Уходя из жизни молодым, ты теряешь жизнь. Живя, теряешь юность. Не все ли равно? Рано или поздно ты приходишь к ледяному человеку.
Нет, не все равно. Истинная юность не переносит полуриска, полумер — ей не нужна половинчатость.
— Жизнь кажется тебе короткой? — спрашивает ледяной.
Но чем серее и скучнее, тем длиннее. Предпочитаю насыщенную напряженностью краткость.
В сущности, каждый шаг — шаг к смерти. Зависит и от шага: от дерзновенного шага путь к смерти короче, но остается живая память. А если шаг сторожкий, опасливый, расстояние до смерти удлиняется, но забвение ближе. Выбирай! Напрямик или кружным путем?
— Ты выбрал за меня. У меня уже нет выбора. Поздно.
Рано или поздно безвыходность настигает тебя. Лучше сразу. Ведь это страшно — ежедневно, капля за каплей утрачивать себя, черта за чертой, улыбка за улыбкой. Медленно свыкаться с этими утратами. Старение, эта кража самого себя, идет быстрее, чем можно вообразить. И в какой-то момент ты сознаешь, что ограблен до последней клеточки и ничего не осталось от тебя.
— Теперь ты слишком совершеннолетен! — замечает ледяной человек.
И ты вдруг вспоминаешь.
Тебе двадцать один год. Неужели ты сдашься?
Бранко задыхается. Ледяной человек — это он сам.
Конвульсивно стискивая кулаки, он начинает единоборство с самим собой. Бьет самого себя, стремясь освободиться, разбить ледяную броню.
Только он сам может восстановить свое кровообращение.
Еще одно последнее усилие.
Он уже предощущает свободу.
Наконец-то! Один палец пошевелился. Жив!
Просверлено отверстие в снежном скафандре.
Капля света.
Еще, еще немного.
Он пробивается, тащится, сгибается, полузадушенный выбирается из ледяной скорлупы.
Простор!
Он свободен от своего ледяного двойника.
Трудно быть матерью — трудно быть сыном
Бранко летит вниз по склону. Пересекает лавину. Скорей, домой, на день рождения, обнять маму…
Вот куда с таким нетерпением спешил он всю свою жизнь. Домой! К своей настоящей матери, к такой, какой он хотел бы видеть ее.
Нежные слова душат его, ни один сын не говорил своей матери таких. Он скажет! Иначе прекратится
Могилы родителей учат нас нежности.
Совершеннолетний Бранко возвращается к матери из снежной могилы, научившись нежности. Он хочет поблагодарить ее за то, что отпустила его в эти опасные горы. Встать перед ней на колени с чувством сыновней признательности за то, что не остановила его, отпустила в судьбу — в белизну лавины.
Почему он ушел из дому так, а не иначе?
Теперь он все понимает, он лихорадочно строит в памяти последний вечер, совсем в ином варианте. Он представляет себе, как стучит в дверь маминой комнаты, чтобы по-человечески проститься с ней, а не убегать, как вор, укравший материнские надежды.
— Мама, я ухожу.
— Я поняла. — И мама подает ему теплый пирог, который он с детства любил.
— Ты меня отпускаешь, мама? — Он изумлен. — Ведь там лавины! Ведь там страшно.
— Страшнее будет, если я насильно заставлю тебя остаться!
Наконец-то. Она празднует свое материнское совершеннолетие.
— Мама! Одно слово — и я останусь! — Бранко охватывает внезапная надежда, что она остановит, спасет. Но она уже не останавливает.
Ее мальчик уходит навстречу своей судьбе и оглядывается назад.
Она застыла на пороге, недвижная, иссохшая, подобная черному дереву в белый вечер.
Мать сына, который погибнет.
Снежный поцелуй
Борьба с лавиной освободила его от комплекса «маменькин сынок». Раскаявшись, осознав свою незрелость, он чувствует, что спешит спасти мать от беды.
— Мама! Подожди! Я иду!
Там, в долине, родной дом, сгорбившийся и одинокий, как мама. Только сейчас он заметил, как обветшал этот дом, словно хозяин давно оставил его. Надо все укрепить, починить крышу, чтобы было ясно, что в этом доме есть сын! Юноша бежит, дыхание прерывается. Нет, это не он, это мама задыхается.
— Мама, я вызову врача! — беззвучно кричит он.
Еще несколько шагов.
Ноги тяжелые, ледяные. Едва поднимаются. Напрямик. Вперед. Ледяные блоки ступней крошат ледяную корку на воде. Последний шаг.
Сквозь заиндевевшее окно — комната. Этажерка с любимыми книгами по электронике. Книги знаменитых альпинистов — «Аннапурна», Тенцинг «Человек с Эвереста». Его кумиры. У стены — альпеншток с веревкой.
Снежа в белом кружевном платье, длинном, до земли. На черных волосах — прозрачная фата, словно снежная пелена. Мать в черном торжественном платье. Рядом — его друзья во главе с Деяном. Какие они смешные в нарядной одежде!
Не хватает только его!
Посреди стола — торт с двадцатью одной свечкой. Все на разноцветных пластмассовых подставочках. Мать дрожащей рукой зажигает их одну за другой.