Старт
Шрифт:
— Как у монахов безбрачие? — бросает Насмешник.
— И диета — как у монахов, — отвечает Поэт.
— Потому ты и в альпинисты пошел? — спрашивает Мерзляк.
— Может быть, ты музу надеешься встретить на скалах? — уточняет Насмешник.
— Последнее время все говорят о каком-то новаторстве. Поэты ищут! И что они ищут? — недоумевает Горазд.
— Значит, потеряли, если ищут! — решает Никифор.
— У наших поэтов «ищу!» как у Архимеда «эврика!» — замечает Асен.
— Поиск замещает нахождение! — пытается
— Вот ты, например, что ищешь? — Никифор снова обращается к Поэту.
Они сами словно обыскивают его душу. Но Поэт наивно поддается этому перекрестному допросу и отвечает:
— Я ищу неведомые до сих пор слова. Неведомые образы. Ищу пути к новому мышлению. Возможно, я никогда не найду. С меня довольно и того, что я в поиске…
Это звучит как непонятный язык. Наивный автор сконфуженно смолкает. Асен формулирует неожиданно:
— Такие личности, как ты, явное доказательство того, что мир построен не по математической модели!
— «Неведомые слова»! Легкомыслие какое-то! — произносит вожак.
— Чаще, перечитывай Смирненского и Вапцарова! — наставляет Никифор.
— Благодарю за науку! — Поэт ударяет по струнам.
— Спаси нас боже от учителей! Их у нас вдвое больше, чем творцов! — вмешивается молчавший до сих пор Скульптор.
После нашей дружеской критики Поэт, как после стиральной машины, весь выкручен и высушен. Едва ли ему скоро придут в голову новые интеллектуальные изыски.
— Сочини-ка нам стихотворение в рифму, чтобы петь было можно! Хватит с нас подтекста! — ободряет его Суеверный.
— Когда нет текста, есть подтекст! — вставляет Насмешник.
— Не всякий умеет в рифму! — присоединяется Бранко.
И, переломив себя, чтобы не терять контакта с группой, Поэт запевает куплеты, искренне радующие всех нас. Еще недавно он пел монотонным речитативом, а теперь ударяет по струнам в ритме тирольской песенки; он поет о том, что всюду нас поджидают лавины: и на работе, и в городе, и даже в любви. И мы хором подхватываем припев, в котором говорится о том, что не надо отчаиваться, надо идти вперед и вперед!
Настроение наше резко поднимается. Песня заглушила вой бури снаружи, словно сама стихия отступила перед нашим дружным хором. Вот какой поэт нам нужен. Мы хлопаем его по плечу.
— Браво!
— С такой песней — хоть на край света! — восклицает Горазд.
А Поэт принимает наши похвалы и улыбается грустно и стыдливо — он стыдится такого успеха.
В душе поэта обитает неведомый
Как бы то ни было, если ты настоящий поэт, ты переможешь непонимание и из грубой руды подобных разборов извлечешь некий живой атом, взорвешь его в себе и создашь новый мир.
А мы, самодовольно воображающие, что исполнили свой дружеский долг, растрясли тебя, мы
— Ну вот как ты пишешь? — вопрошает ненасытный Горазд.
Вечный вопрос любителей поэзии.
— Не знаю… Если бы знал, наверно, перестал бы писать…
— Но ты же пишешь! Как же ты можешь не знать! — Димо не терпит парадоксов.
— Это не я пишу, это другой, — серьезно произносит Поэт.
— Кто же? Может, тот, кто устроил бурю снаружи? — подмигивает нам Насмешник.
На миг мы смолкаем, вслушиваясь в свист ветра.
— Может, и он. Но, во всяком случае, не я! — стоит на своем Поэт.
— Вот тебе и раз!
— Как это?
Сборное существо МЫ органически отторгает любое чувство неопределенности, необъяснимости, смущающей таинственности. Для того мы и соединились в группу, чтобы противопоставить слепым неведомым силам коллективный разум.
Одиночка — игрушка случайных ветров. В его глазах мир непостижим и необъясним. Но если подобное чувство прокрадется в группу, оно подточит сами устои группового объединения. Поэтому мы инстинктивно противимся любым поползновениям такого рода.
Поэт неловко объясняет:
— Ну вот… Например… Утром я встаю с абсолютно пустой головой. Хлопнешь по затылку — эхо раздастся. И никаких тебе стихов. А днем что-то вижу, что-то слышу, что-то переживаю, и вдруг приходит в голову!.. Не я пишу — случай пишет!
Никифор протестует с точки зрения науки:
— Никаких случаев не бывает! Случайность — точка, где пересекаются две закономерности.
В спор вступает философ Асен:
— Да нет же! Случайность существует. Но ряд случайностей уже не случаен.
— Как это понимать? — Вожак вслушивается в разговор.
Асен пытается растолковать ему:
— Например, плохая погода. Чистая случайность. Но все вместе: отсутствие Деяна, плохая погода, наша общая неподготовленность, споры — это уже не случайно!
Задумчивое молчание. За окном — новый порыв бури. На мгновение нас охватывает ясновидческое предощущение нашей судьбы: она там, в снегу… Но мы здесь для того, чтобы отбросить опасения и вопреки всему двигаться вперед.
— Прекратится ли буря? — спрашивает Суеверный, припадая к окну.
— Составь гороскоп на эту тему! — советует Насмешник.
— Я с утра — в путь, а вы, пожалуйста, гадайте на кофейной гуще! — заявляет Горазд.
— И я! — присоединяется Бранко.
— И я! — кроткой твердостью звучит голос Зорки.
— И я! — откликается Андро.
— Мы все пойдем!
А Поэт продолжает отвечать самому себе:
Нет, это не я пишу. Если бы это был я сам, я мог бы самонастраиваться, как старый, хорошо изученный инструмент.
Пишет кто-то другой, неведомый и непокорный.