Старуха 4
Шрифт:
— И-14?
— И да, если сможешь, то устрой утечку информации о том, что в эти машины мы вместо бензина льем чистый этот… как его, МТБЭ.
— И зачем? У него же октановое число под сто тридцать, на нем моторы с такой компрессией можно сделать…
— Мне Вера Андреевна растолковала: да, октановое число важно. Но вот энергии в этом эфире куда как меньше, чем в бензине. Про МТБЭ немцы наверняка уже знают, наверное уже десять раз проанализировали тот бензин, который им Вера подсунула. Но вот про то, что мотор на этом эфире будет вдвое слабее бензинового, скорее всего они еще не знают.
— Так ведь узнают скоро!
— Узнают, потратив много времени на изготовление нужного мотора и выработку эфира. Много времени и средств.
— Разве что
— Через неделю после завершения маневров, ты понял?
— Чего уж тут непонятного… сделаем. Вот за что Старуху люблю, так это за тихие гадости, которая она врагам нашим устраивает. И ведь не придерешься, она все честно делает!
— А чем она сейчас занялась? Мне сказали, что в университете ее уже вторую неделю не видели…
Глава 21
В университете вторую неделю никто не видел не только Веру: Александра Васильевна Новосёлова тоже «куда-то пропала». То есть обе женщины пропали, хотя почти каждый на их кафедрах знал, что они «уединились» на Лабораторном заводе. С толпой разных инженеров «уединились», и в одной из лабораторий завода (точнее, в коридоре у двери в лабораторию) шум стоял как на каком-нибудь митинге к годовщине революции. По крайней мере криков «ура» там звучало не меньше…
На кафедру к Вере Саша зашла не просто со скуки, а чтобы сообщить о том, что из Красноярска привезли образцы нужного кремния и можно было начинать следующий этап очень непростой исследовательской работы. Правда, когда химики подошли к двери лаборатории, в которой теперь лежали упомянутые «образцы», Саша все же спросила:
— А мы не облучился там? Все же пластину из атомного реактора достали.
— Саш, ты же у нас вроде химик…
— А это радиация!
— Я про другое, ты же число Авогадро помнишь? Так вот, в реакторе кремний-тридцать один, схавав нейтрон, превращается в радиоактивный кремний-тридцать два.
— Я об этом и говорю!
— Ну да, а тридцать второй полураспадается за два с половиной часа. То есть за сутки этого радиоактивного остается в тысячу раз меньше, за двое суток — в миллион раз меньше. А за десять суток, которые эти образцы к нам везли, распалось в миллиард раз больше атомов, чем их было в каждом моле. Проще говоря, с вероятностью меньше одной миллиардной, гораздо меньшей, в образце остался очень одинокий радиоактивный атом. У тебя чистота этого кремния какая была?
— Не меньше шести девяток, скорее даже не семь, а восемь…
— То есть имеется вероятность, что где-то стомиллионная доля примесей тоже превратилась в какую-то гадость — но и в этом случае радиоактивность гранитных бордюров тротуаров на нашем заводе будет на порядок выше. Ты же не боишься по тротуарам ходить? Пошли работать!
А работа была очень интересной и довольно важной. То есть Вера Андреевна знала, насколько важной была эта работа, а для остальных участников инициированного ею исследования она просто интересной была, все же сделать прибор получше буржуйского купрокса и тем самым утереть всем буржуям нос было очень заманчиво. И кое-что уже разработчикам сделать удалось — но на пути создания действительно массового прибора стояло несколько преград чисто «химического» свойства. И первой преградой, которую все сочли практически непреодолимой, было получение кремния с равномерным распределением нужных примесей. Потому что нужны были только нужные примеси, а ненужные — не нужны совершенно!
И выяснилось, что изготовить абсолютно чистый кремний куда как проще, чем получить материал, равномерно заполненный нужными примесями. То есть целиком заполненный, небольшие кремниевые диоды в лаборатории делались уже довольно массово и они даже использовались в радиолокаторах самолетов — но там токи измерялись миллиамперами, а купросы выпрямляли уже многие амперы. А электровозах уже применялись выпрямители селеновые, но и с ними были проблемы: используемые технологии давали слишком большой разброс допустимых напряжений пробоя и селеновые
Почти два года потребовалось на то, чтобы определить требуемую «выдержку» куска кремния в реакторе, но наконец все исследования в этом направлении были закончены и нужные образцы попали в лабораторию. Которая больше походила на какой-то сказочный завод — столько всего было напихано в очень немаленький зал. И всё напиханное для завершения работы оказалось совершенно необходимым. Сначала на отполированную пластину кремния, насыщенного в требуемой степени фосфором, методом газового осаждения в вакууме нанесли тонкий слой того же кремния, но уже вперемешку с индием — для чего под луч электронной пушки подсунули покрытый тонким слоем индия стерженек из химически чистого кремния. И этот этап инженеры лаборатории провели без присутствия Саши и Веры — а вот следующие этапы без них уже не обошлись, поскольку далее шла «чистая химия».
На пластину с обеих сторон нанесли тонкий слой золота, затем гальванически осадили уже толстый (микрон в двадцать) слой серебра, далее с помощью электрохимии «приварили» медные проволочные контакты — и этим занималась Саша. А последний этап провела Вера: полученное изделие она «упаковала» в металлокерамический корпус, используя специально разработанный ею для этих целей клей. И когда все «подготовительные» этапы были закончены, инженеры приступили к «настоящим испытаниям» — а Саша и Вера буквально с дрожью в руках следили за результатами. Изделий на первом эксперименте было изготовлено двадцать четыре штуки, и все они подверглись жесточайшим «пыткам» — но когда пытки закончились и все двадцать четыре прибора были отправлены Верой в помойку, как раз крики «ура» и раздались: результаты испытаний показали, что все диоды пропускали без повреждений ток в пределах полутора сотен ампер, выдерживали обратное напряжение до пятисот вольт. Но главным достижением все сочли то, что разброс параметров всех диодов составил менее десяти процентов — то есть в серийном производстве можно было гарантировать стабильность параметров всех изделий.
— Ну, что скажешь? — с сияющим от радости лицом спросила Саша у старой подруги.
— Да ничего нового не скажу. То есть скажу, конечно: ты мне списочек всех твоих сотрудников, кто по теме работал, принеси. Будешь им потом ордена раздавать, ребята точно заслужили. А тебе дам один очень полезный совет: ты на костюм свой парадный изнутри над карманом нагрудным пришей такую тряпочку брезентовую. Или лучше из парусины, которая «лён с лавсаном», она попрочнее будет.
— Зачем?!
— А затем, что ордена тяжелые, и без такой подкладки они тебе костюмчик точно порвут. Или ты думаешь, что у тебя получится от очередного ордена Ленина отмазаться? Даже не надейся!
— Вер, я знаю, что ты по статуса «Знак почета» сама раздавать вправе, но насчет ордена Ленина… думаю, не стоит начальство из-за этого пустяка беспокоить.
— Я теперь — в порядке исключения — могу и «Трудовое Красное Знамя» вручать, но вопрос не о том. Ты просто не представляешь, какой ты совершила прорыв в технологиях! А я вот представляю, и считаю, что ты орден Ленина, конечно же, не заслужила. Тут Герой Соцтруда минимум! Да, а ребятам своим скажи, когда они праздновать закончат: это только самое начало работы сделано, а на следующих этапах… пусть сначала отработают технологии широкой серии диодов, с самыми разными параметрами по напряжению пробоя, току, мощности и рабочей частоте, я тебе завтра списочек того, чего промышленности нужно скоро будет, передам. А потом — ты пока им не говори, может они и сами догадаются, но это вообще не к спеху — по этой технологии можно и усилительные приборы делать, на замену радиолампам. И с такими приборами можно будет сделать радиоприемник, например, который просто в карман поместится. Или радиостанцию для самолета весом в килограмм…