Стать человеком
Шрифт:
После свадьбы — а она состоялась, когда Ковача выпустили из училища, присвоив ему звание «лейтенант», — его назначили в часть, расквартированную в селе Надькевешд, «Не беда, — решила Ева, — это даже неплохо — на несколько месяцев переменить обстановку. Потом мы переедем в Будапешт». Так и договорились с родителями. Отец Евы, старший инженер одного из столичных проектных институтов, очень обрадовался браку дочери, так как довольно быстро полюбил Петера.
— Постарайтесь жить поэкономнее, — напутствовал он молодых, — хоть в провинции жизнь намного дешевле, а когда вернетесь в столицу, мы купим вам кооперативную квартиру. Я дам вам на это двадцать тысяч форинтов.
Но несколько месяцев службы в провинции растянулись сначала на год, а потом и на два. С каждым днем провинциальная жизнь становилась для Евы все более невыносимой. Теперь она даже себе не могла объяснить, каким образом дошла до такого состояния, когда ей стало прямо-таки невмоготу...
Первые недели прошли как в волшебном сне. В военном городке жило около тридцати офицерских семей и множество холостых офицеров. Все они приняли красивую молодую женщину с исключительным радушием. Особое очарование придавала Еве ее причастность к загадочному артистическому миру, ведь она долго вращалась в нем. Чуть ли не каждый день их приглашали в гости, и Ева, которую переполняла радость, с затаенным трепетом и любопытством знакомилась с жизнью, дотоле совершенно ей не известной.
В первые недели она и впрямь не понимала, что окунулась в неведомый ей мир, только чувствовала, что люди, с которыми она встречалась, живут какой-то особой, напряженной жизнью, однако не придавала этому никакого значения. Не замечала она и озабоченности на лицах офицерских жен, невольно или сознательно скрываемой под милыми улыбками. Она видела только радостные лица. Довольно симпатичными казались ей и немного шумные офицеры, которые делали ей комплименты, пили за ее здоровье и слегка подтрунивали над Петером, всегда очень остроумно защищавшимся.
Однажды она решила сделать Петеру сюрприз — приготовить для него фаршированного цыпленка. Стряпала она еще плоховато, хотя охотно училась кулинарному искусству и даже находила в этом удовольствие. И теперь, внимательно изучив рецепт по кулинарной книге, Ева посчитала его слишком сложным и решила обратиться за советом и помощью к жене Шарди.
Клара, пухленькая блондиночка, встретила ее очень радушно, хотя обычно выглядела крайне озабоченной. Правда, и сейчас на ее бледном, почти бескровном лице лежала печать усталости, под глазами темнели круги. Врывавшиеся через окно лучи яркого весеннего солнца еще резче подчеркивали это.
— Клара, что с тобой? Ты больна?
— Нет, просто немного устала. Входи, пожалуйста. — Жена Шарди широко распахнула дверь и пригласила Еву в сверкавшую прямо-таки стерильной чистотой кухню.
— Я ненадолго, — сказала Ева, присаживаясь на табурет, — Задумала приготовить фаршированного цыпленка, но не знаю как.
Клара оперлась на кухонный шкаф, поправила густые светлые волосы и, скрестив полные руки на пышной груди, принялась объяснять порядок приготовления блюда. Слушая ее, Ева заметила, что слова слетали с красивых, но бледных губ Клары машинально, а мысли витали где-то далеко-далеко. «Либо она больна, либо у нее что-то случилось», — решила Ева, поблагодарила за совет, однако с места не двинулась. Она ободряюще поглядывала на смущенную соседку, но та отвечала ей лишь жалким подобием улыбки.
— У тебя какие-то неприятности, Клара? — спросила Ева участливо. — Ты только скажи, я охотно помогу тебе.
Клара ответила не сразу. Она поднесла руку к своему пухленькому подбородку, нежно погладила его, а потом, закрыв глаза, тихо произнесла:
— Как ты решилась стать женой военного?
Ева сначала не поняла вопроса.
— Бедняжка! Ты даже не знаешь, что ожидает тебя в будущем. — Клара оторвалась от шкафа и села напротив. — Неужели ты не видишь, как мы живем?
— А что я должна видеть? — спросила Ева с трепетом и, глядя в скорбное лицо соседка, почувствовала себя так, как в детстве, когда вместе с другими детьми они сидели на берегу Дуная и рассказывали друг другу страшные сказки. Забыв о цыпленке, она решила наконец выведать все то тайное, что скрывалось за лучезарными улыбками офицерских жен.
Но соседка, словно устыдившись того, что сболтнула лишнее, поторопилась смягчить неловкость ситуации своей вялой улыбкой:
— Глупости я говорю, не слушай меня, дорогая. Дура я, да и только.
И потом, как Ева ни пыталась узнать причину столь странного поведения Клары, та замкнулась и так ничего и не сказала. Духота усиливала чувство беспокойства, и Ева едва дождалась возвращения Петера. После ужина она рассказала обо всем мужу.
Ковач внимательно выслушал ее, закурил и принялся за кофе.
— Понимаешь, Ева, — начал он, когда жена наконец замолчала, — пора тебе кое над чем задуматься. Служба в провинциальных гарнизонах ставит офицерских жен действительно в нелегкое, а подчас прямо-таки в затруднительное положение. Разумеется, причин для этого много, но нет никаких оснований впадать в отчаяние, если мы с тобой постараемся понимать друг друга...
— Можешь спокойно говорить все, — прервала мужа Ева.
— Ты только не волнуйся, дорогая... Как бы тебе получше объяснить? Вся беда в том, что у офицерских жен слишком много свободного времени и они постоянно друг у друга на виду. Устроиться на работу здесь почти невозможно, да и развлечений никаких нет, вот они от скуки и сплетничают друг про друга. У офицеров же, их мужей, свободного времени слишком мало, да и домой они приходят совсем уставшими...
И действительно, свободного времени у Ковача с каждым днем становилось все меньше и меньше: вставал он все раньше, иногда на заре, а домой возвращался все позже. Летом, во время полевых учений, они не виделись неделями, а осенью, с приходом в часть молодого пополнения, свободного времени стало оставаться и того меньше.
Ева все чаще сидела дома одна. Пробовала ходить к соседкам, но ей это быстро надоело: общих интересов у них не оказалось, а выслушивать бесконечные жалобы и причитания наскучило. Каждую женщину они разбирали по косточкам и с каким-то нездоровым интересом копались в чужих жизнях. Вскоре Ева узнала, у кого какие долги, кто из женщин неряха и грязнуля, у кого сколько полотенец, постельного белья, кто что ест на ужин.
Короче говоря, она досконально познала окружавшую ее действительность, и это повергло ее в отчаяние. Нет, она не хотела так жить. Лучше оставаться незамужней и жить в одиночестве, чем смириться с нравами, царившими в городке. Однако одиночество действовало ей на нервы. И хотя ее любовь к Петеру не ослабла, но она каким-то образом изменилась. Когда мужа не было дома, Ева очень скучала, когда же он был рядом, они часто ссорились. Причиной всему, как она считала, был сам Петер: он никак не соглашался перевестись в Будапешт... Ночью они обычно мирились, а на другой день все начиналось сначала.