Стать человеком
Шрифт:
Эндре вспомнил дядю Кальмана. Прошло два года, как они виделись в последний раз. Сейчас он с удовольствием поговорил бы с ним. Несчастный человек! Думает, что знает жизнь, а на самом деле разбирается в ней, пожалуй, меньше Эндре. Собственно, в жизни никто не разбирается как следует, люди только думают, что все понимают. А он, Эндре, так не думает, он знает, что круглый идиот, и соответственно этому ведет себя.
Эндре зябко поежился. В спальне уже выстыло, и, когда одеяло сползло, он коленками почувствовал холодный воздух.
Нужно было отпроситься в отпуск. Чего доброго, Жока в дороге застрянет, увязнет в снегу или же свалится в какую-нибудь яму. А может, у нее хватило ума и она не поехала на ночь глядя. Потерять сестру? Нет, ни за что. Ведь это означало бы утрату единственного друга. Хорошо бы уговорить ее бежать из дома. Но Жоке не надо никуда бежать: она и так, на законном основании может поехать к тетке Ольге в Париж.
Повернувшись на бок, Эндре подтянул ноги и размечтался. Что только не промелькнуло перед его мысленным взором! Он видел освещенное ярким солнцем море, неизвестные острова с причудливыми скалами, аэропорты, автомобили разных марок, огромные города, бурлящие толпы людей, почти обнаженных девушек и женщин в модных платьях. Потом он увидел себя лежащим на песчаном берегу. Он нежился в лучах теплого солнца, а ноги его приятно ласкали набегавшие на песок волны. Рядом с ним лежала девушка. Эндре не знал ее, но она любила его чистой, преданной любовью. Нет-нет, совсем не так, как Дьерди. В любовь прекрасной незнакомки можно было верить, а чувство Дьерди было таким ненадежным...
Собственно, она основательно надула его, корча из себя скромницу и недотрогу. На самом деле все обстояло не так...
— Оказывается, ты уже не девушка, — сказал ей как-то Эндре.
— Но до тебя у меня никого не было. Не веришь?
— Придется поверить, если ты так утверждаешь. Только, кажется, ты меня обманываешь.
— А я говорю, что не обманываю, осел ты этакий.
— Вальтер рассказывал, что вы часто играли с ним в любовь.
— Только раз. Но неожиданно пришел его отец. Я так испугалась, думала, что умру от страха.
— Ну и что же ты сделала?
— Спряталась под кровать, а Вальтер начал заикаться...
Прекрасная незнакомка, выдуманная фантазией Эндре, не стала бы прятаться под кровать. Та действительно будет принадлежать только ему, одному ему! И будет очень любить его. Ведь до сих пор его по-настоящему никто не любил — ни мать, ни отец. Мать — потому что уже никого не любит, даже самое себя: из-за огромного количества потребляемых ею лекарств чувства у нее, видимо, атрофировались. Ребята в школе не любили его потому, что он сын известного писателя. А разве в этом была его вина? Он ведь никогда не просил преподавателей делать ему поблажки. Не просил их об этом и его отец. Но они их все-таки делали.
...А теперь ему не верит даже Антал Штольц.
— Все от тебя самого зависит, — говорит он обычно.
— Что именно?
— Мягкое отношение к тебе офицеров.
— Так что же, по-твоему, я просил их об этом? Дурак ты! Да я был бы рад, если бы меня оставили в покое.
— Неужели ты не понимаешь, что именно за это тебя и не любят ребята? Сколько раз тебя назначали в наряд на уборку двора, мытье коридоров, на склад — словом, на грязные работы?
— На работу назначают офицеры. Я тут ни при чем. Я не прошу у них снисхождения. Что же, по-твоему, я должен пойти к лейтенанту Ковачу и попросить его послать меня мыть полы, грузить дрова и уголь, а потом заставить его во всеуслышание крикнуть, чтобы меня все любили? Ты тоже что-то не очень рвешься мыть полы в коридоре. Так что же меня учишь?
— Дурак ты!
— Возможно. Но почему ты учишь именно меня? Разве я виноват, что мой отец — известный писатель и депутат Государственного собрания? Разве я виноват, что командир нашего отделения младший сержант Бегьеш да и другие офицеры, за исключением Ковача, разговаривая со мной, всегда помнят о моем отце? Отцов, как тебе известно, не выбирают, значит, никакого преступления я не совершал. А ребята пусть воспитывают не меня, а тех, кто по собственному желанию делает мне какие-то поблажки...
«Вот прекрасная незнакомка сразу признала бы мою правоту...» — мелькнуло в голове у Эндре.
Кто-то тронул его за. плечо, хотя он не слышал ни скрипа открывшейся двери, ни звука шагов подошедшего солдата.
— Варьяш, вставай!
Кажется, он все-таки задремал. Он вскочил с кровати и узнал дежурного по роте Чонгради:
— Что случилось?
— Быстро одевайся и отправляйся к дежурному по части.
— Зачем?
— Не знаю, только поторопись.
Теряясь в догадках, Эндре быстро оделся. Надо бы зайти в умывальник. Что же все-таки произошло? Он вспомнил о Жоке. Наверняка с ней что-нибудь случилось. От волнения его бросило в жар. «Только не волноваться, — мысленно убеждал он себя. — Спокойно. Если что-то случилось, то делу уже не поможешь, значит, нечего и растравлять себя».
Он хотел было заправить койку, но дежурный все торопил:
— Иди, иди! Твою койку заправит Штольц.
Их шепот разбудил Бегьеша.
— Что вы там делаете? Спать мешаете...
Дежурный доложил младшему сержанту о случившемся. Бегьеш сел на койке, протер заспанные глаза:
— Зачем его вызывают?
— Не знаю.
В темноте они не видели друг друга, но Эндре догадался, что Бегьеш наморщил лоб и задумался.
— Убирайтесь оба! — наконец выпалил младший сержант, натягивая на себя одеяло.
Ветер был настолько силен, что чуть не сбил Эндре с ног. Подавшись вперед всем корпусом и опустив голову, он направился к штабу полка.
Дежурный по части капитан Шарди с нетерпением ждал его.
— Наконец-то вы явились, — сказал он, увидев Эндре, — я было подумал, что не дождусь вас до скончания века. — И он показал ему на стул: — Садитесь, расстегнитесь или снимите шинель, а то вспотеете.
В комнате дежурного было действительно жарко. Капитан вытер вспотевший лоб, не обращая внимания на Эндре, снял телефонную трубку и попросил дежурного телефониста соединить его с дежурным по министерству обороны. Потом он положил трубку, закурил и стал молча ходить взад-вперед по комнате.