Стать человеком
Шрифт:
Теперь Ева скучала все чаще. Скука невольно пробуждала в ней смутные желания, уводила в мир грез. Долгими осенними вечерами, стремясь освободиться от скуки и однообразия, она садилась у теплой кафельной печи и искала спасения в воспоминаниях или мечтах. В окна ударялись холодные капли дождя, пронзительно свистел ветер, а она сидела и ждала Петера, предаваясь мечтам, разумеется светлым и радужным. Она верила в то, о чем мечтала. Верила, что талантлива и только ради Петера пожертвовала искусством. Одно за другим оживали в памяти события прошлого, с приятным трепетом вновь и вновь переживала
Появление в семье Питю, родители которого погибли в автомобильной катастрофе, немного скрасило ее одиночество. Вскоре и она, и Петер полюбили живого, смышленого мальчика. Через него они познакомились с Марикой, и молоденькая учительница внесла, хотя лишь на время, что-то новое в их жизнь. Однако свободного времени у Марики было очень мало, и они встречались с ней довольно редко. Но когда они бывали вместе, Ева сразу оживала. Она много рассказывала о кино, о жизни богемы и о многом таком, чего в действительности никогда не было. Естественно, главной героиней всех этих историй была сама Ева, симпатии которой домогался кто-нибудь из известных актеров. Вот это была жизнь! Летом — курорты в Тихани или Шиофоке, зимой — Кекеш, по вечерам — бесчисленные бары и театры... Фантазия Евы не знала границ.
— Долго я здесь не выдержу, — пожаловалась она как-то Марике. — В провинции жить просто невозможно.
— Миллионы людей живут в провинции и даже в худших условиях, чем мы.
— Это меня не интересует. Значит, они рождены для такой жизни, а я — нет.
Марика понимала Еву и жалела ее, но помочь ничем не могла.
С приближением Нового года Ева острее, чем когда бы то ни было, почувствовала свое одиночество. «И это моя судьба? Вставать каждый день в шесть часов, готовить завтрак, стирать, заниматься уборкой. И так всю жизнь?»
Она мыла посуду. Жирная вода липла к ее покрасневшим, опухшим рукам. И Ева не выдержала — расплакалась.
Вошел Ковач. Остановился у стола и сразу обратил внимание на трясущиеся плечи жены:
— Ева!
Она молча всхлипывала и складывала посуду, не обращая внимания на мужа.
— Евочка, что с тобой? — Петер подошел к жене, обнял ее за плечи и нежно привлек к себе: — Дорогая, не надо так расстраиваться. — Он поцеловал ее в шею, а затем повернул лицом к себе: — Ну посмотри же на меня!
Ева после некоторого колебания подняла на него полные слез глаза. Сквозь щели плохо заделанных окон свистел ветер, стояла тишина, зловещая тишина. В это время темнело рано, и в комнате уже наступили сумерки.
Ковач долго смотрел с жалостью на жену и тихо сказал:
— Я люблю тебя и не хочу, чтобы ты чувствовала себя несчастной. Что мне сделать, скажи? Я ничего не могу изменить, служба отнимает много времени. Ты же видишь, что все свободное время я провожу
Ева немного успокоилась, перестала всхлипывать, ласковые слова мужа дошли до самого сердца, она чувствовала, как сильно любит ее Петер. Она прижалась к нему, как прежде, в первые месяцы их совместной жизни:
— Если любишь, увези меня отсюда.
— Я бы увез, но куда?
— В Будапешт, здесь я жить не могу. Посмотри на меня, я скоро погибну, я не выдержу одиночества. Нервы у меня совсем расшатаны. — Ева судорожно вцепилась в руку мужа: — Петер, я боюсь. Меня одолевают дурные предчувствия...
— Чего ты боишься? Тебя здесь никто не обижает. Со мной тебе нечего бояться. Я сумею защитить тебя.
— Нет, не сумеешь. Не сумеешь уберечь ни от злой клеветы, ни от одиночества...
— С тобой Питю и я. Скажи, тебе не приходила мысль заиметь ребенка?
— Нет-нет, я не хочу никакого ребенка... — испуганно ответила она.
В этот момент в дверь позвонили. Пришлось прервать разговор, о чем Ковач очень сожалел, так как чувствовал, что сейчас они смогли бы откровенно обсудить несколько важных для них проблем.
Пришел Питю. Он раскраснелся, одежда и обувь его были мокрыми, а глаза сияли от счастья.
— Есть хочу, — заявил он.
— Может быть, сначала поздороваешься? — Ковач щелкнул мальчугана по светловолосой голове.
— Целую ручки, я есть хочу. — Питю начал раздеваться, громко рассказывая о только что происшедшем инциденте. — Я ему так дал, этому Фери, что он аж крякнул. Знаете как?
— Понятия не имею, молодой человек, — сказал Ковач, глядя влюбленными глазами на раскрасневшегося мальчика.
— Показать?
— Потом, и не здесь, а в комнате. Сначала сними ботинки. Да побыстрее, а то простудишься. И набей их газетой, чтобы не ссохлись.
— Что будешь есть? — спросила Ева. — Вон там твои тапочки. Надень их и иди мыть руки. Господи, а что стало с твоими носками? Покажи-ка!
Мальчуган обнял Еву за шею и, смеясь, поднял ногу:
— Намокли, наверное...
— Да еще как! Снимай-ка их быстро!
Мальчуган еще крепче обнял Еву:
— Можно поцеловать вас?
— Садись и сними носки.
— Но я хочу поцеловать вас, от вас так приятно пахнет!
Ковач засмеялся, а Питю, не обращая на него внимания, принялся целовать Еву в лицо, шею и при этом громко смеялся.
— Ну, хватит... Снимай скорее носки...
Мальчуган зашел в ванную, а Ева отрезала кусок хлеба и намазала его маслом. «Я люблю Петера, но даже ради этой любви я не хотела бы жертвовать своей жизнью», — подумала она и решила, что сегодня же вечером обо всем договорится с ним, а если ей это не удастся, соберет вещи и уедет к родителям.
Питю, шаркая тапочками, вошел в кухню.
— Когда мы будем наряжать елку, тетя Ева? — спросил он, усаживаясь на табурет. Жадно откусывая от куска хлеба, он размахивал руками и топал.
— Завтра утром. Ешь спокойно. Никто у тебя не отнимет твой хлеб. Сколько раз тебе говорила: ешь не торопясь.
— Я очень,проголодался.
— Когда поешь, пойдешь в комнату, возьмешь задачник и решишь десять примеров.
— Сейчас же каникулы.
— Неважно.