Стать верным, или Опрокинутый ад
Шрифт:
Бармен: Но про веру, про настоящую веру, Вы практически ничего не сказали.
Старик: Если ты заметил, я нередко ссылаюсь на интуицию, ибо у меня не всегда есть жёсткие аргументы, подтверждающие верность выдвинутых положений. Но есть надежда на то, что высказанная мысль, пропущенная через себя, найдёт отклик в твоём сердце как некая безусловность. Я хорошо понимаю, что интуиция является основой веры.
Бармен: И однако ж Вы не ставите её в один ряд с этой триадой?
Старик: Не совсем так. Вера, безусловно, самое важное, что есть у человека. Но она может быть велика, а может быть мелка.
Бармен: Мелка, но при этом – с амое важное? Это как: мелко, но важно?
Старик: Сколь
Бармен: Ну, мы же в нашей стране живём без веры? Господствующей точкой зрения является атеизм.
Старик: Атеизм, хоть он и называется научным, – это всё равно вера. Вера в то, что Бога нет. Но в нашей стране раньше была идеология построения идеального государства, где от каждого по способностям и каждому по потребностям…
Бармен: …которая успешно развалилась…
Старик: Поэтому я и говорю, что вера может быть разновеликой. Но всё равно это то, что движет человеком. Я понимаю веру прежде всего как доверие, как доверие абсолютному и безусловному Богу. Это вера Авраама. Есть ещё один вариант веры: вера как дерзновение. Это вера Иакова. Лучше всего этот вариант веры обосновал, насколько я помню, Мартин Лютер: «Если не я, то кто?!» Он, правда, добавил необыкновенно смиренное и верное: «О, Господи!» [15] . Он был протестантом, но сказал правильные слова, и не сослаться на него как на первоисточник я не могу.
15
По сути своей, первоисточником такой веры – веры как дерзновения – я вляется патриарх Иаков, выкупивший у своего брата первородство за чечевичную похлёбку, ибо тот не способен был нести на своих плечах такой груз (см.: Быт. 25:29–34). И вот это: «О, Господи!» – существенно важно.
Бармен: Но ведь понятно, если потребуют обстоятельства, не рассуждая отдадите жизнь за свою веру?
Старик: Ты прямо как Жванецкий: «Вот если б все на мине подорвались, но об этом можно только мечтать!» [16] Как я себя поведу в той или иной ситуации, не знаю. Хотелось бы, чтобы не было никаких колебаний… Но ведь и бесы веруют, и трепещут (Иак. 2:19). Богу я доверяю, потому что Его люблю. А бесы – нет! Но до какой степени я Его люблю, проверяется только в горниле испытаний. И по-настоящему верует только тот, кто эти испытания прошёл. Поэтому «вера – любовь» вполне приемлемое отождествление.
16
«Военная кость» // Жванецкий М. Избранное. М., 2017. С. 224. (Библиотека всемирной литературы).
Бармен: То есть только любовь к Богу определяет веру?
Старик: С моей точки зрения – да! Или к идолу: «Динамо»-то, в конце концов, тот паренёк любил! А разделяешь ты эту точку зрения или нет – твоё дело! Но я также воспринимаю Бога как Истину и понимаю, что моя вера в Него не может восприниматься мною как ложная, – и наче зачем веровать? Я к этому выводу прихожу и путём рассудка, и путём сердечного восприятия Самого Бога – Он таков, и никак иначе.
Бармен: На свете так много различных религий. Вы не могли бы, может, даже не объяснить, а сослаться на некий разбор распространённых заблуждений: почему столь важны для самоидентификации адептов разных религий какие-то нюансы? Как они могут повлиять на суть взаимоотношений человека с другими людьми и Богом?
Старик: Я в данном случае могу опираться единственно на свой опыт и только предполагать, что думают и чувствуют другие. Я знаю, что они не могут принять Бога, Единого в Трёх Лицах, и Христа как Бога. А я не могу воспринимать Его иначе.
Бармен: Подобные вопросы возникают у многих, наверное, а ответы на поверхности не лежат. Равно как и мало желающих разбираться в нюансах чужих воззрений и заблуждений. Наверное, я наговорил массу глупостей…
Старик: Глупостей ты никаких не говорил. Наоборот, мне очень важно твоё мнение. Оно отражает помыслы значительной части наших людей, поэтому я и стараюсь отвечать не поверхностно. При этом я прекрасно понимаю, что всё, что я говорю, – это взгляд исключительно православного человека. Поэтому и к неприятию сказанного мною я отношусь спокойно: у другого другое видение.
Бармен: Интересно, как адепты одной религии воспринимают чужие убеждения? Утверждают ли они без обиняков: «Ваших богов нет! Только наш!»
Старик: По-моему, вполне естественно полагать Бога, в Которого веруешь, исключительным. Апостол Павел, например, считал языческих богов демонами: мы знаем, что идол в мире ничто, и что нет иного Бога, кроме Единого (1 Кор. 8:4). А, придя в Афины, от изобилия капищ возмутился духом при виде этого города, полного идолов (Деян. 17:16). Но при этом похвалил граждан за их богобоязненность. И, став Павел среди ареопага, сказал: Афиняне! по всему вижу я, что вы как бы особенно набожны. Ибо, проходя и осматривая ваши святыни, я нашел и жертвенник, на котором написано «неведомому Богу». Сего-то, Которого вы, не зная, чтите, я проповедую вам (Деян. 17:22–23).
Бармен: Но почему бы не принять то, что Он и есть Один, но явился разным народам в разном обличии и под разными именами и понят был несколько по-разному? По-моему, постоянное стремление разных религий стать первыми среди равных – это только тщеславие, гордыня и прочее… Кажется, что первой и стала бы именно та, которая перестала делить человечество на верных и неверных…
Старик: Бог действительно открывается каждому человеку и каждому народу в меру его понимания сути Божественного. Мы младенцу не вкладываем в ум догматические тайны учения о Пресвятой Троице, но по мере его возрастания открываем их, а поначалу учим его только крестному знамению и краткой молитве: «Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!». И просвещаем его простым принятием бытия Бога как Троицы, в основном рассказывая о Сыне Божием Иисусе Христе. Но упростить свою веру и, простите, кастрировать её в угоду тем, кто почитает Бога просто Единым, мы не можем. Тайна Святой Троицы открыта нам Самим Богом!
Бармен: А остальным не открыта?
Старик: Мы, в отличие от эзотерических учений, не скрываем того, что нам ведомо, от других, и всякий желающий может это узнать, но не всякое человеческое сердце способно вместить эту тайну. Они, неспособные принять тайну троичности Бога, не готовы соглашаться с нами, и в этом – достоинство их веры. Если я не считаю свою веру исключительной, я – попросту неверующий человек.
Бармен: А почему другие не способны принять Ваших взглядов, если они, как Вы полагаете, настолько очевидны и верны?
Старик: Ты музыку любишь?
Бармен: Да.
Старик: Какую?
Бармен: Тяжёлый рок.
Старик: А я – классику.
Бармен: Моцарта и Баха послушать тоже можно.
Старик: А многие твои друзья любят Баха и Моцарта?
Бармен: Нет.
Старик: А рок?
Бармен: В основном попсу они крутят…
Старик: А ты можешь им так рассказать о Бахе и Моцарте, чтобы они их полюбили?