Статьи из журнала «Сеанс»
Шрифт:
Меньше всего хочется восклицать, друг другом ужасаться и вообще реагировать эмоционально. В эту игру сыграли неглупые люди, и все они что-то такое имели в виду, иначе бы, конечно, не было ни фонда, ни его фаворитов. Нас не должна вводить в заблуждение преимущественно военная тематика: практически все тринадцать картин так или иначе связаны с войной. Допустим, Василиса Кожина, названная Толстиковым «русской Жанной Д’Арк» и ни при какой погоде ею не являвшаяся, станет героем любовной русско-французской драмы о 1812-ом годе, к двухсотлетию дней Бородина. Снимать будет Месхиев. Боюсь угадать — вероятно, это будет опрокинутая в 1812-ый повесть Лавренева «Сорок первый», о любви Кожиной к французу, иначе категорически не понятно, на чём там строить копродукцию. Между нами говоря, Василиса Кожина — добропорядочная старостиха хутора Горшкова Сычёвского уезда Смоленской губернии, — судя по известному портрету Смирнова, была в летах и собою нехороша, ещё хуже кавалерист-девицы Дуровой, но кого это останавливает? О Кожиной достоверно известно
Другая копродукция — «Скобелев» — уже снимается полным ходом при участии дружественной Болгарии. «Парень из нашего города» — не знаю, насколько корректно заимствование заголовка чужой и хорошо известной пьесы, — рассказывает о подвиге омоновца Вячеслава Воробьёва, героя России (Ингушетия, 2009-ый). «Проект „Осетия“» — в прессе прошла утка о личном участии Фёдора Бондарчука в работе над ним, но он занят другой военной фреской, «Сталинград», — осуществляется компанией «Главкино», основанной тем же Бондарчуком и Эрнстом. Речь в картине, как вы понимаете, пойдёт о «войне 08.08.08», и снимать всё это будет Джаник Файзиев, находящийся в режиссёрском простое пять лет, с самого «Гамбита» (правда, он успел спродюсировать «Адмирала»). «Тихая застава» (по повести известного барда нашей комсомолии Валерия Поволяева) рассказывает о попытке афганцев штурмовать таджикскую границу в 1993-ем году, а «Гагарин: Первый в космосе», за который берётся Алексей Учитель, тоже формально может быть отнесён к военному кино, поскольку Гагарин был как-никак майор. Наконец, Александр Литвинов уже получил благословение тверского военкома на съёмки доброй комедии «Калачи» — о смешном парне, который, представьте, хочет служить в армии, хотя его туда не призывают. Множество комических перипетий, забавных шуток и невероятных приключений приводят его в президентский полк.
На втором и последнем месте в смысле значимости (другой тематики в списке просто нет) — церковь. «Что-то есть военное в церковном. Ризы, пригвождённые к иконам, отливают золотом погонным», замечал Лев Лосев. «Святитель Алексей» — история о том, как митрополит Алексий в 1357 году посетил Орду и исцелил ханшу Тайдулу. Серьёзная историография давно поставила этот эпизод под сомнение — «Рогожский летописец», ближайший к событию свидетель, ни о каком чудесном исцелении ханши не сообщает, а лишь о том, что митрополита пригласили в Орду «посетить её нездравие». Некоторое время митрополит колебался, но видя, что в соборе сама собою загорелась свеча, принял это за доброе предзнаменование. Он съездил в Орду и «борзо отпущен бысть», но чем завершилась болезнь Тайдулы и в чём состояла — история умалчивает; легенда о том, что в благодарность за излечение ханша подарила Алексию участок земли, на котором он в её честь основал Тулу, никем всерьёз не принималась. О чём собираются снимать — вопрос.
Фильм Славы Росса «Забытые в Сибири» («Сибирь Монамур») поведает о быте староверов, охраняющих старинную икону. Фильм Андрея Мармонтова «Дикое счастье» — экранизация романа Мамина-Сибиряка о старателях. Упомянут в списке и фильм «Сорок семь: Цой» — но поскольку это название очередного альбома-трибьюта ко дню рождения Цоя, говорить о содержании картины сложно. Сохраняется, однако, смутная надежда, что это кино будет невоенным и едва ли церковным.
Издеваться легко, делать далеко идущие выводы о милитаризации-клерикализации отечественной идеологии — того проще. Суммарный образ нового национального героя, святителя, милеющего людскою лаской к больной ханше, но сурово супящего брови, если враг захочет нас сломать, до ужаса отчётлив. Не думаю, однако, что составители списка — среди них есть люди с высшим образованием — руководствовались сугубо идеологическими мотивами. Они явно выбирали из множества представленных проектов именно те, которые с наибольшей вероятностью дают шанс снять плохую картину — ходульную, тривиальную, фальшивую, раздираемую жанровой неопределённостью: то ли фарс, то ли триллер. В России нет и не было ни одного удачного фильма в житийном жанре («Остров» — всё-таки о другом); жанр биографической, тем более военной драмы требует иной квалификации, что и доказано «Адмиралом»; эпизоды, положенные в основу исторических сценариев, сомнительны с точки зрения фактографической, а современные военные — с моральной, поскольку что именно происходило в Осетии восьмого августа 2008-го года — вопрос куда как тёмный. Я не говорю о трогательных сюжетах вроде «Калачей» или о явно экспортной этнографии типа «Дикого счастья», в котором, правда, анонсировано участие выдающихся артистов советской школы: «Дикое счастье» не лучший роман даже у Мамина, который
Первое. Члены попечительского совета фонда (куда входят министр культуры А. Авдеев, В. Сурков, Н. Михалков и другие культурные люди) отлично понимают, куда всё катится, и хотят в случае чего сказать: ребята, мы уже тогда понимали, что это ненадолго, и нарочно саботировали отвратительный режим. Единственным выходом для приличных людей тогда было работать спустя рукава, посильно способствуя скорейшему обвалу пирамиды. Чтобы не позволять действительно крупным художникам компрометировать себя сотрудничеством с властью, мы спонсировали только такую шелупонь, которую не жалко. Лозунгом момента было «Чем хуже, тем лучше». Сообразно с этим лозунгом В. Сурков писал свои романы, Н. Михалков — снимал фильмы, а С. Толстиков распределял средства. Это будет действительно изящным, а главное — верным объяснением: думаю, никакие разоблачительные публикации, никакая подковёрная грызня не сделает для обрушения властной вертикали больше, чем синхронный выход «Василисы Кожиной», «Калачей» и «Парня из нашего города».
Второе. Целенаправленная отрицательная селекция нужна только для того, чтобы окончательно дезориентировать население России. В полузабытой, но весьма здравой «Ульмской ночи» Алданов убедительно доказывает неразрывность гражданского и эстетического чувства; чтобы окончательно посрамить здравый смысл и свести на нет благие порывы, нужно не только лгать или манипулировать, не только поощрять в гражданах бесстыдство и наиболее низменные инстинкты, но прежде всего снимать плохое кино и как можно чаще показывать его по телевизору. Настоящая безнравственность торжествует не там, где разрешено убивать (тут внутренний этический барьер чересчур серьёзен и так легко не падает), а там, где систематически и последовательно оскорбляют вкус. Эта-то подчёркнутая неэстетичность и создаёт среду вседозволенности: СССР был, положим, очень плох, но никакой империей зла в семидесятые годы не был — поскольку в нём снимали «Зеркало» и «Монолог», «Лапшина» и «Мюнхгаузена». Именно поэтому подавляющее большинство граждан СССР имели представление о добре и зле, чего о сегодняшних россиянах не скажешь никак. Предлагаемый список из тринадцати картин объединён единственной доминантой: ни один из государственно одобренных проектов не имеет шансов на успех в прокате и тем более на статус хорошего кино. Это будет плохо, и это так и надо.
Впрочем, независимо от того, какое объяснение ближе к истине, — исход этой гонки на понижение очевиден: при таких темпах опускания планки всё действительно кончится очень быстро. Страна, где делают плохие машины, жизнеспособна и порой даже перспективна, но страна, где делают только плохое искусство, загнётся ещё до того, как постареет нынешняя молодёжь.
14 октября 2010 года
Три манифеста
В конце прошлой недели в сети появился манифест Никиты Михалкова. «Сеанс» публикует статью Дмитрия Быкова об этом неоднозначном тексте и других элементах вечной русской драмы.
Два документа по-настоящему взбудоражили общественное мнение осенью 2010-го года — манифест Никиты Михалкова и последнее слово Ходорковского в Хамовническом суде: да простится мне их постановка в один ряд. Общественная реакция была симптоматична, и в обоих случаях симптоматично громка.
Подавляющее большинство блогеров — а другого инструмента для повседневной социометрии у нас нет — резко, в выражениях крайне нетерпимых осудили Михалкова и столь же горячо поддержали Ходорковского, хотя ещё пять лет назад всё было бы ровно наоборот. Именно это позволяет понять нечто весьма глубокое и неоднозначное в михалковском манифесте.
Манифест Михалкова есть деяние добровольное и, так сказать, спонтанное. Последнее слово на суде — часть судебной процедуры. Ходорковский мог и отказаться от него, подобно Лебедеву, но от него многого ждали.
От Михалкова никто ничего не ждал, и никакая процедура ему не диктовала. Манифест был вызван к жизни соображениями более серьёзными, а именно эстетическими. Простите за рифму — без манифеста было пустое место. «На нашем месте в небе должна быть звезда».
В пьесе, которую вот уже седьмой век кряду являет собою русская жизнь, почему-то обязательно должны быть одни и те же герои и злодеи, консерваторы и реформаторы — вне зависимости от их личных качеств. Поэтому почти все наши реформаторы и консерваторы так злы и раздражительны: по личным своим качествам они предпочли бы играть совсем другие роли либо не играть вовсе никаких. Но распределение ролей в этом театре происходит не по чьей-то злой воле, а механически: с механизмом спорить бессмысленно.
У нас должен быть консерватор во власти, и должен быть оттепельный реформатор, хотя они почти ничем друг от друга не отличаются (в том числе и по результатам своей деятельности). У нас должен быть отвратительный прислужник режима и его прогрессивная жертва. То и другое должно быть манифестировано. И манифесты обязаны появиться одновременно.
Драматургия — закон более сильный, чем история и политология. По крайней мере в России, где история подчиняется не общественным и не экономическим, а эстетическим законам. Есть такие культуроцентричные страны, смешно с этим спорить.