Ставка на мертвого жокея

Шоу Ирвин

– На какой номер?

– На пятый.

Барбер посмотрел на номер пять. Это была гнедая с породистой благородной головой и тонкой костью. Грива и хвост заплетены, шкура блестела. Она ступала напряженно, но не слишком нервно, изящно. Ее жокей человек лет сорока с удлиненным французским носом - был уродлив, а когда открывал рот, обнаруживалось, что у него почти нет передних зубов. На нем была каштановая жокейка, закрывавшая уши, и белая шелковая блуза с каштановыми звездами.

Глядя на него, Барбер пожалел, что такие уродливые люди скачут на таких

красивых животных.

– О'кей, Берти, - сказал он, - пошли к окошку.

Барбер поставил десять тысяч франков на одну лошадь. Ставки были приличные - семь к одному. Смит поставил двадцать пять тысяч франков. Они пошли рядом и вместе поднялись на трибуну, пока лошадей выводили на дорожку. Зрителей было немного, и так высоко оказалось всего еще несколько человек.

– Ну что, Ллойд, - спросил Смит, - ты смотрел карты?

– Да, смотрел.

– И как?

– Это замечательные карты.

Смит посмотрел на него с раздражением.

– Издеваешься, что ли?
– сказал он.
– Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду. Ты согласен?

– Я...
– начал Барбер, наблюдая, как внизу лошади перешли на легкий галоп. Он сделал глубокий вздох, - скажу тебе после заезда.

– Ллойд!
– послышался голос откуда-то снизу, правее, и Барбер обернулся в этом направлении. По ступенькам тяжело взбирался Джимми Ричардсон. Он всегда был полноватым и по-детски пухлым, а парижская еда никак не способствовала его похуданию. Поэтому, устремляясь к Барберу, он запыхался, пальто у него расстегнулось и открывало клетчатую жилетку.

– Как поживаешь?
– задыхаясь, спросил он, поднявшись на тот ряд, где сидели Смит и Барбер, и похлопал его по спине.
– Я увидел тебя и подумал, может, ты что-нибудь знаешь про этот заезд. Я в этом деле ничегошеньки не смыслю и промаялся тут весь день. Мне на скачках жутко не везет.

– Привет, Джимми!
– поздоровался Барбер.
– Мистер Ричардсон, мистер Смит, - представил он.

– Рад познакомиться, - сказал Ричардсон.
– Как пишется ваша фамилия? пошутил он и рассмеялся сам.
– Нет, правда, Ллойд, ты что-нибудь знаешь? Морин просто убьет меня, если я вернусь домой и скажу, что потратил полдня впустую.

Барбер покосился на Смита, который доброжелательно наблюдал за Ричардсоном.

– Вот Берти, кажется, удалось что-то разузнать.

– Ну, пожалуйста, Берти!
– взмолился Ричардсон.

Смит растянул рот в улыбке.

– Номер пять, похоже, в хорошей форме. Но вам следует поторопиться. Они вот-вот должны стартовать.

– Номер пять, - повторил Ричардсон.
– Вас понял. Я мигом туда и обратно.

Он побежал вниз, перепрыгивая через ступеньки так, что полы его пальто развевались позади него.

– Он - доверчивая душа?
– спросил Смит.

– Джимми был единственным ребенком в семье. Таким и остался.

Смит вежливо улыбнулся.

– Откуда вы его знаете?

– Он из моей эскадрильи.

– Из вашей эскадрильи, - кивнул Смит, задумчиво глядя вслед Ричардсону, фигура которого уменьшалась по мере того, как он устремлялся к кассе.
– Он пилот?

– Ага.

– И хороший?

Барбер пожал плечами.

– Лучших пилотов убили, а худших наградили всеми возможными медалями.

– Чем он занимается в Париже?

– Служит в фармацевтической компании.

Тут по звону колокола лошади устремились к первому препятствию.

– Боюсь, что ваш друг опоздал, - сказал Смит, приставляя бинокль к глазам.

– Да-а, - ответил Барбер, наблюдая за всеми лошадьми сразу.

Номер пять упал на четвертом препятствии. Лошадь перемахнула через препятствие вместе с двумя другими и вдруг упала и перекатилась на другой бок. Все остальные пронеслись дальше. Четвертое препятствие находилось далеко от трибун, и было трудно разглядеть, что, собственно, произошло, пока, минуту спустя, кобыла не поднялась на ноги и не побежала легким галопом вслед за другими, волоча оборванные поводья. Тут Барбер увидел, что жокей лежит неподвижно, лицом вниз, чуть ли не под мышкой.

– Плакали наши денежки, - спокойно произнес Смит. Он отнял бинокль от глаз, достал билеты, разорвал и выбросил.

– Разрешите, пожалуйста.
– Барбер протянул руку за биноклем. Смит перекинул ремешок через голову, и Барбер направил бинокль на отдаленное препятствие, у которого лежал жокей. Двое служителей уже подбежали к пострадавшему и перевернули его на спину.

Барбер навел на резкость, и расплывчатые фигуры двух людей, суетившихся у неподвижного тела в блузе с каштановыми звездами, стали четкими. Даже сквозь линзы их движения казались до ужаса торопливыми и безнадежными. Подняв жокея с земли, они неуклюже отбежали с ним в сторону.

– Черт побери!
– Это был Ричардсон, который снова поднялся к ним. Окошко закрылось у меня перед самым носом...

– Не жалуйтесь, мистер Ричардсон, - сказал Смит, - мы упали на четвертом препятствии.

Ричардсон заулыбался.

– Это мое первое везение за целый день.

Внизу перед трибунами скакала кобыла без наездника, стараясь не попасться в руки конюху, который ловил ее поводья.

Барбер не спускал бинокля с двух служителей, несших жокея. Внезапно они опустили его на траву и один приложил ухо к белой шелковой блузе. Потом выпрямился, и они понесли тело дальше, но теперь шли медленно, как если бы спешить уже не имело смысла.

Барбер вернул бинокль Смиту.

– Я пошел домой. На сегодня с меня хватит спорта.

Смит взглянул на него. Потом приложил бинокль к глазам и навел на двух служителей, которые несли жокея. Затем положил бинокль в футляр и повесил на ремне через плечо.

– У них разбивается по меньшей мере один жокей в год, - тихо сказал он.
– Ничего удивительного для подобного спорта. Я подвезу вас домой.

– Скажите, а этот парень мертв?
– спросил Ричардсон.

– Он состарился и слишком долго занимался этим делом, - ответил ему Смит.