Ставка на мертвого жокея
Шрифт:
И тут он увидел Джимми. Тот пробирался к ним между столиков. Его лицо расплылось в улыбке. Он выглядел похудевшим и сильно загорел, словно только что вернулся после месячного отпуска на южном пляже.
– Привет, мальчик, - сказал Джимми, и его голос гулко разнесся по бару, перекрывая шум разговоров.
– А я сейчас только опять тебе звонил.
– Он
Что бы там ни случилось еще сегодня после четырех, было ясно одно - она сидела тут и пила шампанское. Она не выпускала одну руку Барбера, подняв на своего мужа изумленные глаза.
Джимми хлопнул Барбера по спине и крепко пожал ему руку.
– Ллойд, - произнес он, - добрый старина Ллойд. Гарсон!
– закричал он на весь зал.
– Еще бокал! Снимай пальто. Садись, садись, - велел он Барберу.
Ллойд снял пальто и медленно опустился на стул.
– Со счастливым возвращением домой, - спокойно сказал Барбер.
Он высморкался. Простуда уже давала себя знать.
– Перво-наперво, - сказал Джимми, - у меня кое-что для тебя есть.
– Он широким жестом запустил руку в карман, извлек пачку десятитысячных банкнот в три дюйма толщиной и отделил от нее одну.
– Морин мне все рассказала, серьезно начал он.
– Ты чертовски хороший друг. У тебя найдется сдача с десяти тысяч?
– Не думаю, - ответил Барбер, - скорее всего нет.
– Гарсон, - обратился Джимми к официанту, который ставил третий бокал.
– Разбейте на две по пять, пожалуйста. Французский прононс Джимми заставлял вздрагивать даже американцев.
Джимми аккуратненько разлил шампанское в три бокала. Он поднял свой и чокнулся сначала с Барбером, потом с Морин. Морин продолжала смотреть на него так, словно увидела впервые и больше уже не надеялась увидеть ничего столь удивительного за всю жизнь.
– За преступление!
– сказал Джимми и подмигнул. При этом он скорчил физиономию, какая бывает у шаловливого ребенка, которому трудно совладать с лицом.
Морин захихикала.
Они выпили. Шампанское было превосходным.
– Сегодня ты ужинаешь с нами, - объявил Джимми.
– Ужин по случаю победы. Мы будем втроем. Только Красотка, я и ты, потому что, если бы не ты... И тут он торжественно положил руку Барберу на плечо.
– Да, - сказал Барбер. У него застыли ноги, сырые брюки прилипли к мокрым носкам, и ему пришлось опять высморкаться.
– Красотка показала тебе свое кольцо?
– спросил Джимми.
– Да, - ответил Барбер.
– Она получила его только в шесть часов, - сказал Джимми.
Морин вытянула руку и залюбовалась кольцом. И снова захихикала.
– Я знаю место, где можно отведать фазана, и тебе подадут лучшее вино в Париже, и...
Официант вернулся и протянул Джимми две пятитысячные бумажки.
У Барбера промелькнула мысль, а сколько они могут весить.
– Если ты когда-нибудь окажешься на мели, - сказал Джимми, протягивая ему одну купюру, - то знаешь, к кому прийти, правда?
– Да, - подтвердил Барбер и сунул бумажку в карман.
Он начал чихать и десять минут спустя извинился, выразив сожаление, что не может просидеть весь вечер с такой простудой. Оба, Джимми и Морин, пытались уговорить его остаться, на что он мог ответить только одно - что вдвоем им будет лучше.
Он допил второй бокал шампанского, пообещал не исчезать и вышел из бара, чувствуя, что его пальцы застыли в мокрой обуви. Он был голоден и обожал фазана, и, в сущности, его простуда была не такой уж и сильной, даже если из носа и текло все время. Но он знал, что не усидит целую ночь между Морин и Джимми Ричардсон, наблюдая, как они все время смотрят друг на друга.
Он вернулся в свой отель пешком, потому что отныне с такси он завязал, и уселся на край кровати прямо в пальто, не включая света. "Лучше мне отсюда податься, - думал он, вытирая мокрый нос тыльной стороной ладони. Этот континент не для меня".