Ставка на невинность
Шрифт:
Чего-то меня все меньше тянет замуж. Хотя, если плодиться не так активно, может, замужем и не так плохо. По какой-то же причине Ольга согласилась вернуться домой, а не побежала до канадской границы.
После вчерашнего мне бы еще поспать, но в девять утра позвонил злой, как сто чертей, Бергман и напомнил, что мы идем к Розе Моисеевне блистать на подмостках домашнего театра в амплуа счастливо влюбленных.
Герман был ко мне суров, говорил громко и велел не опаздывать. Какая муха его укусила? Он ведь
В отличие от моей.
Не хочу никуда. Хочу ванну из минералки и компресс на все тело.
Ну почему все тетеньки старше пятидесяти устраивают день рождения спозаранку?
Какой к черту день рождения в два часа утра в субботу? Что за тяга к утренникам?
Мне нужно было быть готовой еще пятнадцать минут назад, а я прям даже и не знаю, как можно еще украсить то, что украсила вчерашняя пьянка.
Фу. Плохая компания. Не буду с ними водиться.
До нового года точно.
Как противен этот мир. Даже мобильник звонит запредельно мерзко.
Ну конечно, Герман Александрович.
– Ты собралась?
– Через пять минут буду готова, – кисло отвечаю я, почесывая татушку и разглядывая полотенце на мокрых волосах.
Бергман – калач тертый. Он сразу спрашивает:
– Бигуди сняла или еще нет?
Я аж закашливаюсь от восхищения его предвиденьем, ну и вообще словом «бигуди». Я его в последний раз слышала лет пятнадцать назад.
– В них поеду, – огрызаюсь я.
– Я так и знал. Хорошо, что нам не к двум, а к трем. Буду через сорок минут.
И отключается, оставляя меня, как рыбу, открывать и закрывать рот от бессильного гнева.
Я же могла еще спать!
Мерзавец! Как только сделка закончится, я его убью. Надо только в книжечку записать, чтоб не забыть, за что именно.
Меня так поражает коварство Бергмана, что киплю я до самого его приезда.
Котелок булькает так, что крышечку вот-вот сорвет.
Застегнув проклятое пальто и остервенело намотав по самый нос розовый шарф, я спускаюсь к Герману, силясь придумать ему какую-нибудь гадость, но достойного на ум ничего не идет, и я решаю, что просто буду ловить момент.
Впрочем, Бергман явно не в духе. Смотрит на меня зло, и у меня ощущение, что когда у обоих такой настрой, то обязательно бомбанет.
– Где перчатки, Левина? – рявкает он вместо приветствия еще до того, как я закрываю дверцу машины.
Демонстративно достаю перчатки из кармана и кладу их на приборную панель.
– Доволен? – тявкаю я. – На юбилей без перчаток не пускают? Могу сгонять за шляпой со страусиными перьями.
– Не беси меня, Левина! Успокой меня, скажи, что ты оделась прилично, и мне не придется за тебя краснеть перед соседями. Ты надела то, что я тебе купил?
–
– Что у тебя с лицом?
– Рыдала из-за несчастной любви.
– К тому поэту? – пренебрежительно фыркает Бергман. – Нашла из-за кого. Все равно, что-то не так… Не пойму что…
У меня такие воспаленные глаза, что я просто не смогла запудрить ресницы. Стоит нанести хоть немного пудры, как начинают литься слезы. Подозреваю, что именно мои родные ресницы и брови вызывают у Германа подозрения.
Всю дорогу я ловлю на себе его взгляд.
Ну ничего, сейчас я сниму шапку, Бергман увидит две косы, и ему полегчает.
Однако, я прокалываюсь.
Когда в прихожей Розы Моисеевны я стаскиваю верхнюю одежду, сразу же удостаиваюсь еще более пристального внимания.
– Левина, сколько говоришь тебе лет?
Не, ну не козел? Я хотя бы договор прочитала, который подписывала. Герман Александрович Бергман, сорок четыре года. А он даже не удосужился посмотреть? Вот уверена, что он и отчества моего не помнит.
– А что?
– Мне опять что-то мерещится, – морщится Гера, вешая мое пальто.
Я оправляю на себе платье, а повернувшийся ко мне Бергман стремительно меняется в лице. Не успеваю я и пискнуть, как оказываюсь зажата между его телом и вешалками.
Шокируя меня, Бергман распускает руки и бесстыдно шарит руками по моей груди.
– Где? Твою мать, Левина! Где сбруя? Ты принципиально не носишь лифчик?
Глава 16. Женская солидарность
Сказать, что я охренела, не сказать ничего.
Какая наглость хватать меня за грудь без всякого эротического подтекста!
Я специально прислушиваюсь к своим ощущениям.
Он деловито шарит и ощупывает меня.
Серьезно, Бергман просто проводит розыскные мероприятия!
Ах ты подлый фетишист!
Лифчик ему важнее!
В баре он тискал меня совсем по-другому.
Ни одна женщина не простит такого пренебрежения к своим прелестям, и я не исключение.
У меня на языке уже вертится подходящая гадость, но вселенная решает отомстить за меня сама.
– Дядя? Кого ты там жамкаешь? – грудной девичий голос веселится позади Германа. – Не староват ли ты для обжимашек в темном коридоре?
Да! Так его! Не знаю, кто ты, прекрасная дева, но я тебя уже люблю!
– Мерзкий подкидыш, – шипит разъяренный Гера. – Ничего я не перепутал. Я уже достаточно большой, и мне уже все можно!
– Об этом все соседи в курсе, – язвит та, которую мне по-прежнему не видно за широченными плечами. – Боюсь, ба не придет в восторг, если ты продолжишь… Ты и мне наносишь непоправимую психологическую травму своей возней.