Ставрос. Падение Константинополя
Шрифт:
– Это правда.
Они посмотрели друг другу в глаза.
– Все меняется каждый день, - тихо сказал Леонард. – Когда я, много месяцев назад, повернулся к Риму спиной, я уже тогда не мог сказать, как он назавтра встретит меня! Я не знаю, каков он сейчас! Успокойтесь…
Она встала, и на ее щеках появился румянец; слова замерли на его устах.
– Я спокойна, комес, - сказала хозяйка.
Она подошла к нему, и Леонард опять взял ее за руку, глядя так, точно ожидал приказаний. Феодора глядела на
– Вы знаете, что муж до сих пор… не живет со мной как муж? – спросила московитка. – Он заботится обо мне! Боится… сделать мне ребенка! Я восхищена его стойкостью.
Леонард кивнул.
– Я тоже, - серьезно сказал он.
Комес поднес к губам ее руку и поцеловал. Феодора усмехнулась; потом выдернула свою ладонь и ушла.
Комес прислонился к дереву, прикрыв глаза рукой. Потом изрыгнул какое-то морское ругательство и со всей силы ударил по стволу кулаком; дерево вздрогнуло, вместе со стрелой, оставленной по приказу Фомы Нотараса.
Леонард схватил стрелу и вырвал ее.
* На самом деле эта конфискация (по причине предполагаемого мошенничества Димитрия) произошла на десять лет позже, в 1467 году.
* Мардоний (др.-перс. “Мардуния”, др.-греч. “”) – храбрый персидский полководец, приближенный царя Дария I, а после и Ксеркса: погиб в битве с греками.
========== Глава 112 ==========
– Нет, Феофано, - сказал Дионисий. – Нет, моя василисса.
Феофано, побледневшая и даже осунувшаяся от тревоги за своего родича и любимого боевого товарища, коснулась его могучего плеча – и тут же убрала руку.
Она отвернулась к окну, откуда в сумеречный обеденный зал сквозь занавеси просачивался свет.
– И тебя уже бесполезно уговаривать, - сказала царица тусклым голосом. – Я знаю: чем больше уговариваешь, тем больше человек упорствует… А особенно ваше семейство!
Дионисий повел искусно причесанной головой.
– Ты полагаешь, что я хочу остаться, чтобы сцепиться с Валентом? – усмехнулся он. – Или что нас с братом опять сведет судьба, к общему несчастью? Если это суждено, то мы бессильны, моя царица.
Дионисий помолчал – потом сказал:
– Нет, причина в другом, Феофано, - я слишком прочно врос в эту землю, и в моей семье слишком много женщин. Ты сама понимаешь, как даже одна женщина обременяет корабль…
Видя ее лицо, он поспешно прибавил, улыбнувшись и подняв руку:
– Конечно, речь не о тебе и не о Феодоре! Но моей жене и дочерям, и моим внукам… нет, это невозможно.
Феофано шагнула к своему военачальнику и сжала его в объятиях. Слезы текли по лицу лакедемонянки.
– Вы останетесь здесь, чтобы встретить полчища султана, - прошептала она. – Он
– Слава богу, что не можем, - усмехнулся Дионисий.
Он погладил ее по голове.
– Думаю, царица, что полчищ не предвидится, - это ни к чему… Сдача Мистры теперь всего лишь…
– Условность, - подсказала Феофано. Дионисий кивнул.
– Ведь мы знаем, сколько сил Мехмед бросает против настоящих врагов, на запад… против Венгрии, Валахии, Австрии!
– Против Московии, - засмеялась лакедемонянка.
Дионисий блеснул зубами под полоской черных усов.
– Надеюсь, Московии еще нескоро предстоит бросать в бой амазонок…
– Нет, - серьезно сказала Феофано. – Московия выстоит.
Она помолчала.
– Но Мардония мы у тебя заберем – думаю, это уже решено.
Дионисий кивнул.
Они прошлись по обеденному залу, в котором были вдвоем; Феофано кусала губы и слегка пошатывалась, разволнованная окончательным отказом товарища. Дионисий подал ей руку, и царица оперлась на нее.
Заговорщики опять повернулись друг к другу лицом; Феофано оглянулась на тяжелый обеденный стол и, привскочив на сильных ногах, уселась на стол напротив Дионисия, закинув ногу на ногу.
– Европейские женщины не могут так делать, - рассмеялась лакедемонянка. – Им мешают эти ужасные слои юбок, в которых они путаются и на которые собирают свою месячную кровь!
– Просто… это для них непристойно, - улыбнулся Дионисий, как всегда, восхищаясь манерой Феофано. Он оперся о стол рядом с ней.
– Стало быть, комес сказал, что вам лучше всего отплывать этой весной, ближе к лету.
– Да, - кивнула Феофано. – Именно тогда оживляется Золотой Рог и морская торговля… легче будет скрыться! И еще не наступит большая жара – но в Константинополе тоже будет яблоку негде упасть. Ты же знаешь, как Мехмед оживил Город всего за два года! А Александру будет десятый месяц отроду: мы с Фомой наконец сошлись на этом возрасте.
Она поджала губы.
– Хотя сдается мне, Дионисий, что брат тянет время просто потому, что боится. Как всегда.
Дионисий вздохнул.
– А кто из нас не боится? Только глупцу ничего не страшно!
Феофано провела ладонями по лицу и пробормотала:
– Ах, Леонард… Он столько наобещал мне! Мне кажется теперь, что эти обещания порождало опьянение любви! Он сам – преданный друг и храбрец: так думает, что и все вокруг такие же!
Дионисий приобнял ее и привлек к себе.
– До сих пор комес умел разбирать людей, - сказал он негромко. – А вино любви не только притупляет, но и обостряет чутье, как ты сама знаешь… Думаю, его итальянские банкиры его не подведут.