Ставрос. Падение Константинополя
Шрифт:
– Метаксия хорошо плавает, она мне говорила…
Леонард кивнул и улыбнулся.
– Значит, надейтесь.
Он показал на костер.
– Идите, обогрейтесь и поешьте. Мы кое-что спасли из провизии и наловили рыбы.
“Как же долго я была без чувств!” - изумилась Феодора.
Комес ушел, все еще немного прихрамывая, - но все таким же быстрым упругим шагом несокрушимо сильного человека.
Феодора встала, придерживая ребенка, – у нее зазвенело в ушах от усталости; Магдалина схватила хозяйку под руку. Вместе
– Живая пришла, воительница, - сказала она. С теплотой и без всякого порицания. Хотя, конечно, прекрасно знала, что Феодора любовница гречанки, которая столько сделала ей и ее сыну…
Может, теперь уже бывшая любовница?..
– Милости просим к огоньку, - сказала Евдокия Хрисанфовна. – Сынок, дай место госпоже Феодоре!
Микитка подвинулся, и Феодора села, обняв своего малыша и придвинув его к теплу.
– Сейчас похлебка поспеет, - сказала ключница. – А пока вот выпей винца, согрейся.
Она протянула Феодоре баклагу; та взяла, поблагодарив, - и наконец подняла глаза на Евдокию Хрисанфовну. Взгляды их встретились… и в серых глазах ключницы было очень, очень много.
Но Феодора могла сказать ей не меньше. И они помирились и примирились друг с другом, не сказав ни слова.
Когда все поели, Феодора отодвинулась от остальных и от их тихих разговоров – костерок приугас, и Феодора задумалась о том, когда же прибудут корабли, которых Леонард Флатанелос хотел дождаться здесь. Но такие планы он строил, когда у него была галера! А теперь – что у них осталось?
Утлая лодчонка – или две? Сейчас это неважно; если за ними не придут корабли, они почти наверняка обречены.
– Метаксия, - прошептала московитка, и ощутила, что вот-вот разрыдается. Как ей хотелось сейчас защиты, любви своей подруги; ее язвительности и ума, всей царицы Феофано!..
Мысль о том, что лакедемонянка могла погибнуть, - что во всем мире враждебных женщин она утратила единственную любящую, - заставила Феодору почти корчиться от боли на холодной каменистой земле. Костер догорел, и люди устроились спать, завернувшись в плащи и одеяла; Феодора, уже не сознавая ничего, простерлась ничком и зарыдала, срывая ногти о камни.
Наконец она обессилела и затихла, свернувшись калачиком.
Мелькнула мысль о младшем сыне, Александре, а потом и о Фоме; Феодора вяло перевернулась на бок, найдя взглядом Магдалину. Итальянка чем-то занималась с ее младенцем: наверное, накормила его. Александра уже прикармливали пищей взрослых.
Феодора опять свернулась, закутавшись в плащ, и попыталась заснуть; как вдруг услышала шаги.
Шел Леонард, и он был не один. С ним было двое
Феодора вскочила и бросилась к своей царице. Феофано с радостным воплем схватила ее и закружила, а потом крепко поцеловала в губы. Им сейчас не было дела ни до каких приличий. Их спутникам, видимо, - тоже; все мужчины счастливо улыбались.
– Марк! – ахнула Феодора, оторвавшись от подруги.
Лаконец засмеялся и, выхватив московитку из рук Феофано, подбросил ее высоко в воздух; а потом бережно поставил на ноги и обнял.
– Это чудо, что мы все живы, - сказал он.
Феодора с нежностью поцеловала его, уколовшись его бородой.
Потом посмотрела на Феофано. Та теперь была очень серьезна, совсем как Леонард, и стояла скрестив руки на груди.
Феодора медленно приблизилась, засматривая ей в лицо.
– Фома?.. – спросила она.
Феофано качнула головой.
– Мы не нашли его, - ответила царица. – Мы с Марком выплыли со стороны северной оконечности Прота, севернее вас, и сразу же начали искать остальных; но не обнаружили никаких следов моего брата. А потом столкнулись с комесом.
– Он может быть жив, - сказал Леонард после общего долгого молчания.
Феодора закусила губу.
– Не нужно, Леонард… только не лгите!
К глазам опять подступили слезы, слезы горя… но не было ли это горе и облегчением?
“Но ведь Фома вправду может быть жив, как и каторжники! Они не могли утонуть все! Сейчас уже совсем ночь, никакого огня не хватит осмотреть весь остров… И вокруг еще восемь островов, где столько заливов, ущелий, где кипарисовые рощи!”
– Уж не укрылся ли Фома в монастыре? – пробормотала она с усмешкой. – Он временами бывал так богомолен…
– Мы спрашивали в монастыре, - сказал комес серьезно. – Монахи нам сказали, что у них никто не просил приюта.
“А правду ли сказали?”
Феодора, чтобы отвлечься от таких мыслей, посмотрела на Феофано.
– Идите поешьте, там в котелке осталась похлебка… и сухари.
Феофано погладила ее по щеке.
– Спасибо, дорогая, мы уже поужинали. Сейчас пойдем спать.
Она сделала знак Марку, и они ушли вдвоем; и Феодора увидела, что осталась с комесом наедине. Артемидор и другой спутник Леонарда Флатанелоса говорили в стороне о чем-то своем.
– Леонард, давайте отойдем от них, - попросила московитка. – Я хочу сейчас посидеть с вами!
Комес взглянул на нее как-то непонятно – непонятным и жарким взглядом.
– Идемте.
Он приобнял Феодору за плечи, и они отошли подальше, за скалы. Они сели на песок и долго молчали.
– Леонард, вы ждали кораблей сегодня? – наконец нарушила молчание московитка.
– Да, - ответил он. – Но их могло задержать что угодно… Может быть, пережидали шторм.
– Может быть, - согласилась Феодора.