Ставрос. Падение Константинополя
Шрифт:
========== Глава 145 ==========
Агата, случалось, навещала брата – ее отпускали к нему в гости, потому что он был ее близкий родственник и мусульманин; случалось и наоборот, Дария-Фарида впускали к Агате. Но ему было отвратительно находиться в этой переполненной женской тюрьме – хотя, конечно, он не мог видеть других затворниц гарема: сестре разрешали выйти к брату в сад для короткого разговора.
Но в доме градоначальника разговор у них не клеился, и поэтому македонцы предпочитали видеться дома у Дария. Анна давно познакомилась с Агатой, и от
– Я могла бы наизусть читать вам Коран, - смеясь, прибавила Агата-Алтын, - но Коран не предназначен для толкования, а только для бездумного заучивания! Я в моем курятнике совсем разучилась думать!
Лишь греческая поэзия порою волновала ее, а рыцарские легенды запада заставляли забыть свою собственную горькую судьбу. Агата часто читала эти понятные всем сказки в гостях у брата, почти не рассказывая о собственной жизни: ей мало что было рассказать. Обоих сыновей, рожденных от турка, у Агаты уже отняли. Она, нимало не стыдясь, призналась, что рада этому – и что была бы рада никогда более не видеть существа, вышедшие из ее чрева на погибель ее собратьям.
Муж после рождения детей больше к ней не прикасался и очень редко навещал: только для порядка. Другие женщины паши вначале возненавидели македонку, но вскоре остыли к ней: она не давала им никакого повода для ревности, больше всего мечтая, чтобы все враги оставили ее в покое. Вскоре Агата перестала вызывать подозрения – мало ли у турок таких отупелых пленниц женской половины!
Когда Дарий прислал ей новую записку, приглашение в гости, ни сама Агата ничего не заподозрила, ни ее хозяева. Как всегда, Агата-Алтын попросила у мужа разрешения покинуть дом и получила его; ей накрасили лицо, нарядили и усадили в закрытые носилки, которые сопровождали те же янычары. Эти люди тоже тупели, неся свою службу без перемен!
Дарий встретил старшую сестру как-то странно – крепко обнял, посмотрел в глаза, будто ожидал увидеть в них что-то новое. В душе у Агаты тотчас шевельнулись подозрения, которые взволновали все ее существо, когда она попыталась осмыслить их. Нет, она еще не утратила воли и соображения!
Проведя в гостиную, Дарий усадил ее на диван, угостил миндальным печеньем и подслащенной водой с розовым маслом… а Агата не могла смотреть на еду, захваченная своей догадкой.
– Брат, зачем ты позвал меня? – наконец спросила она.
Дарий посмотрел ей прямо в глаза.
– Ты бежишь сегодня ночью, - глухо и тихо, но непреклонно сказал он. – Вместе с моей женой и дочерью!
Агата схватилась за сердце: оно ослабело от слишком долгого бездействия.
– Сегодня ночью? – повторила она одними губами.
Ее изумило даже не то, что
Дарий тотчас бросил посуду, которую расставлял на подносе; обойдя столик, македонец сел рядом с сестрой на диван и обнял ее за плечи. Агата прижалась к брату и, успокоившись от ощущения его силы, смогла выслушать то, что он ей рассказал.
К концу рассказа Агата ощутила себя живой, впервые за долгие годы, – предстояло столько опасностей, перемен, борьбы! Нет, дочь Валента еще не стряхнула с себя сонной одури гарема: но она проснется окончательно, когда предстоит действовать… или погибнет.
Агата приехала на два дня – не имея никаких домашних обязанностей, как и другие жены великого турка, она, случалось, проводила у брата по нескольку дней кряду.
Все складывалось так удачно, что просто не верилось. Агата покраснела под слоем жирных румян, чувствуя, что в конце концов что-нибудь должно пойти не так, как это случилось в день побега Софии!
“Софии повезло… но сколько для этого погибло людей!” - подумала младшая дочь Валента и Цецилии.
– Что мне нужно сделать сейчас? – спросила Агата: с суровой готовностью действовать.
– Сейчас - ступай помоги Анне, - ответил Дарий. – Она подберет тебе удобную одежду и другое, что понадобится в дороге… А потом постарайтесь поспать. Я вас подниму ночью, выспаться не удастся!
Агата подняла на брата карие насурьмленные глаза – и вдруг, схватив его тонкую, но сильную и мускулистую руку, прижала ее к губам.
– Да пребудет с тобою вечно милость и улыбка Аллаха, - пробормотала она. – Я не знаю, как…
– Ни улыбки, ни милости Аллаха мне не нужно, - ласково, но твердо прервал ее улыбающийся брат. – И ты без них тоже обойдешься.
Он поцеловал сестру в лоб. Агата улыбнулась в ответ, потом встала; поднимаясь, вытащила из ушей золотые сережки и зажала в кулаке.
– Это пригодится, - сказала она и торопливо ушла, помогать жене брата собираться в путь.
Женщины легли в одной комнате: Анна взяла к себе Елизавету, и с ними рядом легла нянька. Им придется взять всех слуг-христиан… турок, наверное, не тронут; если эти турки не разнюхают, что происходит, и не побегут выдавать своих господ. Градоначальник недаром был уверен в покорности Дария!
Но сын Валента принял все меры предосторожности. Он поднял женщин в самый глухой ночной час, и вывел наружу черным ходом: у дверей стерегли его греки. Анна и Агата были одеты одинаково – в турецкие платья и шаровары; головы и лица были закрыты.
Снаружи ждали кони – Анна немного умела ездить верхом, муж катал ее по саду на своей лошади; и Агата, когда-то всерьез учившаяся верховой езде, тоже вспомнила давние уроки. Анна села за спину к мужу, который взял на руки Елизавету; Агата – за спину к одному из воинов.
Они поскакали в Золотой Рог – Дарий так хорошо изучил эту дорогу, что мог бы узнать ее с закрытыми глазами. Стамбул дремал, точно зачарованный взмахом покрывала волшебницы; никто беглецов не заметил и не остановил.
В порту, укрывшись за деревянными складами, они спешились. Анна приняла у мужа дочь и огляделась.
– Где… - начала она.
– Там! – ответил македонец, ткнув пальцем в сторону берега, где Анна почти ничего не различала среди мачт, переплетенных канатами, и белых парусов, сейчас казавшихся черными.