Ставрос. Падение Константинополя
Шрифт:
Она смотрела на свою подругу – скользила взглядом с головы до ног, отмечая все: каждую краску, каждую тень.
Раньше они всегда смеялись, безудержно радовались, когда были вдвоем в море, - а сейчас могли только улыбаться через силу, поддерживая одна другую.
Наконец Феодора подошла к гречанке и, ничего не говоря, крепко обняла ее. Феофано погладила ее обеими руками по волосам, скользнула ладонями по плечам, по бедрам – а потом вдруг, с силой отстранив от себя, посмотрела московитке в лицо. Она предложила, говоря по-русски совершенно чисто:
–
Она показала рукой за борт.
Феодора усомнилась было – а потом улыбнулась и тряхнула головой. Конечно, доплывут!
Спартанка уже проворно раздевалась: она сбросила на палубу сапоги, расстегнула тяжелый пояс, на турецкий манер расшитый золотыми монетами и каменьями, а потом сняла и длинное платье, под которым были только нижняя рубашка без рукавов и легкие шаровары.
Феофано первая взобралась на борт, придержавшись за край рукой; потом покачнулась, ловко выпрямляясь и поднимая руки над головой. Мгновение ее сильная, всегда устремленная вперед фигура чернела на многокрасочном вечернем небе – а потом Феофано бросилась в море, с шумным плеском разрезав воду своим вытянутым телом и скользнув в глубину.
Она вынырнула, отплевываясь от воды и уже смеясь, - и, повертев головой, увидела рядом свою московитку; на мгновение Феофано почудился страх в ее темных глазах, и она устремилась на помощь. Но Феодора тоже засмеялась, удержавшись на плотной теплой воде; обернувшись к кораблю, амазонки весело помахали руками обеспокоенным мужчинам, перегнувшимся через борт.
Феофано, повернувшись, плашмя бросилась на воду и сильными гребками поплыла к берегу; Феодора за ней. Московитка заметно отстала – когда она показалась из воды в полный рост, тяжело дыша, Феофано уже стояла на песке, наклонившись и выкручивая густые спутанные волосы.
Кое-кто из матросов и рабочих в бухте заметил их, но поглядывал на купальщиц на почтительном расстоянии; неодобрение, восхищение, изумление – все это мужчины придержали, переговариваясь тихо, чтобы амазонки не услышали.
Отряхнувшись от воды, подруги сели рядом на песок и, прижавшись друг к другу, стали ждать, пока не подойдет корабль.
– Мой “Нотарас” тоже скоро покинет Венецию, - сказала Феофано, наблюдая, как галера приближается: они все громче слышали согласные крики гребцов. – Как жаль, что мой корабль не может плыть с вами до Московии!
– Это все равно. Тебя с нами так и так не будет, - проговорила Феодора едва слышно.
Когда “Нотарас” причалил, женщины поднялись на борт, снять с себя мокрое и забрать свою сброшенную одежду и вещи. Феофано поговорила с воинами, которые подошли к ним с обеих сторон, - она повелительным жестом показала на берег. Уже смеркалось: зажгли факелы.
Московитка плечом к плечу со знаменитой гречанкой и в окружении греков спустилась на берег снова; они пошли пешком, шагая быстро и посмеиваясь в возбуждении от ночной прогулки. До своего венецианского дома - Леонардова дома, который он предоставил в распоряжение Феодоры и Феофано.
Амазонки приняли ванну, потом оделись в домашние платья;
Когда они, съев по яблоку и выпив легкого вина, легли в постель, Феодора сразу попыталась заснуть; но у нее не получалось. Феофано и не пыталась спать – она наблюдала за любовницей, приподнявшись на локте.
Потом окликнула ее.
Феодора с готовностью повернулась – и посмотрела на гречанку снизу вверх, доверчиво, как прежде: взглядом умоляя о совете. Феофано улыбнулась.
– Ты опять лежишь и каешься… не хватит ли? – спросила она. – Еще накаешься!
Русская пленница села.
– Неужели ты никогда не думаешь о грехе? – спросила она.
Феофано опустила подбородок на скрещенные на коленях руки.
– Дорогая, - серьезно ответила спартанка. – И без меня на свете слишком много женщин, думающих только о грехе! Грех, вечный грех, - она поморщилась. – Женщины всех народов - как почва, которая без разбору впитывает все соки, которые изливаются в нее. Женщины редко различают свои мнения среди навязанных; и что еще хуже, редко пытаются это делать.
Феодора смотрела на нее не дыша.
– Ты думаешь - то, что мы делаем, угодно Господу?
– Да, я так думаю, - ответила лакедемонянка, вскинув голову. – А если Господу что-нибудь не понравится, я готова, поднявшись на небо, поспорить с Ним! Силен ли Он в логике так, как я? Почему Он так бездеятелен, почему не помог нам – и не в нас ли должен искать Свое основание, если ни на что не способен без людей?..
Спартанка потрясала кулаком, обводя взглядом темную комнату: будто ища других слушателей, союзников себе. Потом, не найдя их, царица шумно вздохнула и притянула к себе подругу.
– Вот мое основание, - прошептала Феофано, уткнувшись в темные волосы московитки. – Другие женщины пусть ищут свое основание в подчинении… хотя не знаю, какое основание можно найти в непролазной трясине, - усмехнулась она. – Аристотель справедливо называл женщин бесплодной материей: и это мужчины сделали нас такими, и почти никто из жен не воспротивился мужам… почти никто не понял своего унижения! – яростно выкрикнула Феофано.
Феодора взяла ее за руку: она любила это делать, чувствовать теплую силу подруги.
– Мне кажется, дорогая госпожа, ты движешься к тому, чтобы стать мужчиной, - сказала она. – Но ведь ты этого все равно никогда не сможешь.
Феофано высоко подняла голову.
– Я недавно поняла это, - сказала она низким, полным гордости голосом. – Все женщины движутся к тому, чтобы стать мужчинами… потому что только мужчина признается за настоящего человека, который полностью решает за себя и создает свою судьбу и чужую, претворяет мир. Женственность во всем мире преобразуется в мужественность, это и есть положительный закон развития человечества: применимый как к человеку, так и ко всему обществу! Когда женственность одолевает мужественность, развитие отрицательно. Именно так всегда учили греки, мой мужественный народ.