Стеклянная Крепость
Шрифт:
— Да, конечно, — сказал камергер. Он развел обе руки в жесте, который едва не прогнал посетителей к смежной двери. — Мы сделаем это сейчас.
Теноктрис наклонилась, чтобы поднять стебли тысячелистника; возраст дал о себе знать, и движение прервалось на полпути. Кэшел коснулся ее плеча, показывая, что берет дело на себя, затем левой рукой собрал то, что лежало на полу. Он передал стебли Теноктрис, затем поднял сумку, пока она снова заворачивала их.
Мартоус открыл и закрыл рот. Он явно кипел от злости, но у него хватало самообладания, чтобы не сказать чего-то, что,
— Я подумала, что гадание могло бы направить меня к источнику силы, которая окружает нас здесь, — сказала Теноктрис, качая головой и убирая стебли. — Она полностью ошеломляет меня. Я не могу определить направление.
— Вы имеете в виду, какой предмет из коллекции Черворана является причиной этого? — спросила Шарина, когда они вернулись в покои королевы. Ее слуги открывали единственный сундук с одеждой, который сопровождал ее.
— У Черворана не было талисмана такого значения, как этот, — ответила Теноктрис. Ее голос был старательно лишен эмоций, что, вероятно, означало, что она волновалась. — Это… очень серьезное дело. Я не называю это угрозой, но то, что нас окружает, настолько невероятно мощное, что мы в опасности, даже если оно не враждебно.
Она весело улыбнулась, нарушив собственное настроение. — Град не является враждебным по отношению к цветам в саду, — добавила она. — Но он все равно их побьет.
— Вы найдете выход, Теноктрис, — спокойно сказал Кэшел. Когда он говорил, это была не бравада: это была вера ума, настолько чистая и простая, что никто из слушавших не мог усомниться в правдивости его слов. — И мы поможем вам, как делали это ранее.
Шарина схватила Кэшела за левую руку и прижалась к нему. Это было не то поведение, которого ожидали от принцессы на публике, но это было то, в чем она сейчас нуждалась.
— Не туда, пожалуйста, — сказал Мартоус, когда Шарина и ее спутники направились к двери, ведущей на лестницу. Он указал на комнату с кроватью, выходящую окнами на север. — Я могу лучше объяснить с балкона.
Шарина пошла впереди. Камергер, казалось, ожидал этого, и Кэшел, как само собой разумеющееся, замыкал шествие — если только он не думал, что впереди могут быть неприятности. Это была позиция, с которой он вел стада вдоль дороги. Шарина подозревала, что Кэшел испытывал к ней и Теноктрис примерно те же чувства, что и к овцам, за которых он отвечал в деревне.
Балкон тянулся во всю ширину комнаты, но был довольно узким. Он был оштукатурен, но то, как он заскрипел даже под небольшим весом Шарины, наводило на мысль, что он был построен из прутьев и глины; глухой щелчок, который она получила от удара костяшками пальцев, подтвердил подозрение. Внешняя лестница вела вниз, на площадь.
— Кэшел? — с сомнением переспросила она, оглядываясь через плечо, когда Теноктрис и камергер присоединились к ней на балконе.
Все еще стоя в спальне с твердым полом, он ухмыльнулся. — Я думаю, что он выдержит и меня, — сказал он. — Но я не вижу необходимости в этом сейчас.
— Я приказал построить трибуну для джентльменов и леди королевства, — объяснил Мартоус, указывая на площадь. — Теперь, когда вы здесь, я полагаю, некоторые из вас, дворян Орнифала, будут там. И, конечно же, два принца будут находиться в центре самого нижнего яруса. Я приказываю построить еще один трон для Принца Гаррика.
— «Под джентльменами и леди королевства он имеет в виду дворянство Фест-Атары», — мысленно перевела Шарина. Она нейтрально сжала губы. Было бы неприлично огрызаться на претензии камергера, но это могло бы быть менее оскорбительным, чем смеяться над ним, как она была близка к тому, чтобы сделать это.
Площадь раскинулась широко, занимая примерно десять акров без постоянных построек. С трех сторон от нее располагались палатки и киоски, а к югу располагались места для зрителей — трибуна, о которой упоминал Мартоус.
В центре площади возвышалась куча хвороста, почти такая же большая, как дворец. На ней, чуть ниже глаз тех, кто был на балконе, лежал труп на носилках из золотой ткани.
Несмотря на расстояние, Шарина могла разглядеть, что мертвый мужчина был средних лет; он был лысеющим, хотя и не лысым, и пухлым, не будучи по-настоящему толстым. Его щеки были нарумянены, но кожа на них уже начала обвисать. Серебряные монеты закрывали оба глаза.
— Когда у Леди Лайаны будет свободная минутка, она укажет вам, где рассаживаться, — твердо сказала Шарина. — Она прекрасно разбирается в протоколе, а я — нет. Она посоветуется с Лордом Аттапером, командующим королевской гвардией, и я советую вам не спорить с решениями, которые они принимают.
Она прочистила горло. — Там будут предусмотрены места для охраны, — добавила она. — Вероятно, будет больше охраны, чем вы думаете… Или кого-либо, кто сам не является телохранителем, — добавила Шарина про себя, — необходимым или даже мыслимым.
— Как скажете, — сказал камергер. Он раздраженно добавил: — Времени очень мало, вы же понимаете.
Шарина прекрасно это понимала, поэтому промолчала. Было бы правильно, если бы у камергера были свои приоритеты, но это не были приоритеты Королевства Островов, олицетворяемые Принцем Гарриком и его ближайшими советниками.
Теноктрис взглянула на труп, затем обратила свое внимание на будки и палатки по краям площади. Деревенские жители установили их для укрытия, в некоторых случаях образуя маленькие деревушки из полудюжины семей вокруг единственного очага для приготовления пищи. Разносчики и продавцы вина пробирались сквозь толпу, либо неся свои припасы на спине, либо в сопровождении носильщика или осла. На площади царила скорее атмосфера ярмарки, чем похорон.
Изгородь из частокола и веревки, украшенной пучками алой шерсти, отгораживала пространство шириной в выстрел из лука вокруг погребального костра. Там не было стражников, которые охраняли бы обозначенную границу. Либо крестьяне Фест-Атары были необычайно послушными людьми, либо они понимали, насколько сильным будет пламя, и у них хватило здравого смысла не подходить слишком близко.
Теноктрис пристально посмотрела на камергера своими быстрыми глазами. — Упомянутые вами церемонии связаны с колдовством? — спросила она.