Стеклянный ангел
Шрифт:
Стараясь ступать бесшумно, Миша подошел к знакомой двери.
Она была приоткрыта совсем чуть-чуть, но при виде этой узкой темной щели, Мишу охватил еще больший страх. Он понимал, что двери обычно не оставляют открытыми просто так, если только не случилось что-нибудь непоправимое.
Он опасался, что дверь заскрипит. Она действительно заскрипела, но обратной дороги уже не было, и Миша вошел в темную прихожую.
В квартире стояла тишина - ни звука, ни шороха…
Он помнил расположение комнат, и теперь на цыпочках
Миша снова прислушался… Абсолютная тишина… Он слышал только свое дыхание… Крепко сжал в руке фотоаппарат и потянул ручку двери к себе.
Яркий свет ослепил его, он зажмурился, и, прикрывая лицо ладонью, медленно открыл глаза.
То, что он увидел, навсегда запечатлелось в его памяти. Для этого и фотоаппарат бы не понадобился, и все-таки, преодолевая оцепенение, вдруг сковавшее тело, он сделал шаг вперед, навел объектив и несколько раз щелкнул: ведь он пришел сюда именно за этим.
Сенин лежал лицом вниз, уткнувшись в ковер. Правая рука была неестественно вывернута, словно кто-то намеренно повернул ее ладонью вверх…
Намеренно повернул… чтобы фигурка стеклянного ангела удобно поместилась в этой ладони и была видна всем, кто заглянул в эту квартиру по своей ли, по чужой надобности…
На Мишу снова нашло оцепенение, он стоял, прижав фотоаппарат к груди, и смотрел на эти пальцы, словно нехотя сомкнувшиеся вокруг стеклянной, поблескивающей в ярком электрическом свете фигурки. Это был ангел, украденный у антиквара, в этом не было никаких сомнений. Миша боялся подойти ближе, но даже со своего места видел: кончики прозрачных ангельских крыльев были закруглены.
Вдруг он услышал за спиной какой-то звук, какой-то шорох – еле уловимый, осторожный, вкрадчивый…
– Она здесь, - подумал он, и мерзенький липкий страх снова пополз по его спине.
Он кинулся к двери, закрыл ее, навалился всем телом, в голове стучала одна мысль – она здесь, она убьет меня! Но он сделал над собой усилие, встряхнул головой, словно пришел в себя. «Бабы испугался, бабы испугался!» - твердил он себе, словно уговаривая, потом решительно распахнул дверь и вышел снова в этот темный коридор.
Услышал, как в подъезде открылись двери лифта, и метнулся вон из квартиры. У самой двери внезапно остановился, схватился за голову, кинулся обратно в гостиную.
На журнальном столике, накрытом, видимо, к ужину, - шампанское, фрукты, пирожные, два фужера, наполовину полные или наполовину пустые, это уж кому как, Сенину уж точно все равно, - он увидел то, за чем вернулся: ключи от машины.
Стараясь не глядеть на тело, он схватил ключи и снова кинулся вон из комнаты.
Эта минутная заминка позволила тому, кто вошел в лифт, беспрепятственно поехать вниз.
Мише пришлось галопом нестись по ступенькам.
Между пятым и шестым
Можно было вернуться в квартиру Сенина и взять его телефон, Миша видел его на том журнальном столике, но тогда время будет безнадежно упущено, преступница скроется, и тогда останется только звонить в полицию и тупо дожидаться ее приезда.
Нет, своего Миша теперь не упустит, он догонит ее, задержит, сделает отличный репортаж и получит свое место под солнцем. Заслуженное место!
Лестница, казавшаяся бесконечной, наконец, закончилась.
Он бросился к лифту, но ярко освещенная кабина, конечна, была уже пуста. Птичка вылетела из клетки.
Миша кинулся во двор. Одна из машин, ослепив его фарами, с ревом рванула со стоянки.
Миша бросился к Сенинскому БМВ, руки не слушались, тряслись. Наконец, ему удалось открыть дверь, он сел, завел машину. Только бы справится с управлением, только бы справиться! Он никогда не водил такую машину, но раздумывать некогда, авось вывезет!
На большой скорости, рискуя побить машины на парковке, он отчаянно вырулил и рванул следом за автомобилем, стремительно исчезающим в темноте наступающей декабрьской ночи.
Глава двадцать пятая
Он старался не выпускать машину Алисы из виду. И еще боялся, что не справится с внедорожником, который, казалось, еще не остыл от прикосновений хозяина… убитого… убитого хозяина. У Миши было ощущение, что он угнал чужую машину, и теперь не он гонится за убийцей по этой опасно скользкой дороге, а за ним гонятся. Он вцепился в руль, руки дрожали от напряжения. Мимо окна мелькали деревья и столбы, снег падал сплошной мутной пеленой, видимость была отвратительная, и Миша с трудом различал два петляющих, дрожащих, безудержно несущихся вперед огня.
Из-под колес летели облака снежной пыли, подсвеченные светом фар, вдоль дороги тянулась темная полоса леса, мерно и солидно гудел мотор, снег все налипал и налипал на лобовое стекло, так что отчаянно елозящие дворники уже не справлялись. Фары выхватывали из темноты лишь маленький островок дороги, а на остальном безгранично окружавшем ее пространстве была только тьма и тьма, и резал глаза этот пронзительный контраст между темным, плотно нависающим над землей, небом и белым рыхлым полотном убегающего вдаль шоссе. Фары встречных машин вспыхивали внезапно и тревожно, и тут же стремительно уносились прочь, в ту темноту, что исчезала за спиной.