Стена между нами
Шрифт:
Дорнан строен, высок, подтянут. Мышцы перекатываются под смуглой кожей, кое-где видны следы старых шрамов, но это абсолютно его не портит. У него сильные ноги, узкие бедра. Я завороженно слежу за его движениями, любуюсь бликами огня, резко выделяющими силуэт на фоне темного обрыва.
— Еды нет, только вода из ручья в двух десятках шагов отсюда. Черпать нечем, так что захочешь пить — придется прогуляться.
— Рука, что с ней? — выдавливаю хрипло, не в силах расспросить подробнее. Жуткая рана уже не кровоточит, но алым
— Ерунда, почти не болит. Летать, правда, не смогу еще сутки точно, так что нам остается только сидеть тут, сушить одежду и надеяться, что кто-то из соарас заметит наш костер. На беду, я просил меня не сопровождать, так что до утра, скорее всего, никого не будет.
Он поднимает охапку дров и поворачивается ко мне. Торопливо отвожу взгляд, но все равно успеваю заметить то, о чем девушке не стоит думать до заключения брака. Дракон выпрямляется, нарочито медленно возвращается к огню и вдруг выдает:
— Смотреть на меня тебе стыдно, а прижиматься — нет?
— Я… не прижималась, — оправдываюсь тихо. — Точнее, не к тебе. То есть не в этом облике.
— Хм, — он неторопливо подсовывает крупное полено в основание костра. — То есть ко мне-дракону у тебя больше доверия, чем ко мне-человеку?
— Я не это хотела сказать…
Дорнан заканчивает возиться с дровами, подходит, садится рядом. Я выпрямляюсь, подтягиваю колени, обхватываю себя обеими руками. Ардере осторожно поднимает руку, касается моего лица. Мягко проводит от скулы к подбородку, заставляет повернуться к нему.
— Что же происходит, Огонёк? Ты уже не дрожишь от страха в моих руках. Смотришь так, что кровь вскипает, тянешься ко мне, — он отпускает меня, недоуменно пожимает плечами: — Но стоит мне оставить тебя на пару дней — и всё безвозвратно рушится. Я не понимаю почему. Разве я был к тебе жесток? Несправедлив? Оскорбил чем-то, унизил?
Огонь бросает на лицо ардере яркие блики, тени подчеркивают крохотные морщинки у глаз.
— Дор… — его имя звучит в моих устах будто стон. — Ты не знаешь меня настоящую и напрасно доверяешь. Я гадкая и слабая, мне не место рядом с тобой.
— Кто так сказал? — в его глазах на мгновение вспыхивает злое пламя.
— Никто. Я сама это знаю.
— Тогда ты ошиблась.
— Или ты.
Но он упрямо качает головой. Океан шуршит, мерно облизывая камни, вздыхает, словно ему снится тревожный сон. Воздух дышит сырой стылостью, но тут, в шаге от открытого огня, я почти этого не чувствую. Весь мир сжимается до небольшого круга света под нависшими скалами. Он пахнет дымом, горькой смолой, хвоей и водорослями. И в нем не остается места ни для кого, кроме нас двоих и этого трепещущего пламени.
— Поклянись, что никогда больше не попытаешься убить себя. Что бы ни случилось, — в его голосе проскальзывают повелительные нотки.
— Я не хотела… Просто не справилась с твоей магией. Веришь ты или нет, но я бы вернулась. Чтобы просить отказаться от брака, — слова даются мне с трудом, но я чувствую, что Дорнану жизненно необходима моя откровенность. — Хотя, возможно, оборвать жизнь вот так было бы правильнее.
— Чушь какая: ты не смерти искала и боролась до конца.
— Боролась, — произношу тихо, но горло всё равно сводит от долгого разговора, я захожусь болезненным кашлем. — Из-за позорной слабости, неумения принять смерть, из жалости к самой себе. Тебе не стоило меня спасать.
— Я так не думаю.
Он касается губами моего лба, прижимает, дрожащую, неуверенную, сердитую на себя и весь мир, к своей груди. Желание спорить и говорить исчезает в мгновение ока. Единственное, чего я сейчас хочу, — это чтобы наши объятия продолжались вечно. Хочу вдыхать его запах, слышать стук сердца, видеть блеск в глазах, наслаждаться дыханием. И Дорнан отлично чувствует это, пальцы его руки зарываются в мои влажные волосы, осторожно скользят по шее, щекоча и дразня.
— Ты не рассказал мне, — я с трудом заставляю себя рассуждать связно, а не таять теплым воском в его руках.
— О чем?
— Об истории своего деда, о начале войны…
— Как узнала?
— Не важно… пока.
— Поэтому пошла к обрыву?
— И это тоже не важно. Так это правда? — Он замирает неподвижно, медленно кивает, подбирается, словно перед схваткой. — Почему солгал?
— Боялся, — отвечает, глядя мне в глаза. — Малодушно боялся, что ты отвернешься от меня. Выбрал общепринятую ложь вместо правды. Прости меня.
Мы молчим. Такие близкие, такие далекие.
— Осуждаешь?
— Нет… Наверное, всё же нет, — обессиленно склоняюсь лбом к его груди, пряча глаза. Мне ли выносить приговоры, мне ли возмущаться скрытностью и неискренностью? Даже смешно.
Меня буквально окутывает волной его уходящего страха и неуверенности, а после — облегчением и надеждой. Странно, прежде я не ощущала чужих эмоций так ярко, как сейчас. Магия ардере, поселившаяся в моем теле? Возможно. Но мне плевать.
Дорнан мягко отстраняется, заглядывает в лицо. Его руки скользят к моей талии, он склоняется, нежно касаясь губами кожи за ухом, теплое дыхание обжигает, заставляет голову кружиться.
Завтра. Я расскажу все завтра на рассвете — и наши жизни изменятся навсегда. Он не простит, не сможет смотреть на меня так, как сейчас. Я перестану быть его сокровищем, а возможно, буду вызывать только омерзение. Не станет больше ни этой манящей близости, ни прикосновений, ни дрожи, пробегающей по телу.
— Ты действительно хочешь расторгнуть помолвку? — шепчет он. — Желаешь, чтобы я отказался от тебя?
Но я не отвечаю. На краю сознания теплится мысль, что, возможно, еще можно выторговать у судьбы эти драгоценные мгновения. Утро принесет новые вести, так пусть хоть этот вечер принадлежит нам двоим.