Стена между нами
Шрифт:
— Самонадеянная, наглая, глупая человеческая женщина!
— Да! Такая, какой меня создали Прародители, жизнь и я сама. Такая, какую ты выбрал из десятков других. Выбрал сам, с открытыми глазами и легким сердцем. И та, кто полюбила тебя! Вопреки воспитанию, учению, самой своей сути!
Он поднимает голову, смотрит в упор, край зрачка светится белым пламенем. Ему больно. Его мир рушится и кровоточит, замерзает под ураганным ветром, но где-то там, под неподъемной тяжестью разочарования тлеет искра надежды, крохотный уголек понимания.
— Так полюбила или предала? —
Всхлипываю от облегчения и злости одновременно. Как же легко потерять это, как просто затоптать пламя, связавшее нас! Одно неверное слово — и всё пойдет прахом, если уже не пошло.
Подхожу, несмело протягиваю руку, касаюсь его ладони. Он вздрагивает от этой нехитрой ласки.
— Решать тебе, но я никогда бы не навредила тебе, Дор. Ни за что на свете. Скорее бы убила себя.
Он сжимает мое плечо. Больно сжимает, явно не рассчитав силы. Подтягивает вплотную, склоняется, касаясь лбом моего лба.
— Я запретил тебе даже думать об этом.
— Это было вчера. Сегодня тебе может быть всё равно.
— А похоже, что я равнодушен? — выдыхает он сквозь зубы.
— Нет, но я боюсь даже поверить в то, что это не просто гнев.
От напряжения он даже на миг прикрывает глаза, из горла вырывается тихий рык.
— И ты думала, что всё исправишь, отказавшись от брака?
— Да.
— Пустоголовая, сумасшедшая, эгоистичная, совершенно невыносимая! Вырвала бы мне сердце, милосердней было бы. Ты понятия не имеешь, каково мне сейчас.
— А какой у меня еще был выход?
— Довериться мне?!
— Но Риан сказал…
— Я убью его, — почти шипит он. — Разорву своими руками. Заставлю проглотить каждое произнесенное слово!
— Дор, — меня трясет. — Плевать на киссаэра. Если тебя не будет рядом, мне на все плевать, понимаешь?
— Нет. И да. Я даже себя понять не могу, куда уж в твои мысли проникнуть… Ты куда более жестока, чем хочешь казаться. Как я должен был жить без тебя? Как должен жить теперь, получив удар в спину? Ты об этом подумала?! — Он наступает на меня, оттесняет назад. Вихрь его эмоций так силен, что у меня голова кружится. — Не смей мне лгать! Никогда больше. Ни при каких обстоятельствах! — Его руки ложатся на мои щеки, не позволяя отвернуться, скользят по шее, кажется, одно неверное движение — и он сломает меня, как тростинку. Вот только я чувствую, что пальцы алти-ардере вплетаются в мои волосы в неистовой, исступленной ласке.
— Если только у нас будет шанс… Только правда. Только честность. До самого конца.
Я и сама сжимаю его плечи, боясь отпустить даже на миг. Пол уходит из-под ног, комната вращается в диком танце, теряя очертания.
— Поклянись, Огонек. Пообещай, что никогда больше не предашь меня. Потому что второй раз я уже не прощу.
— Клянусь жизнью!
Он закрывает глаза, судорожно прижимает меня к себе.
— Глупая человеческая женщина…
— …моё крылатое чудовище.
Я прячу лицо у него на груди, как маленький ребенок, испугавшийся грозы, слушаю бешеный стук сердца, вдыхаю запах раскаленного камня и морской соли. А Дор гладит меня по волосам, так и не разжав объятий, не позволяя отступить и высвободиться.
Как же хорошо! Пусть держит вот так всю жизнь.
Всхлипываю, впиваюсь пальцами в тонкую ткань его рубашки. Не хочу плакать, но не могу остановиться, слишком долго копились эти страхи, слишком сильну облегчение. Слабость? Ну и бездна с ней, я все-таки женщина, а не воин, дракон и правитель.
— Ну всё, всё, — шепчет Дор мне на ухо. — Успокаивайся, Огонёк. Нет того, с чем мы не справимся, если будем вместе. Верь мне. Ты моё безумие, мне всё равно уже не излечиться от тебя. Ты яд, проникший в мое тело и разум. И ты же воздух, которым я дышу.
— Не говори так, я всего лишь человек. И не отпускай.
— Нельзя отпускать тех, кого любишь. Никогда.
Он заставляет меня поднять голову, поцелуем стирает слезы с моего лица.
На мгновение для меня всё меняется, я словно впитываю каждую его мысль, ловлю каждый вздох и удар сердца. А еще я вижу свет. Не глазами, скорее внутренним зрением: неосязаемый, то такой яркий! Истинное пламя ардере, истинное пламя Дорнана.
— Кхм…
Вздрагиваю, только сейчас вспомнив, что вообще-то мы не одни. Дор нехотя ослабляет хватку, оглядывается.
— Жаль прерывать вас, — замечает сехеди, — но если эту проблему вы решили, но, увы, остальные никуда не исчезли.
— И начать придется с того, что вы, госпожа Лиан, проявили удивительную даже для человека недальновидность. Нельзя было сознаться в более подходящей обстановке? — Он встает, разминает плечи и принимается ходить по комнате. По рунам на коже прокатываются волны света, выдавая крайнюю степень взволнованности. — В узком кругу друзей, а еще лучше — наедине? Это же уму непостижимо: несколькими фразами настроить против себя стольких ардере! Порой я забываю, как импульсивны, несдержаны и торопливы люди, и каждый раз вспоминаю об этом слишком поздно.
Он закладывает руки за спину, отворачивается к окну, за которым разгорается рассвет.
— Вы же понимаете, что не можете теперь оставаться во дворце? Да и на отборе тоже. Несмотря на то, что предупреждение оказалось своевременным, недоброжелателей у вас сейчас в разы больше, чем друзей.
— Бездна, — выдыхает сквозь зубы Дорнан.
— Факты упрямы, мой владыка, — сухо продолжает сехеди. — Обвиненная в предательстве не может быть вашей спутницей. По крайней мере, пока не очистит свое имя. И, честно сказать, я пока ума не приложу, как это сделать.
— Отбор всё равно придется остановить. — Алти-ардере всё так же удерживает меня рядом. — Мы на пороге войны, сейчас не до испытаний и проверок.
— Как раз наоборот. Мы должны как можно быстрее покончить с этим. Вы сами знаете, как непредсказуемы последствия восстаний, быть может, для многих из нас это единственная возможность продолжить род.
— Вы шутите! — изумленно вскидывает брови Дорнан.
— Напротив, предельно серьезен. Но госпожа Лиан не будет принимать участия, равно как и вы. Это даст нам время отыскать лазейки.