Степи европейской части СССР в скифо-сарматское время
Шрифт:
На многих каменных изваяниях скифов-воинов имеются изображения сосуда в форме рога, который воин держит в правой, а иногда в левой руке (табл. 40; Попова Е.А., 1976). Из такого же сосуда пьют побратимы на золотых бляшках из Куль-Обы, Чертомлыка и др. Рог изображен в руке скифа в сценах приобщения царя богиней на золотой пластине от головного убора из кургана Карагодеуашх. Все перечисленные изображения свидетельствуют о культовом, ритуальном характере сосудов в виде рога, ритона.
Большинство известных нам скифских ритонов сделано из благородных металлов, главным образом серебра, реже — золота и украшено орнаментом и сюжетами, связанными с религиозными и идеологическими функциями. Они найдены в самых богатых скифских курганах на нижнем Днепре, Северном Кавказе, а также на Северском Донце и среднем Дону. В отличие от названных выше форм эти сосуды нельзя считать типичными только для скифской культуры. Начиная с глубокой древности, они были распространены очень широко. В эпоху железа сосуды, сделанные из металла, главным образом серебра, подражающие форме рога крупных животных, известны, кроме Скифии, в Иране, Фракии, Армении, Средней Азии, но отсутствуют в Греции. М.И. Максимова, посвятившая специальную статью исследованию серебряного ритона из Келермесского кургана — самого раннего из всех найденных скифских ритонов, отрицает происхождение металлических сосудов этой формы из какого-либо одного центра (1956). И. Маразов (1978), специально изучавший ритоны с территории Фракии и коснувшийся скифских ритонов, считает, что в Скифии они появились под иранским влиянием. Действительно, в Скифии и из курганов их восточных соседей — меотов известны ритоны, явно происходящие из ахеменидского Ирана. Но они датируются V и IV вв. до н. э. (Семибратние, Уляпские курганы, Куль-Оба) и существенным образом отличаются от большинства ритонов, бытовавших в Северном Причерноморье с VI в. до н. э. Поэтому мне представляется более вероятной первая точка зрения о независимом от внешнего воздействия происхождении ритонов из скифских и соседних с ними памятников.
По форме найденные ритоны и их изображения М.И. Максимова делит на два типа. К первому относятся сосуды, которые характеризуются выгибом ствола почти под прямым углом, широким раструбом и сильным сужением на конце сливного отверстия (табл. 46, 6). Для ритонов второго типа характерна плавная изогнутость ствола с постепенным сравнительно незначительным сужением в направлении к сливному отверстию. Наиболее распространенными были ритоны второго типа, хотя в последнее время возросло число находок ритонов первого типа (Дуровка, Гайманова Могила). Исходной формой серебряных скифских ритонов М.И. Максимова считает турий рог.
Некоторые серебряные ритоны как первого, так и второго типов имели золотые обкладки раструба и нижнего конца. Например, малый ритон из Гаймановой Могилы имел раструб с гладкой золотой обкладкой и напаянной на ее край плетеной золотой нитью. Острый конец его заканчивался золотым наконечником с головкой барана. Второй — большой ритон из этой же могилы был украшен по раструбу примыкающими друг к другу четырьмя золотыми пластинами, орнаментированными стилизованным растительным узором. К основной части ритона раструб прикреплялся при помощи поперечной гладкой золотой обоймы (Бiдзiля В.I., 1971, с. 50). Позолоченным был орнамент на раструбе ритона из Келермеса.
В кургане IV в. до н. э. бывшем имении Талаевой в Крыму найден ритон, сделанный из рога благородного оленя. Верх ритона был облицован пластиной листового серебра с рельефным изображением на нем чеканных пальмет и лотосов с завитками (Манцевич А.П., 1957, с. 155–172), типичным для античного искусства этой поры. Большинство скифских серебряных ритонов производилось в мастерских греческих городов Северного Причерноморья, некоторые (о них сказано выше) поступали из ахеменидского Ирана. Серебряный ритон из Келермеса М.И. Максимова (1956) считает произведением двух мастеров — скифа и грека-ионийца. Основа ритона, по ее мнению, была сделана скифским мастером, а орнамент — греком. Фракийским по происхождению является ритон из кургана у с. Мастюгино (Маразов И., 1978).
Сохранившаяся литературная традиция и рассмотренные выше археологические материалы показывают, что в VII — начале III в. до н. э. на юге Восточной Европы жили различные по своему происхождению, этнической принадлежности и культуре племена, которые можно объединить в две историко-этнографические группы. Степные пространства Северного Причерноморья и Приазовья от нижнего Дона на востоке до нижнего Дуная на западе были заняты ираноязычными кочевниками-скифами. В VII–VI вв. они, видимо, обитали и в степях Предкавказья. Лесостепная территория была заселена оседлыми земледельцами, этническая принадлежность которых пока еще недостаточно ясна. Те и другие существовали и развивались в тесном взаимодействии друг с другом, при этом кочевники всегда составляли основную действующую силу.
В начальный период своей истории кочевые скифы, как и их предшественники киммерийцы, по всей вероятности, находились на той стадии развития кочевого хозяйства, которую в настоящее время принято определять, как первую ступень кочевания (Марков Г.Е., 1976; Плетнева С.А., 1982). Это был период постоянной подвижности всего населения, стремившегося максимально расширить территорию для выпаса скота, завоевать новые пастбища. В то время кочевники не имели постоянных зимников и летников, а также постоянно функционировавших кладбищ. Необходимые продукты питания и ремесленного труда они получали от соседей, главным образом военным путем, поскольку постоянно находились в состоянии войны-нашествия. Такую стадию кочевания, по мнению ученых, прошли все народы евразийских степей, перешедшие к кочевому образу жизни. Именно к этому периоду в жизни скифов относится красочное описание их быта в труде Псевдо-Гиппократа: «… называются они кочевниками потому, что у них нет домов, а живут они в кибитках, из которых наименьшие бывают четырехколесные, а другие шестиколесные, они кругом закрыты войлоком и устроены, подобно домам, одни — с двумя, а другие — с тремя отделениями, они непроницаемы ни для воды, ни для света, ни для ветров. В эти повозки запрягают по две или по три пары безрогих волов. В таких кибитках помещаются женщины, а мужчины ездят верхом на лошадях. На одном месте они остаются столько времени, пока хватает травы для стад, а когда ее не хватит, переходят в другую местность. Сами они едят вареное мясо, пьют кобылье молоко и едят иппаку. Таков образ жизни и обычай скифов» (Псевдо-Гиппократ. О воздухе, водах и местностях. 25).
Сколь долго у скифов длилась эта первая ступень кочевания, сказать трудно. Вполне определенно можно думать, что она охватывала время скифо-киммерийской войны, т. е. VIII — начало VII в. до н. э. Уже в первой половине VII в. до н. э. скифы, вероятно, их наиболее передовая часть, достаточно прочно обосновались в степях Предкавказья и именно отсюда военные отряды, не обремененные семьями, отправляются в Переднюю Азию. Такое положение не соответствует первой ступени кочевания. Однако все происходившее после возвращения скифов из далеких военных походов в страны древнего Востока и связанное со вторичным завоеванием степных просторов Северного Причерноморья в начале VI в. до н. э. говорит в пользу нахождения скифов на той же первой ступени кочевания. В самом деле, до сих пор в степи известно немногим более 20 погребений конца VII — начала VI в. до н. э., причем они разбросаны по всей территории, не составляя компактных групп и находясь главным образом в более ранних курганах эпохи бронзы (Мурзин В.Ю., 1984). А это со всей очевидностью говорит о свободном, непрерывном кочевании без определенных стойбищ в зимнее и летнее время.
По мнению специалистов, переход ко второй стадии кочевания знаменуется ограничением территории кочевания и четким определением границ кочевок, появлением постоянных зимников и летников (Плетнева С.А., 1982, с. 56). Сколько-нибудь точно определить дату такого перехода у скифов не представляется возможным. Но с достаточной уверенностью можно думать, что в период войны с Дарием и особенно после нее скифские кочевые племена уже находились на второй стадии кочевания. Судя по рассказу Геродота в конце VI в. до н. э. существовали достаточно четкие границы Скифского царства, а также между кочующими родами, племенами и их подразделениями. Это позволяет предполагать появление постоянных кочевых маршрутов с определенными стойбищами в летнее и зимнее время. Вероятно, рядом с ними возникают родовые кладбища, хотя все еще часто хоронят покойников в курганах эпохи бронзы. В этой связи следует напомнить, что для конца VI–V вв. до н. э. в степи известно более 100 скифских погребений, а на нижнем Днепре в районе Каменско-Никопольской переправы начинает образовываться кладбище скифских царей, наиболее известное для IV — начала III в. до н. э. (Мозолевский Б.Н., 1986). К концу VI в. до н. э. стабилизировались и отношения с земледельческими племенами лесостепи.
Войны на второй ступени кочевания уже не имели характера нашествия, в котором участвовало все кочевое население, а представляли собой набеги, совершавшиеся только вооруженными отрядами. Из рассказа Геродота следует, что только воины участвовали в отражении полчищ Дария, тогда как женщины и дети были специально отправлены в тыл.
Как мы видели выше, еще в VI в. до н. э. начался процесс оседания на землю части кочевников. Но в это время он касался лишь обитателей тех районов, которые находились поблизости от греческих городов-колоний, — в нижнем Побужье и нижнем Поднестровье, на Керченском полуострове. Вовлеченные в активную деятельность греческих колонистов, отдельные семьи кочевников как бы вливались в состав населения греческих городов и поселков, составляя в них меньшинство. Более определенное оседание кочевников, как сказано выше, происходит в V и особенно в IV в. до н. э. Однако в поселках кочевники проводили лишь часть года, тогда как другую часть находились в движении, оставляя на месте семьи, главным образом бедноту, у которых не было стада. Таким образом, кочевнический способ хозяйства и быта клонился к упадку. Но и в IV — начале III в. до н. э. кочевники по-прежнему составляли основную военную и политическую силу в Скифском царстве, достигшем в это время апогея своего развития. Последний период существования большой Скифии, видимо, можно отнести к началу третьей ступени кочевания — началу потому, что в IV в. до н. э. еще не вся масса кочевников Скифии перешла к оседлости. Такой переход наблюдается лишь в позднейший период скифской истории, который относится к III в. до н. э. — III в. н. э. и будет освещен ниже.