Степи европейской части СССР в скифо-сарматское время
Шрифт:
Существование двух различных хозяйственных укладов способствовало развитию обмена между кочевниками и оседлым земледельческим населением, а следовательно, и росту товарности производства. Это в свою очередь вело к обогащению верхушки скифского общества и появлению обедневших общинников. К углублению имущественной и социальной дифференциации вели и торговые контакты с появившимися на берегах Черного моря в конце VII–VI в. до н. э. греческими колониями. О значительном имущественном расслоении в Скифии в VI–V вв. до н. э. убедительно свидетельствует Псевдо-Гиппократ, который проводит резкую грань между богатыми и бедными. К последним относятся люди самого низкого происхождения, характеризуемые тем, что они «не ездят верхом» (Псевдо-Гиппократ. О воздухе…, с. 64). У Пиндара, греческого поэта первой половины V в. до н. э., сохранились известия о людях, вовсе лишенных жилья (Отрывки, фр. 105), а в схолиях к его рассказу говорится, что не имеющие повозки составляли у скифов разряд «бесчестных» или «презираемых» (Аристофан. Схолии к птицам, ст. 942). Геродот также рисует достаточно сложную иерархическую структуру в Скифии, наличие в ней различных социальных категорий. Из анализа легенд о происхождении скифов, переданных Геродотом, некоторые исследователи делают вывод о трехчастном социальном членении скифского общества — традиционном для индоиранских народов. Сторонники этой точки зрения выделяют три сословно-кастовые группы: военная аристократия, в том числе цари, жрецы и земледельцы-скотоводы (Грантовский Э.А., 1960; Раевский Д.С., 1977). Представление об имущественном расслоении в скифском обществе вполне согласуется с понятием знатности того или иного рода. Главенствующая роль в скифском союзе племен принадлежала правящему роду скифов царских, ведущему свое происхождение от божественного предка Зевса-Папая (Геродот, IV, 127). Геродот говорит о представителях пяти поколений этого рода. Последний из них — Иданфирс возглавлял скифское войско в войне против Дария.
Царская власть была наследственной и передавалась от отца младшему сыну. Однако в V в. до н. э. в Скифии еще существовали три группировки племен, каждая из которых имела своего вождя — царя. Иданфирс был лишь главным царем. Во время войны царь предводительствовал войском. И в мирное время он располагал постоянной военной силой. Так, Геродот сообщает, что у Скила были войско и копьеносцы, видимо, телохранители. В обязанности царя в мирное время входили функции верховного судьи и жреца. Из рассказа Геродота следует, что власть царей ограничивалась союзным советом и народным собранием, которое одновременно являлось и войском скифов. Это его качество особенно ярко выступает в сообщении Геродота о свержении скифами Скила и избрании царем его брата Октамасада (IV, 79, 80). Роль союзного совета показана Геродотом при описании войны скифов с Дарием (IV, 102, 120, 121, 124–125). Из его сообщения можно сделать вывод, что на союзном совете решались все основные вопросы ведения войны: обсуждались тактика борьбы с персидским войском, от лица скифов, а не главного царя были посланы вестники к союзникам, велись переговоры с греками-ионийцами о срыве переправы Дария (IV, 120, 136). Только один раз от своего лица Иданфирс как царь скифского народа отвечает персам (IV, 127).
А.М. Хазанов возражает против такой реконструкции организации управления в Скифском царстве. Он считает, что анализ рассказа Геродота о войне с Дарием не подтверждает наличия у скифов народного собрания и его важной роли в общественных делах. По его мнению, это был совет, в который входили три басилевса и другие представители скифской знати. Роль рядовых скифов-воинов как во время войны с Дарием, так и в эпизоде со Скилом представляется исследователю пассивной (Хазанов А.М., 1975, с. 236, 237).
Нам очень мало известно о семейных отношениях в Скифии VI–V вв. до н. э. Но данные, которые можно извлечь из скифского рассказа Геродота, позволяют предполагать, что в то время у скифов еще могла существовать патриархальная семья, но уже на стадии разложения (Шелов Д.Б., 1972, с. 68–70).
Геродот отмечает, что царские скифы считали все остальные племена Скифии своими рабами (IV, 20). Это свидетельство, конечно, нельзя понимать в прямом смысле. Но оно может быть истолковано как показатель подчиненного положения племен, входивших в Скифию, наиболее могущественному племени царских скифов. Б.Н. Граков убедительно доказал, что это подчинение выражалось «в праве царей господствующего племени выбирать себе слуг, получать корм и дань от земледельцев и перекочевывающей по территории орды кочевников, принимать посмертную царскую перекочевку, в повинности сооружать огромную курганную насыпь» (Граков Б.Н., 1950, с. 10). В VI–V вв. до н. э. такое подчинение, видимо, еще не носило характера регулярной эксплуатации, но главенствующее положение царских скифов в союзе обеспечивало возможность эксплуатации. Безусловно, в то время уже существовала и какая-то внутриплеменная эксплуатация скифской аристократией своих соплеменников. Глубокая имущественная дифференциация скифского общества не могла не сопровождаться развитием разных форм зависимости рядовых членов общества от богатеющей аристократии. Как было сказано выше, рабство не играло сколько-нибудь значительной роли в производственной деятельности скифов. В связи с этим в скотоводческих хозяйствах аристократии должна была существовать значительная категория зависимых лиц, которая обеспечивала своим трудом нормальное функционирование таких хозяйств — выпас скота, дойку, уход за молодняком и т. д. Эксплуатация их труда давала излишки прибавочного продукта, которые аристократия могла обменивать на предметы роскоши, привозные вино и керамику.
Рассмотренные стороны социально-экономической жизни скифского общества VI–V вв. до н. э. одни современные исследователи трактуют как самую последнюю ступень разложения первобытно-общинного строя, когда значительного развития уже достигли явления, характерные для перехода к классовому обществу и государству (Шелов Д.Б., 1972б, с. 77). По мнению других ученых, это было примитивное государственное образование, в котором политически господствовали кочевники, а преобладающей формой эксплуатации являлись даннические отношения. По А.М. Хазанову — это Второе скифское царство в отличие от Первого более раннего (1975, с. 238). А.И. Тереножкин, полагая, что государство у скифов возникло еще в период переднеазиатских походов, считает его по своей сути рабовладельческим, поскольку «положение подвластного населения в древности всегда приравнивалось к рабству» (1977, с. 20).
Конец V — первая половина IV в. до н. э. — время качественного скачка в развитии скифского общества. По мнению Б.Н. Гракова, которое наиболее активно в настоящее время поддерживает и развивает Д.Б. Шелов, именно в это время происходит переход от союза племен к первичному государству. По А.М. Хазанову — это следующая, третья ступень в развитии примитивного государства. Лишь А.И. Тереножкин не видит сколько-нибудь разительных перемен в общественном устройстве Скифии конца V–IV в. до н. э. по сравнению с более ранним периодом, хотя и признает, что это было время наивысшего расцвета экономики и культуры скифов (1977, с. 21, 22). Однако трудно согласиться с выводами исследователя: и письменные источники, и археологический материал ясно свидетельствуют об изменениях, происшедших в социальной структуре Скифии.
Из Страбона (VII, III, 18) следует, что царь Атей в описываемое время был единоличным правителем скифов. Ни о каких соправителях этого царя в трудах древних авторов не упоминается, а об Атее как о сильном и деятельном владыке скифов, кроме Страбона, говорят Полиен, Фронтин, Клеарх Солийский (Шелов Д.Б., 1971, с. 56). Идеологическим отражением усиления царской власти при Атее исследователи считают распространение в скифском искусстве IV в. до н. э. сюжетов на тему ее божественного происхождения (Граков Б.Н., 1950, с. 12; Раевский Д.С., 1977, с. 165–169). Видимо, с целью поднять свой престиж в качестве владыки скифов Атей чеканил монету, по типу изображений на ней близкую к монетам Филиппа Македонского (Анохин В.А., 1973, с. 41). Атей, таким образом, выступает как царь, с деятельностью которого можно связывать политическое объединение Скифии на территории от Дона до Дуная (Граков Б.Н., 1950, с. 9 сл.; 1971, с. 40 сл.). Существует, правда, и другое мнение, распространенное главным образом в западноевропейской литературе, по которому Атей был царем лишь небольшой части скифов, обосновавшихся в Добрудже. Однако эту точку зрения не разделяет большинство советских скифологов (см.: Шелов Д.Б., 1965, с. 19, примеч. 15; Каллистов Д.П., 1969, с. 127).
Во время правления Атея во внутренней жизни Скифии произошли важные изменения. Как было показано в предыдущей главе, впервые возник ее экономический, политический и административный центр (Камонское городище), усилился процесс оседания кочевников на землю. Благодаря внешней политике Атея, направленной на укрепление позиций в западном направлении, скифы достаточно прочно утвердились в нижнем Подунавье, на территории Добруджи, и стали играть существенную роль в событиях на Балканах. В этой связи наблюдается увеличение скифского населения, как оседлого, так и кочевого, в Днестро-Дунайском междуречье. Одновременно происходили дальнейшее усиление давления на оседлых земледельцев лесостепи и продвижение каких-то орд кочевников на север. Об этом достаточно определенно свидетельствует появление в лесостепи типично скифских могильников (например, Бориспольский под Киевом). Таким образом, в период царствования Атея, видимо, стала возможной регулярная эксплуатация подчиненных земледельческих племен, что способствовало появлению стабильного прибавочного продукта, производимого этими племенами в пользу господствующего племени царских скифов. Вместе с тем, по-видимому, возросла и эксплуатация рядовых общинников внутри племени-завоевателя. Как следствие увеличения стабильного прибавочного продукта и роста заинтересованности греческих купцов в приобретении у скифов хлеба и других продуктов в IV в. до н. э. значительно увеличился объем торговли скифов с греческими городами Северного Причерноморья, о чем подробнее говорилось выше. В результате изменений в политической и экономической жизни в Скифии происходит дальнейшее усиление и углубление имущественного и социального неравенства. Со всей очевидностью это прослеживается на археологическом материале. Как было показано выше, по погребальным памятникам IV в. до н. э. отчетливо заметно существование нескольких имущественных и соответственно социальных рангов как среди аристократии, так и среди рядовых общинников.
Б.Н. Граков, первым обративший внимание на изменения в общественном устройстве Скифии в эпоху правления Атея (конец V–IV в. до н. э.) и объяснивший их переходом к государственному образованию, трактовал это государство как рабовладельческое, основанное на эксплуатации, имевшей формы общинного рабства в духе рабства у античных народов Спарты или Фессалии (1950, с. 11). А.М. Хазанов, поддерживая точку зрения Б.Н. Гракова о переломном моменте в социальной истории скифов в период царствования Атея, считает, что «он знаменовал собой не рождение нового государства, а его кульминацию». «Скифское государство и в IV в. до н. э. оставалось раннеклассовым, но достигшим теперь своего зенита», — пишет А.М. Хазанов, а преобладающей формой эксплуатации были даннические отношения (1975, с. 244). В античной литературной традиции нет данных, которые касались бы положения в Скифии после гибели царя Атея в 339 г. Но скифские курганы последней четверти IV и начала III в. до н. э., свидетельствуют о том, что никаких существенных изменений во внутреннем устройстве Скифии в тот период не произошло. Новые тенденции появились лишь в конце III в. до н. э.
Что касается лесостепных оседлых земледельческих племен, то судя по археологическому материалу VII–IV вв. до н. э. по своему социальному развитию они вряд ли уступали кочевникам, а возможно, даже превосходили их. Они имели своих царей и свою военную аристократию, а имущественное расслоение в среде земледельцев, очевидно, было не менее выраженным, чем у кочевников. Существование городищ, а среди них таких, как Бельское или Немировское, которые являлись племенными центрами, свидетельствует о том, что оседлые земледельческие племена сохраняли свою организационную структуру и внутреннюю автономию по крайней мере до IV в. до н. э. Зависимость земледельцев от кочевников, вероятно, ограничивалась сбором дани и грабежами во время походов скифских военных отрядов на северных соседей. По А.М. Хазанову, население лесостепи в скифский период еще не достигло уровня классообразования. Б.А. Шрамко, напротив, вполне обоснованно считает, что «в V–IV вв. до н. э. лесостепные племена находились уже на таком уровне социально-экономического развития, который позволяет говорить о глубоком разложении первобытно-общинного строя и формирования раннеклассового общества и примитивных государственных образований» (1983, с. 27).