Степная полоса Азиатской части СССР в скифо-сарматское время
Шрифт:
В одном комплексе с серебряной булавкой и серьгой с колокольчиками (ограда 56) найдены золотые и сердоликовые бусы (последние, несомненно, привозные с юга). В северные районы Средней Азии сердоликовые бусы попали довольно поздно — в последней четверти II тысячелетия до н. э. (Итина М.А., 1961, с. 86–88), но известны они и в VIII в. до н. э. (могильник Боровое).
Хронология и вопросы происхождения. Итак, все найденные в погребениях Северного Тагискена вещи позволяют уверенно относить этот памятник к периоду поздней бронзы и датировать X–VIII вв. до н. э. На вопрос о культурной принадлежности памятника однозначно ответить невозможно. Прежде всего в материалах Северного Тагискена обращает на себя внимание четко проявляющаяся традиция андроновской культурной общности. Это выражается в наличии погребений в оградках, условной (здесь практиковалось трупосожжение) ориентировке покойников головой на запад (ибо выходы всех мавзолеев обращены на восток). Андроновское происхождение конусовидных серег бесспорно, но еще более ярко демонстрирует андроновские, а точнее — федоровские, черты керамика, что проявляется в ее формах, характере и мотивах орнаментации.
Исследования на протоках Сырдарьинской дельты обнаружили немногочисленные стоянки периода развитой бронзы, но все они, особенно в южной части, на протоках Инкардарьи, относятся к андроновской культуре (единицы — к алакульской, большинство —
Вторым по значимости был амирабадский компонент, который четко проявляется в керамике. Его происхождение объясняется контактами с населением периода поздней бронзы низовий Амударьи, осуществлявшимися по протокам древней Ачкадарьинской дельты, которые сливались с Сырдарьинскими в западной части. Амирабадские стоянки широко распространены на всей территории Сырдарьинской дельты и связаны с развитием отгонного скотоводства в хозяйстве племен — носителей амирабадской культуры.
Нельзя не отметить и черты сходства между архитектурой и культурой мавзолеев Северного Тагискена и дандыбай-бегазинскими памятниками Центрального Казахстана. Они проявляются и в деталях планировки, и в сходстве отдельных форм керамики карасукского облика. Последнее обстоятельство позволяет некоторым исследователям объединять тагискенские и дандыбай-бегазинские комплексы в единую культуру карасукского типа (Грязнов М.П., 1966, с. 238; 1970, с. 42). Между тем, в числе признаков, противоречащих такому выводу, следует назвать именно керамику карасукского облика. Она доминирует в центральноказахстанских комплексах и представлена сравнительно небольшим числом сосудов в погребениях Северного Тагискена. Вообще, если рассматривать керамические комплексы в этнокультурном аспекте, то центральноказахстанские материалы дают ощутимый федоровский (андроновский) компонент с сильной восточной (карасукской) окраской. В Северном Тагискене отчетливо выделяются федоровский и амирабадский компоненты, к которым лишь примешиваются керамические формы карасукского облика. С последними, видимо, следует связывать и золотые серьги-колокольчики из погребений Северного Тагискена. Наконец, значительное место в культуре Северного Тагискена занимает южный компонент. Это выражается в достаточно сложной архитектуре мавзолеев, выстроенных из сырцового кирпича, что для северных регионов Средней Азии того времени беспрецедентно. К тому же, и прямоугольный стандарт кирпичей, и гончарная посуда, и некоторые типы украшений — все это документирует проникновение элементов южной земледельческой культуры на север. Об истоках ее можно высказать лишь предположения. Успехи бактрийской археологии в последние годы позволяют увидеть связь таких типов тагискенских гончарных сосудов, как хумы с подкосом, узкогорлые кувшины с раздутым туловом, кубки на высокой ножке, с бактрийскими формами эпохи бронзы (Аскаров А.А., 1977, с. 62, рис. 31, табл. XVI; XXI XXIII; Сарианиди В.И., 1977, рис. 25; 29, 5). В свете бактрийских контактов, которые, возможно, имеют глубокие корни, интересен вопрос о планировке погребальных сооружений и культовых сооружений. Традиция возведения круглых в плане сырцовых погребальных сооружений в низовьях Сырдарьи прослеживается от мавзолеев Северного Тагискена до мавзолеев последних веков до нашей эры (Толстов С.П., 1962б, рис. 117).
Сложный культурный конгломерат, представленный в мавзолеях Северного Тагискена, с одной стороны, подчеркивает уникальность, престижность этого памятника. Вероятно, это кладбище крупных вождей, стоявших во главе соплеменностей [10] . Не исключено, что выявленные в мавзолеях 5б и 7 (там, где они сохранились in situ) отдельные группы федоровской, амирабадской и сходной с карасукской посуды являются погребальными приношениями различных этнических групп, входящих в состав этой соплеменности, С другой стороны, мавзолеи Северного Тагискена демонстрируют на археологическом материале сложные социальные и этнокультурные процессы, происходившие в среде населения Великого пояса степей в период поздней бронзы. Они связаны с интенсивным развитием скотоводческого хозяйства, ростом избыточного продукта, неравномерным распределением сырья, увеличением роли обмена, что в свою очередь приводит к разложению первобытно-общинных отношений, появлению имущественного и социального неравенства, и, наконец, активизации контактов между передовыми южными земледельческими цивилизациями и их северной, «варварской», периферией.
10
Последнее время в зарубежной и советской этнографии проводились исследования по уточнению самих понятий племя, конфедерация или союз племен, что и привело к их переосмыслению. С.А. Арутюнов и Н.Н. Чебоксаров предложили заслуживающую внимания аргументацию в пользу того, что еще в первобытном обществе основными этносами были не племена, а их группы, или соплеменности (Арутюнов С.А., Чебоксаров Н.Н., 1972). Это особенно справедливо в отношении возникающих на закате первобытной истории, в ходе процессов потестаризации и интеграции этносов, объединений родственных племен. Это тем более верно в отношении кочевнических общностей с их относительно частыми перегруппировками при относительной однородности культуры (Першиц А.И., 1982, с. 166, 167) (Ред.).
Обращаясь к анализу раннесакских памятников в низовьях Сырдарьи, датирующихся VII–V вв. до н. э., и рассматривая их в качестве одного из компонентов историко-культурного понятия «скифский мир», мы неизбежно столкнемся с вопросом, насколько правомерно на современном уровне знаний искать истоки формирования столь грандиозного в географическом, этническом и идеологическом планах явления, как скифская культурная общность, в одном регионе, пусть даже достаточно обширном. Сторонники центральноазиатского происхождения скифов основываются, в частности, и на сырдарьинских материалах. Не правильнее ли рассматривать эту общность как систему, черты единообразия звеньев которой возникли как следствие примерно одинакового уровня социально-экономического развития, близости экологических условий и ираноязычности населения не только в рассматриваемое время, но и раньше, в эпоху бронзы.
С другой стороны, не следует ли искать объяснение чертам своеобразия отдельных культур «скифского мира» в той относительно пестрой этнокультурной основе, которую представляло собой ираноязычное население — носители культур степной бронзы Евразии (Itina М.А., 1978; Этнические проблемы истории Центральной Азии в древности: статьи Б.А. Литвинского, Е.Е. Кузьминой). Иными словами, речь идет об отнюдь не новой гипотезе, связывающей генезис культур скифо-сакского круга со срубной и андроновской (в широком плане) культурами, ираноязычность носителей которых выявляется теперь и на археологических материалах (Генинг В.Ф., 1977; Смирнов К.Ф., Кузьмина Е.Е., 1977), а не как прежде, лишь ретроспективно, исходя из ираноязычности скифов. При таком подходе анализ раннесакских древностей низовий Сырдарьи в плане их генезиса, и места их среди культур «скифского мира» может, как нам представляется, дать фактический материал в пользу гипотезы об автохтонном происхождении этноса и культуры населения отдельных регионов «скифского мира», основанной на их генетической связи с населением и культурой предшествующего периода — эпохи бронзы. В этой ситуации наиболее полным выразителем традиционных идеологических представлений и их живучести в среде ираноязычного населения на протяжении длительного отрезка времени является погребальный обряд. (Хотя он же в ряде случаев служит индикатором неоднородности племенного состава сакского объединения в низовьях Сырдарьи.) Погребальный инвентарь раннесакского времени не дает столь ощутимых параллелей в материалах периода поздней бронзы, поскольку именно он отражает качественное изменение уровня производительных сил общества при переходе к раннежелезному веку. Но как раз погребальный инвентарь показывает сравнительное единообразие культур «скифского мира» и принадлежность их к разным историко-культурным провинциям. На примере раннесакских древностей низовий Сырдарьи (Тагискен, Уйгарак) видно, что включение того или иного региона в сферу культурных связей или влияний обусловлено тем же направлением этих связей еще в эпоху бронзы.
В раннесакском могильнике Южный Тагискен открыто около 50 курганов, из них раскопано 38 (Толстов С.П., Итина М.А., 1966), в Уйгараке — около 80, из них раскопано 70 (Вишневская О.А., 1973). Сходство погребального ритуала, наблюдаемое, за немногими исключениями, при анализе погребений обоих могильников, позволяет относить их к близкородственным этническим группам и рассматривать материалы в едином комплексе.
Могильник Южный Тагискен (табл. 1, 1) находится к югу от Северного Тагискена и небольшой ложбиной (ширина около 100 м) делится на два комплекса. Первый из них, ближайший к мавзолеям, содержит 12 курганов, второй — самый южный — 29. Девять курганов расположено на территории некрополя Северный Тагискен. Южный Тагискен датируется VII–V вв. до н. э. причем курганы V в. до н. э. группируются в самой южной части могильника, а более ранние — в северном его конце, ближе к древним мавзолеям. Курганы могильника Уйгарак (VII–VI вв. до н. э.; курганы V в. единичны) сосредоточены в трех группах — восточной (около 30), центральной (27) и западной (21).
Погребальный обряд. Погребения в Южном Тагискене и Уйгараке совершались на древнем горизонте и в грунтовых ямах по обряду трупоположения, изредка — трупосожжения, во всех случаях сверху насыпался курган. Сохранившаяся высота курганов 0,3–2 м, диаметр 10–40 м.
Погребения на древнем горизонте наиболее широко распространены в Уйгараке (30), в Южном Тагискене их мало (три). Совершались они по обряду трупоположения и трупосожжения. Последний обряд представлен наиболее четко именно в этой группе погребений и особенно в Уйгараке (семь из 30). Судя по захоронениям с трупоположением, покойников, как правило, клали на камышовую подстилку вытянуто на спине, головой на запад или юго-запад, внутри легкой деревянной каркасной постройки, переплетенной прутьями и камышом. Следы постройки сохраняются в виде круглых столбовых ямок с остатками сгнивших или сгоревших столбов. В трех случаях (Уйгарак, курганы 2, 59, 66) обнаружены остатки сгоревшей погребальной постройки. Характерно, что дневная поверхность вокруг погребальных сооружений часто бывает покрыта слоем хвороста и камыша. В плане эти постройки круглые, овальные, реже — прямоугольные. Обычно кольцо столбовых ям было одинарным, но внутри него располагалась как бы камера, образованная четырьмя столбами, стоявшими по углам прямоугольника или квадрата. Иногда кольцо столбовых ям было двойным (табл. 3, 4). В Уйгараке встречены погребения, где есть столбовые ямки, но можно уверенно говорить об отсутствии погребальной постройки. Эти ямки были элементом ритуала и никакой функциональной нагрузки не несли.
Основную массу курганных захоронений Южного Тагискена и Уйгарака составляют погребения в крупных прямоугольных грунтовых ямах, среди которых можно выделить четыре типа.
К первому, наиболее распространенному, относятся погребения в ямах размерами 2,7x2,3–4,5x3,7 м и глубиной 1–2 м, ориентированных в большинстве по оси восток-запад или восток-северо-восток-запад-юго-запад (Южный Тагискен — 19, Уйгарак — 28). Обычно погребальная яма имела поперечное перекрытие из деревянных балок. Поверх этой конструкции настилали слой камыша или мелких сучьев. Камышом устилали могильный выброс и древнюю дневную поверхность вокруг ямы, затем возводили курган. В ряде случаев поверх наката набрасывали слой земли толщиной 0,3–0,4 м, затем настилали еще слой камыша и уже после этого насыпали курган. Иногда вокруг ямы, на некотором расстоянии от нее, шел неглубокий ровик (или его отрезки), также перекрытый слоем камыша. В Южном Тагискене чаще, чем в Уйгараке, встречаются следы ритуала, связанного с огнем. Нередко деревянный накат ямы поджигали, но при этом тут же заваливали землей насыпи, что приводило к неполному сгоранию. Погребенного огонь не затрагивал. В некоторых случаях под насыпью вокруг ямы обнаружены горелые пятна — следы костров или разбросанных углей. Покойник в яме лежал вытянуто на спине, головой на запад с отклонением на юго-запад, реже — северо-запад, на камышовой подстилке или носилках из жердей, часто покрытых или переплетенных камышом. Иногда погребенного накрывали камышовой циновкой (табл. 3, 5). В некоторых могилах по периметру стен ямы выкопана канавка, так что покойник лежал как на земляном «столе». В большинстве погребений по четырем углам могильной ямы обнаружены ямки типа столбовых, но ни в одной из них остатков столбов не оказалось. Более того, в этих ямках встречались предметы погребального инвентаря, а иногда их перекрывала подстилка, на которой лежал покойник. По-видимому, и здесь мы имеем дело с элементом традиционным, а не функциональным. Погребения первого типа датируются VII–V вв. до н. э.
Погребения второго типа встречены только в Тагискене, причем не в раннесакской группе Южнотагискенских курганов, а на площади некрополя Северный Тагискен (курганы 8, 9, 13), близ мавзолея 6. Грунтовые прямоугольные ямы или камеры этих трех курганов были окружены невысокими валами (ширина 2–4 м, высота 0,5–0,7 м), насыпанными на древней поверхности, на расстоянии 4–5,5 м от могильных ям. Насыпи курганов возводились в пределах кольца вала и в настоящее время практически не сохранились. Снаружи вала кургана 8 был вырыт еще и неглубокий ровик (ширина по дну 0,5 м, по верху — 1,8 м, глубина 0,25-0,35 м) (Итина М.А., 1984а, с. 79, рис. 1, III). Все могильные камеры ориентированы по оси восток-запад с небольшим отклонением или по оси северо-восток — юго-запад. Они имели по углам ямки типа столбовых, которые функционально никак не использовались. Все могилы потревожены, но, судя по заполнению, они были перекрыты деревянным накатом. Курганы 9 и 13 содержали трупоположения, курган 8 — очевидно, трупосожжение, поскольку здесь яма (3,9x2,6 м, глубина 2,7 м) была заполнена мощным (толщина до 1,65 м) горелым слоем, а всю площадь древней дневной поверхности в пределах вала покрывал слой интенсивного горения. Канавка-ровик вокруг вала этого кургана также была забита хворостом, и, таким образом, кольцо огня пылало вокруг всего сооружения.