Степная полоса Азиатской части СССР в скифо-сарматское время

Горбунова Наталья П.

Характерные сцены борьбы зверей можно было бы принять за картины из реальной жизни животных, так живо и правдиво показаны в них реальные звери в естественных положениях. Но есть и совершенно нереальные изображения — например, крылатый тигр терзает горного козла или мифический орел поднял в своих лапах лося (табл. 67, 3). Изображения головы оленя в пасти волка (табл. 67, 13) или налима, схватившего голову горного барана, должны были, по-видимому, показать победу волка над оленем или налима над горным бараном, а потому все представленные в подобных изображениях волки и тигры, олени и лоси, налимы и бараны и другие животные, были, очевидно, мифическими, а не реальными существами. В эпоху, когда военные набеги и столкновения были нормальным и частым явлением, когда отношения между родами и племенами устанавливались соотношением их сил, а благополучие рода и племени определялось военной мощью, изображаемый мир мифических существ также должен был представляться

в состоянии постоянной борьбы, с неизбежными победами одних мифических существ и поражениями других. Вполне естественно, что, воплощая воображаемые мифические существа в образах реальных животных и чудовищ, наделенных признаками реальных животных, древние художники представляли борьбу этих существ в виде реальных картин нападения зверей друг на друга. Так сложился реалистический стиль изображения животных и сцен их борьбы.

Пазырык. Войлочные покрышки седел № 2 и 3 (детали), щит (дерево и кожа).

Золотые изделия из Сибирской коллекции Петра I и фрагмент войлочного ковра из Пазырыка.

Аймырлыг. Берестяная фигурка, клык с изображением хищника, золотые бляшки с изображением животных, костяные фигурки горного барана и гребни.

< image l:href="#"/>

Байте I и III. Каменные изваяния.

Высокоразвитое реалистическое по форме и мифологическое по содержанию искусство ранних кочевников не получило в последующие эпохи дальнейшего развития в степях Евразии. Его традиции были забыты, а художественное мастерство исполнителей утрачено. Большая серия памятников изобразительного искусства таштыкской культуры, открытая у горы Тепсей на Енисее (Грязнов М.П., 1979б), многофигурная композиция на знаменитой костяной луке тюркского времени из Кудыргэ на Алтае (Руденко С.И., Глухов А., 1927) и бронзовые барельефы кыргызской эпохи из Копёнского чаатаса на Енисее (Евтюхова Л.А., Киселев С.В., 1940) говорят уже о иных традициях и о более низком мастерстве исполнения. Не получила дальнейшего развития, по-видимому, и музыкальная культура древних алтайцев. Во всяком случае, музыкальные инструменты пазырыкского типа в последующие эпохи в Сибири нам неизвестны. Только героический эпос, несмотря на пронесшиеся по степям Сибири социальные и политические бури, на волны передвижений народных масс, передавался из поколения в поколение на протяжении двух с половиной тысяч лет и дошел, хотя и сильно измененный, до наших дней в эпосе тюрко-монгольских народов. Жемчужина тюркского народного творчества — казахская лирико-героическая поэма Баян-Сулу и Козы Кёрпёш — сохранила и развила сюжет и традиции древнеалтайского эпоса.

Поселения на Оби.

Совсем другую картину исторического развития мы наблюдаем в сибирской лесостепи, на берегах Оби. Исследованные здесь могильники и поселения, подобно памятникам Алтая, делятся также на несколько хронологических групп, отчасти параллельных и синхронных алтайским: большереченский (VII–VI вв. до н. э.), бийский (V–III вв. до н. э.) и березовский (II–I вв. до н. э.) этапы. Весь период в целом носит название большереченской культуры.

Обращает на себя внимание бедность могильных памятников первого, большереченского, этапа. Могилы представляют собой небольшие овальные ямки глубиной всего около полуметра, куда укладывали умершего в скорченном положении, на боку (табл. 69, 1–5). Яму покрывали, видимо, жердочками, и насыпали над ней холмик из вынутой из могилы земли. Сопровождающий инвентарь крайне беден. Треть могил вообще ничего, кроме костей человека, не содержит. В другой трети найдено только по одному предмету: медная бусина, кончик клинка бронзового ножа, глиняная чашка (табл. 69, 49–53, 56, 59). В мужских могилах у пояса находится иногда бронзовый нож (табл. 69, 43–46), но обычно это вторично использованный обломок острия ножа, укрепленный в деревянную рукоять (табл. 69, 28–30). В предшествующие периоды как на Оби, так и вообще в Южной Сибири все могилы были более солидно устроены и богаче инвентарем, а погребенных всегда снабжали обильной пищей. Особенно же богаты могилы современников древних обитателей Оби, кочевников Алтая и приалтайской равнины, всегда хоронивших своих покойников с верховым конем, седлом и уздой.

И еще одна новая черта в погребальном обряде оседлого населения Оби. В 11 из 29 исследованных погребений взрослых мужчин найдены части конской

сбруи, бронзовые наконечники копий, каменная булава, бронзовые и костяные наконечники стрел, остатки лука со стрелами (табл. 69, 15, 25, 32–41, 47), роговые псалии от узды (табл. 69, 31), подобные куртуским на Алтае. В предшествующее, андроновское и карасукское, время умерших никогда не хоронили с оружием. Здесь же треть мужчин погребена с оружием и уздой. Считалось, видимо, что путь в загробный мир может быть успешно преодолен только с оружием. Оружие стало одним из важнейших условий благополучного существования. Очевидно, и в реальной жизни обитатели Оби вынуждены были часто прибегать к оружию. Одним из примеров может быть могила, где погребен мужчина с вонзившимся в его бедренную кость бронзовым наконечником стрелы (табл. 69, 25, 40). Он был убит выстрелом, сделанным в упор, должно быть, в бою.

На первом этапе эпохи ранних кочевников оседлое население Оби подвергалось их неоднократным военным нападениям. Оружие было необходимо всегда иметь при себе. Настало тяжелое время, неспокойная, полная тревог жизнь.

О том же говорят и остатки поселения, исследованного на дюнах у с. Большая Речка. Раскопками здесь открыты большие землянки, подобные тем, какие строились в эпоху бронзы: площадь 200 кв. м и более, глубина 80-110 см. В таких землянках эпохи бронзы находят обычно по два-три, реже — больше, обломков каких-нибудь предметов (табл. 69, 12, 14, 19, 20, 26), по два-три горшка с обломанным верхом или трещинами на боках (табл. 69, 48, 57, 58, 63). Переселяясь на новое место, обитатели землянок все с собой уносили, оставляя лишь старые, негодные к употреблению вещи. В землянках же Большой Речки осталось много целых сосудов и различных вещей. В землянке 3, почти полностью раскопанной, сохранилось 14 целых сосудов (табл. 69, 54, 55, 60–62, 64, 65) и несколько десятков вещей. Очевидно, жители поселка покинули свои землянки внезапно, ничего с собой не взяв, и больше туда не возвращались. Так как никаких следов пожара не обнаружено, то причиной ухода обитателей поселка, надо полагать, был военный набег. Победители забрали только ценные вещи и скот, а все домашнее имущество оставили на месте. Жители были перебиты, бежали или, быть может, были уведены в плен.

Однако жизнь на Оби не прекращалась. Памятники последующих периодов показывают, что население Оби продолжало развивать экономику и культуру. Если на большереченском этапе все орудия и оружие были еще бронзовыми, то на бийском наряду с бронзовыми кельтами, ножами, стрелами (табл. 70, 29, 32, 38–43) стали изготовлять железные ножи, кинжалы и чеканы (табл. 70, 44, 45). На березовском этапе из железа делали уже не только орудия труда, оружие и конские удила, но также обоймы для ремня, крюки для колчана и другие вещи (табл. 70, 10, 11, 21).

По могильникам березовского этапа можно наблюдать заметное повышение благосостояния оседлого населения Оби. Умерших стали хоронить в глубоких могилах с прочно сделанным бревенчатым срубом, часто заложенным сверху, до краев ямы, несколькими рядами продольных бревен (рис. 70, 1). Каждый раз при похоронах совершалась тризна — резали барана, и лучший кусок мяса, всегда курдюк с прилегающей частью туши, давали в могилу умершему. Вместе с мясом клали и железный нож даже в тех случаях, когда на поясе погребенного нож уже имелся. Вообще вещей в могиле стало больше, наряд погребенных более богат украшениями.

В ряде случаев мужчин хоронили с верховым конем.

Улучшение обеспечения основной массы населения, очевидно, было результатом существенных изменений в отношениях между кочевниками и оседлым населением Оби. Надо полагать, что от хищнического разорения оседлых поселений кочевники перешли к какой-то более выгодной для них системе экономических отношений — регулярной дани или чему-нибудь подобному. Избавленное таким путем от частых грабительских набегов кочевников пастушеско-земледельческое население Оби получило возможность в более спокойной обстановке вести хозяйство и иметь более или менее постоянный минимум своей экономической обеспеченности.

Ранние кочевники скифского периода на территории Тувы

(А.М. Мандельштам)

Изучение археологических памятников в Туве началось значительно позднее, чем в Южной Сибири, первоначально как продолжение и расширение исследований, проводившихся в Минусинской котловине. Первым этапом были раскопки А.В. Адрианова в 1915–1916 гг. (в северных районах) и С.А. Теплоухова в 1926–1927 и 1929 гг. (в разных районах). Значительная часть раскрытых ими курганов относилась к эпохе ранних кочевников. Результаты этих работ получили отражение только в информационной статье, где отмечалось своеобразие памятников и предлагалась возможная их датировка (Теплоухов С.А., 1929). Детальному анализу полученные материалы подверглись лишь через десятилетие (Сосновский Г.П.), публикация же их последовала еще позднее (Полторацкая В.Н., 1966).