Стих и проза в культуре Серебряного века

Орлицкий Юрий

А. Федоров переводит так:

Роз дыханье живоеПо аллеям струится…Ласка тени таитсяВ покое.Но покой необъятныйПолон мысли, значенья…В нем восторг вдохновеньяНевнятный 179 .

В оригинале читаем:

Sul giardino fantasticoProfumato di rosaLa carezza dell’ombraPosa.Pure ha un pensiero e un palpitoLa qu"iete suprema;l’aria, come per brivido,Trema 180 .

179

Негри

А. Стихотворения. СПб., 1901. С. 6.

180

Все стихотворение А. Негри цитируются по изданию: Negri Ada. Fatalita. Milano, 1910.

А вот перевод Анненского:

НОЧИ

Волшебный сад прокурен благовоньем розы, тень ласково покоится над ним.

Нет, право, есть и мысль, и трепет жизни в покое царственном.

Как будто содроганье по воздуху вдруг пробежит.

Печальный мрак, ты не о смерти ли гардениям заснувшим шепчешь?

Должно быть, потому, что сладкая роса дождей сквозь лепестки сомкнутые струится.

О, это слезы ночи над тайной нищетой, над призрачным похмельем страсти, над сном немым и муками немыми над мимолетной радостью, которую прервал рассудок плачем мой 181 .

181

«Стихотворения в прозе» Анненского цитируются по: РГАЛИ. Ф. 6. Оп. 1. Ед. хр. 57.

Как видим, здесь перед нами безусловно прозаический текст, причем разделенный на абзацы-строфы, не совпадающие с делением стихотворного текста-источника. Текст метрически организован (все его слоговые группы не противоречат интерпретации в качестве ямбических), однако это вольный метр, то есть все условные строки, которые можно выделить в этом тексте, имеют разную слоговую длину:

Волшебный сад прокурен благовоньем розы,тень ласково покоится над ним.Нет, право, есть и мысль, и трепет жизнив покое царственном. Как будто содроганьепо воздуху вдруг пробежит. Печальный мрак,ты не о смерти ли гардениям заснувшим шепчешь?Должно быть, потому, что сладкая росадождей сквозь лепестки сомкнутые струится.О, это слезы ночинад тайной нищетой, над призрачным похмельем страсти,над сном немым и муками немыминад мимолетной радостью, которую прервал рассудок плачем мой.

То есть условные строки, на которые при желании можно разбить эту миниатюру, колеблются по длине от трех до десяти стоп. При этом ритмическое членение речи не всегда совпадает с синтаксическим, в результате чего на трех границах строк возникает типично стиховое явление переноса. Однако при прозаическом чтении, на котором настаивает автор формой записи своего текста, эти ритмические явления пропадают. В любом случае вариант Анненского намного ритмически сложнее и богаче, чем простенькое «дамское рукоделие» итальянской поэтессы и ее русских переводчиков!

Сравним еще два произведения: стихотворение Негри «Luce» и прозаическую миниатюру Анненского «Свет»:

A fasci s’effondePer l’aria tranquilla,Colora, sfavilla,La mite frescuraDel verde ravviva,S’ingemma giulivaPer terra e per ciel,Vittoriosa, calda e senza vel.Son perle iridateDanzanti nell’onde,Son nozze di biondeFarfalle e di rose,La vita paganaDolcissima emanaDai baci dei fior…Il mondo esulta e tutto grida: Amor!…Mi sento nell’alma la speme fluire,L’immenso gioireDi vivere sento,Qual schiera di rondiniI sogni ridentiFra i raggi lucentiSi librano a vol…Son milionaria del genio e del sol!..

В

дремлющем воздухе рассыпались целые снопы лучей. Цветя и сверкая, ярче блещет мягкая свежесть молодой зелени, и розовые жемчужины покатились по земле и по небу.

О свет, всё побеждающий, жгучий, сбросивший покрывало свет.

Это радужные перлы скачут в чистой влаге. Это брак белых мотыльков с розами. Это языческая жизнь изливается сладкой струей из цветочных лобзаний.

Мир ждет, призывая любовь.

Я чувствую, как у меня в сердце бьется волна надежды. Я чувствую страстную радость, что живу. И, точно стая ласточек, взвились в вольный простор неба мои веселые грезы, все в ярких лучах света.

Гений и солнце, с вами я чувствую себя Крёзом.

Интересно, что в оригинале этого стихотворения Негри использует достаточно экзотическую строфику: ее стихотворение состоит из трех графически не выделенных восьмистиший, первые два из которых состоят из трех пар смежно зарифмованных строк (вторая и третья, пятая и шестая, седьмая и восьмая), две же строки (первая и четвертая) – нерифмованные. При этом первые шесть строк имеют женские окончания, а последние две – мужские, а в третьей строфе холостые строки спарены и перемещены на третью и четвертую позицию. Для русской поэзии такая строфика и рифмовка нехарактерны; очевидно, они в определенной мере опираются на итальянскую песенную традицию.

Вообще, у Негри много холостых (недорифмованных) строк, что мешало русским переводчикам, помещающим ее стихи в альбомный гладкий контекст: приходилось «дорифмовывать».

У Анненского же здесь тоже очевидно серьезное усложнение текста – как формальное (даже по сравнению с негриевской песенной экзотикой), так и образное (чего стоит хотя бы замена в последней строфе негриевского «сына миллионера» на Крёза, недаром выделенного Анненским курсивом: так происходит выход за пределы вполне конкретного «демократического» мира «поэтессы из народа»!). Контрастно легкой «песенке», состоящей из коротких зарифмованных строк, смотрится и изысканный ажурный монолит прозаической строфики Анненского.

Надо сказать, что в этой миниатюре русский поэт отказывается и от сплошной метризации текста, лишь намечая ее в отдельных фрагментах («Это радужные перлы / скачут в чистой влаге» (4-х и 3-х стопный хорей); «…изливается сладкой струей из цветочных лобзаний» (пятистопный анапест); «Мир ждет, призывая любовь» (трехстопный амфибрахий); «Я чувствую страстную радость» (трехстопный амфибрахий)). С помощью этих «случайных метров» переводчик указывает читателю на стиховое происхождение текста, не более того. При этом важно, что почти все метры здесь разные (а не единый ямб, как в «Ночи»).

Подобного рода метрические вкрапления обнаруживаются почти во всех «стихотворениях в прозе» Анненского, однако только одно – «Ночь» – может быть отнесено к метрической прозе; все остальные имеют в целом ритмически нейтральную природу (а не ритмизованную, как ошибочно писал Федоров).

Тем не менее метризацию можно считать одним из механизмов поэтизации текста, используемом Анненским в этом цикле. Вторым – и наиболее характерным – оказывается строфизация текста, то есть стремление разбить прозаический монолит на небольшие по размеру, соотносимые в вертикальной композиции целого (по прямой аналогии со стихом) и чаще всего синтаксически замкнутые абзацы-строфы. Надо сказать, что у авторов, работающих с прозаической миниатюрой в девятнадцатом веке, тенденция к строфизации проявлялась редко: даже у Тургенева она отмечается лишь в трети его «Стихотворений в прозе».