Стихи и эссе

Оден Уистан Хью

2

Ну что с того, что райский плод запретен? Ну что здесь нового? Сей мудростью горды, Они все знали наперед. Конечно, не заметив Того, ктo их журил из облачной гряды. Так и пошли. Их путь лежал во мраке — Слабеет память, смутен смысл речей — Их отказались понимать собаки, Не с ними разговаривал ручей. Рыдали, ссорились, свобода не давалась, И, словно от подростка горизонт, От них упорно зрелость удалялась, И страшно, что ответ держать придется. Но издали их ангелы хранили

от Законодателя и стихотворца.

3

Лишь только запах выражает чувства, С пути не сбиться — только глаз и дан. Фонтанов речь неясна. Птиц искусство Бессмысленно. И так сложился план Охоты на слова — уже не до съестного. Зачем ему гортань? Вот главный интерес! Он целовал невесту ради слова И мог послать слугу за звуком слова в лес. Они покрыли мир, как саранча. А он — он жалок был ввиду такой напасти И, собственным творениям подвластен, Мог и проклясть их племя сгоряча. К ним, недостойным, он сгорал от страсти. И так подавлен был, что хоть зови врача.

4

И он остался. Стал прикован к месту. Стояли стражи у дорог — то лето, то зима. И сватали холмы ему невесту. И блеск светила вел — не проблески ума. Он с братьями не ладил, ибо в вере Они нестойки были, идолам кадя. И, если гость стучался ночью в двери, Могли и оседлать, как бедуин коня. И начал понемногу изменяться он. Все ближе к почве, цвет лица землистый, Да и смердел уже, как жертвенный баран. "Эй, он — простак!" — неслось со всех сторон, Поэт в нем видел свод сермяжных истин, И ставил гражданам его в пример тиран.

5

Он одарил их истиной крылатой: Земле беспечной быть, коли конец один! Он соблазнял девиц, представ пред ними в латах, Без Страха Рыцарь, Щедрый Властелин, От гнета матерей Спаситель и Исхода Пропагандист, за ним пошли сыны, Заматерев в скитаньях — год за годом — И познавая у костров, что люди все равны. Но вдруг ненужен стал — насытилась земля. Он опустился и сходил с ума, И пил по черной без оглядки. Или сидел в конторе городской И одобрял Законы и Порядки. И ненавидел жизнь всей душой.

6

Он звезды наблюдал и птиц свободный нрав, Разливы рек и взлет Империй краткий, Гадал на требухе и иногда был прав, Платили хорошо за верные догадки. Он в Истину влюбился даже прежде, Чем он ее познал, и в скит свершил побег, Где и постился в одиночестве, в надежде Ее уговорить, и презирал всех тех, Кто ублажал ее руками, всех тех, прочих, Кто глух был к голосу ее. Один, он, без борьбы Ей следовал, хоть подгибались ноги. Он шел за ней, чтоб посмотреть ей в очи Догнал, взглянул, увидел — все слабы, И самого себя, как одного из многих.

7

Он слепо им служил — и, говорят, был слеп. Меж ними он ходил, ощупывая вещи, Их ощущенья пели в нем, но, вслед, Они кричали — "Бога голос вещий!" Он стал ненужен, ибо был столь чтим, Что зря огонь он посылал на кущи. И трепет сердца им в ответ, он принимал за гимн, А то был голос Зла, отныне им присущий. Не пелись песни, он их сочинял, В размер старательно вгоняя сонм видений, Печаль лелея, словно план владений. И, как убийца, шел в свой вертоград, Чтобы на них взглянуть, и головой качал, И трепетал, встречая хмурый взгляд.

8

Оратай справный, он — оратором вдруг стал С терпимым к злу и ироничным взглядом, С лицом живым, что у твоих менял, Идея равенства овладевала стадом. И братом стал ему последний человек, И небо он воздвиг, вздымая всюду шпили, Музей хранил его Ученье, как ковчег, И за доходами папирусы следили. И все произошло в такой короткий срок, Что он забыл, зачем был миру явлен, Он к людям шел, но оставался одинок. То денег не считал, то, вдруг, смиряя пыл, Клочок земли не мог сыскать, где тень от яблонь, Ни обрести любовь, в которой дока был.

9

И в смерть они входили словно в скит, И даже нищий, оставляя что-то, ибо присно Не ведать гнета, им казалось, предстоит, И в экстремисты подавались эгоисты. Над океаном праведников прах Касался, как рукой, печали, боли, судорг, Воды и воздуха и мест во всех местах, Где угнездились вожделенье и рассудок. Когда нам выбор предстоит, они питают нас, И нам их воскресить, ну, хоть бы обещаньем, А мы их предаем всем нашим вздорным знаньем. И в нашем голосе — их стоны в смертный час; Но только нам дано их возродить к свободе, зане Еще возможно услыхать их ликованья глас.

10

Он был дитя еще и — до чего ж хорош! Волхв нес ему дары и бил поклоны оземь, И нищий был готов отдать последний грош, И мученик шел радостно на казнь. Но кто же мог сидеть с ним целый день? Вот, на носу страда, протерлaсь власяница… Они палаты камены ему воздвигли, где Могли ему внимать, а он с того кормиться. Но спасся он. Им невдомек досель, Что был он тот, кто в мир пришел на муки, И трапезу делить, и простирать к ним руки. Остались в храме алчность, страх и люди. И нищий видел там тирана цитадель, И мученик — бесстыдных своих судей.

11

С престола встав и взор склоняя долу, На агнца с овцами взирал с любовью — Он. И голубя послал, один вернулся голубь, Такая музыка вгоняет юных в сон. Но Он-то отроку такое предназначил! И, значит — покорись, оправдан произвол, Полюбишь истину и все пойдет иначе, И поблагодаришь — и прянул вниз орел. Но не сработали ни доброта, ни гнев. Внимал малец Ему, ну, разве, скуки ради, И увернуться от отеческих объятий Все время норовил. Но вот с пернатым Сошелся запросто, весьма поднаторев В науке убивать — прaщой и автоматом.