Живут в этом городе тысячи душ,Кому — особняк, а кто — будто уж.И нет для нас места, милый, и нет для нас места.Другая страна была отдана нам,Взгляни-ка на глобус — она еще там.Но нет нам пути обратно, милый, но нет нам пути обратно.Вон, тисы на сельском погосте растут,И те, по весне, обновляют листву.На что паспорта не способны, милый, на что паспорта не способны.И консул изрек, не подняв головы:"Коль нет паспортов, все равно, что мертвы".Но мы еще живы, милый, мы еще живы.Пошел в комитет, а там вежливый клеркСказал: "После дождика, может, в четверг…".А куда ж нам сегодня, милый, а куда ж нам сегодня?На митинг забрел — глас толпы был таков:"Их пустишь, так сами уйдем без штанов".Это о нас, ведь, с тобою, милый, это о нас, ведь, с тобою.Гром слышался с неба и пела там медь,То Гитлера голос был: "Смерть, всем им смерть!"И это про нас то, милый, и это про нас то.Я пуделя видел в жилетке зимой,Я видел как кошку впустили домой.Вот так бы немецких евреев, милый, вот так бы немецких евреев.Хожу я к причалу, — не считаны дни,—Там плещутся рыбы, свободны они.Всего-то в трех метрах, милый, всего-то в трех метрах.Вороны слетались в заснеженный
парк,Живут без политиков, карр, себе, карр…Потому что они не люди, милый, потому что они не люди.Приснился мне дом, и в нем тьма этажей,Там тысяча окон, там тыща дверей.Но где же там наша, милый, но где же там наша?Стоял на равнине, сияла звезда,И тыщи солдат — туда и сюда…Это по нашу душу, милый, это по нашу душу.
Наложница императораЕвнуху ходит стучать,Войска на границах копьяОборотили вспять.Вазы разбиты, женщины мрут,Оракулы врут в унисон.Мы палец сосем. Представленье —С душком и вгоняет в сон.Но — Перевоплощенья Акт,И — тема Хо! — звучит,Вот, из машины явлен бог,Неряшливый на вид.Он роль бормочет, извративОдин иль два стиха,Велит всех пленных отпустить,И опустить врага.
Как он их пережил — понять никто не мог:Ведь умоляли же его, чтоб доказал —Что им не жить без их страны и догм?И мир, откуда изгнан он, был несравнимо мал,И как земле быть местом без границ,Раз Это требует изгнать любви менял.Приняв страх на себя, он ужас стер с их лиц,Он роль свою сыграл, как замысел велит,Чтоб те, кто сир и наг, воистину спаслись.Пока и места не осталось гнать его в пыли,В Народ изгнания, куда он был гоним.И в том завидуя ему, но с ним они вошлиВ страну зеркал, где горизонт не зрим,Где смертных избивать, все что осталось им.
Сир! Не враг человеков, взываю с коленПовели извращения нам, будь расточителен:Ниспошли нам свет и касанье монарших перстов,Исцеляющее нервный зуд, отпусти на просторОт груди отлученных, исцели лжеца тонзиллитИ комплекс вросшей плевы; пусть закон запретитСнова и снова тебя приветствовать горячо,И малодушных исправь шаг за шагом; ещеТех, кто во мраке, покрой лучами, чтобы взамен,Замеченные, они изменились, став лучше от перемен.Огласи каждого целителя в городе, отделив от толпы,Или в сельских домах, тех, что в конце тропы;Сравняй с землей дом мертвых и лучезарно взгляниНа новые стили зданий и сдвиги в сердцах им сродни.
Мой сын, когда под толп галдежНа трон торжественно взойдешь,Не упускай из виду воды, ибоСкипетры тонущие видят там рыбы,Безразличные к символам сим; нет —Вообрази корону, лежащую в илеСо статусом дивана разбитого илиИскореженной статуи; во дниКогда залпы салютов и стяги — везде,Помни, бездны ни тебе не завидуют, ниКоролевству твоему призрачному, гдеМонарх всего лишь предмет.Не ожидай помощи от тех, кому данаВласть принца вразумлять иль ссылаться наБич, держа официальную речь,На открытии памятника Прогрессу, сиречьДитя ведя — в руке лилий пучок? Бред!В их королевских зверинцах живут,Замалчиваемые тактично, акулы и спрут,И все происходит по сверенным часам,Пока те заведены, но не боле,Потом остается океанская гладь, тамНет по подписке концертов, да пустое поле,Где нечего есть в обед.Только и скажет в душе твоей мглаТо, что не смеют сказать зеркала,Чего бояться больше — моря, гдеТиран тонет, мантией спутан, водеВдова кажет невинную спину, когдаКричит он, захлебываясь, или края земли,Где император в рубище стоит, вдали,Замечает нечто, ковыляющее к нему, покаНаглецы, глумясь, читают его дневник,Нечто, шлепающее издалекаС нечеловеческой скоростью; у снов, у нихУчись тому, в чем нужда.И все же надейся, пусть страхом чреватИстины Путь, как над бездной канат,Ибо принц в безопасности, пока онВерит в то самое, чем был смущен,Слева в ухо поют сирены о водах иО ночи, где спит иная держава,Где смертные пребывают в мире, справаИфрит предлагает прекрасный исходТуда, где мысли чисты, как ни быть, еслиТам нет никаких запретов. ВотТак принцы многие и исчезли,И нечестивые короли.Подозревай, коль пройдешь сей искус,Ясное утро, когда ты и в усДаже не дуешь, ты всеми любим,Стелется низко над гаванью дым,Голуби заняли место воронНа куполах, триумфальных арках,И кавалеры за дамами в паркахСледуют чинно и здешний бедламДомом надежным кажется им —Милым созданьям и славным мужам —Помни, в отчаянии рушился РимЭктабана, Вавилон.Как места тут мало, и шанс как здесь малПримеры подать, явить идеалМеж зыбкою гладью соленой водыИ скучным песком, где сотрутся следы,Того, чей удел — отвращенье,Того, кто веселым отправился в путьОт — вольному воля, до — уж как- нибудь.Но помни, в конце успешного дня,Когда головой ты к подушке приник,Что в шаге одном ото льда и огняТвой праведный город лежит, и для нихВремя его — мгновенье.Если ж престол потеряешь, ступайВслед за отцом твоим в дальний тот край,Где мысль обвиняет и страсть кажет нос,Славь обжигающий ноги утес,За очищение страждущей плоти,Будь благодарен прибоя волне,Гордыню смывающей в море, вполнеМожешь довериться проводнику —Вихрю, когда ты с собой не в ладах,Путь он укажет тебе к родникуИ к острову в море, где тело и духСпособны парить на свободе.И, сидя на палубе, это письмоПишу я тебе, с тоской наблюдая,Как резвых дельфинов плещется стая,Прочти его, мой Фердинанд,Когда покинет земную юдольАлонсо, твой отец, и некогда корольНеаполя, теперь зовущий Смерть, ликуя,В надежде обрести покой в душеИ новую любовь, и, слыша звуки мессы,Он видит статую, готовую ужеПростить мечты несбыточные нам.
167
перевод Александра Ситницкого
ПОД ЗНАКОМ СИРИУСА
Да, Фортунат, жаркая ныне пора наступила:Вереск в предгорьях полег,Сжался в путешную струйку,Раньше игривый поток;Копья ржавеют у легиона, с их капитана льет пот,Пусто в извилинах подШляпою школяра,Вздор прорицает Сивилла,Вмазав прилично с утра.И сам ты, с расстройством желудка, в кроватиПроводишь, несчастный, весь день,Счета неуплачены, эпос обещанныйТак и не начат — мигрень.Ты тоже страдалец, кто вечно твердит,Что разве потоп его удивит,Или же ветр с Утешителя крыл,Сброд грязный вознесший,Темницы открыв.Ты говоришь, что всю ночь тебе снилась утра ярчайшая синь,Шиповник расцветший, когдаТрех мудрых Марий безмятежно приносятИз кости слоновой суда.Влекут их дельфин и морские конькиК ленивому устью реки.Ах, колокол — эхом громам канонадВ честь Них, посетившихГреховный сей Град.Ведь так естественно надеяться и быть благочестивымИ верить, что в конце нас ожидает свет,Но прежде помни, Фортунат,Священных Книг завет —Плоду гнилому сорвану быть. Надежда смысла лишена,Если прервалась тишинаВ сей миг, а город спит,Когда восставшая волнаНад городом висит.На что же будешь ты похож, когда рванет гробниц базальтИ явит чародея гроб,И страж его — мегалоподВслед за тобой тип-топ,И что ответишь ты, когда рой нимф взлетит, крича,Из пересохшего ручья,И из разверзшихся небесТвой Пантократор прогремит: "Кто и зачем ты здесь"?Ибо, когда воскресших пустит в плясПод яблоней хорал,Там также будут, Фортунат,Те, кто не рисковал.Те, кто у копей солевых копаются в тени,Кому бессмысленные дниВ жару иль в дней концеПредстали в тошных мыслях их,В оливковом венце.
О, чтоб двери открыться и — билет с золотым обрезом,Отобедать сo знатью — Елдой и Асматкой, и не остаться тверезым,Чтоб фейерверк, и жонглеры, и ростбиф румянить железом —Плакались шесть калек молчащей статуе,Нищие калеки.Чтоб Клеопатра и Гарбо со мной, непутевой, в океане перьемНа живца ловили, играли, балдели, когда с лучом первымПетух захлебнется криком, как я — опостылевшей спермой —Плакались шесть калек молчащей статуе,Нищие калеки.Чтоб, шею вытянув, стоять, как подсолнух, на зеленом дерне,На арабскую стать полагаясь, каурых, соловых и корнемМеста их чуя, не то что с биноклями дурни —Плакались шесть калек молчащей статуе,Нищие калеки.Чтоб паперти — в палубу, и в парус — дырявой холстине,И свиньей — за святым, вслед нежному бризу по синиК островам тенистым, где огромны дыни —Плакались шесть калек молчащей статуе,Нищие калеки.Чтоб эти лавки обернулись к тюльпанам на садовом ложе,Чтоб мне костылем моим дать каждому купцу по роже,Когда из цветка его лысая голова торчит, и того тоже —Плакались шесть калек молчащей статуе,Нищие калеки.Чтоб дыра в небесах и чтоб Петр появился и Павел,Чтоб святой удивлял наглеца — гляди-ка, никак дирижабль,О, чтобы ты попрошайкам второй ноги не оставил —Плакались шесть калек молчащей статуе,Нищие калеки.
Что он сделал такого, за что не мил?Если хочешь знать — он нас оскорбил:ну, да —Мы сторожим колодцы, мы с оружьем в ладах,Нам смешно, что мы вызываем страх.Мы — счастье; но мы и беда.Ты — город, а мы — часы у ворот,Мы — стражи, в скале охраняем вход.Двое.Слева — стоим и справа — стоимИ неотрывно, поверь, следим.за тобою.Право же, лучше не спрашивать насГде те, кто смел нарушить приказ.О них забудь.Мы были рифом для тех, воронкой в воде,Горем, ночным кошмаром, гдене розами — путь.Оседлай журавля и учи слова моряков,Когда корабли, полные птиц, с острововв гавань войдут.В таверне трави о рыбалке, о ласках чужих жен,О великих мгновеньях в жизни, которых лишенты, тут.Tак говорит теперь молодежь:"Мы верим ему, где другого найдешь?" —а мы добры,От немощной похоти твоей устав;Пусть не по вкусу тебе, но блюди устав,нам все равно — до поры.Не воображай, что нам невдомек —То, что сокрыть ты тщательно смог,взгляд выдаст вполне:Ничего не сказав, ничего не свершив,Не ошибись, будь уверен, я жив —не танцевать же мне —Ты ж упадешь на потеху всем им.Поверх садовой стены мы следим —как там ты.Небо темно, как позора пятно,Что-то, как ливень, низвергнется, ноэто не будут цветы.Поле, как крышка, вспучится, знать,Все обнажив, что лучше б скрывать.а потом,Не говори, что глядеть недосуг,Лес подойдет, становясь вокругсмертельным серпом.Болт заскрипит и раздастся удар,И за окном проплывет санитар —ный вэнИ появятся в спешке, мой друг,Дама в темных очках, и горбатый хирург,и с ножницами джентльмен.Ожидай нас каждый миг,Так что придержи язык,И — без рук.Сад мети, сам чистым будь,Петли смазать не забудьПомни — о нас, Двух.
Таверна Джона, Джо притон —Мы пили чистый джин.Кто с Маргарет ушел наверх,А кто, увы, с Катрин.Разбившись по парам, как с мышкою кот,Играли бездомные ночь напролет.Там Нэлл — подружка моряковИ волоокая МэгРаскрыли мне объятья, ноЯ не ищу ночлег.Мне клетка эта не под стать —Хандрить и старость коротать.Рыдают соловьи в садах,Где матери наши — нагие.Сердца, разбитые нами давно,Сердца разбивают другие.Слезы везде. В море дна не видать.Пусть за борт текут. А мы будем спать.
Плоть, самость, красота и пылкoе признаньe,И, следом, поцелуй в Миранды ипостась,И одиночество мое, пока меж нами связь,Иная навсегда, храни мое деянье,Мгновенья украшая; ведь я призванСмешать с твоим внезапный мой восторг,Два трепета в один, словно один зарок,Владея всем — здесь, там и ныне, присно.Касание твое, твой образ, твой секретОтвергну, улыбаясь; разве дрожи,Моей мольбы не хватит нам? О, нет,Иная нежность молится здесь тоже,Кто одинок — с ней совладать не сможетВ Уместном Времени и Верном Месте. Свет!