Мы все — переводим, лишь художник вводитВ видимый мир, где зло и любовь.На жизненной свалке поэт находитОбразы, что причиняют боль.От Жизни к Искусству идя, кропотливоНадеясь на нас, что покроем разлад,Ноты твои — вот хитрое диво,Песни твои — вот истинный клад.Пролей свою суть, о, восторг, наводненьем,Колена склони и хребты заодноВ наш мир тишины, покоренный сомненьем.Ты одна, ты одна, о, надмирная песнь,Не в силах сказать, что мы попросту плесньИ прощенье свое пролить как вино.
однажды напомнит ему материнский профиль,Он вспомнит, как вершины гор росли и грифельОтточеный, с любовью отметит названия,Мест знакомых, узнанных, впрочем, заранее.По зеленым лугам блуждая, он минует заводь.Глупым дщерям земным он кажется лебедем и занятНе обманом головы прекрасной наклон, а поклонением,"Милая" — плачет милый клюв в милую раковину с воодушевлением.Под тенистым деревом играет летний оркестрик"Дорогой мальчик, опасно нести добрые вести,Радостно миру сему, — будь же храбрым, как эти корни."Готовый спорить, он улыбается посторонним.Обживая день, уже на закате, пророк этот к тому жеСтранный привет от страны получает, которой защитник не нужен.Оркестрик ревет, не прощая, "Оказался ты трусом, мой мальчик."И великанша подбирается ближе, стеная: "Обманщик, обманщик."
Песочные часы нашепчут лапе львиной,По башенным часам в сады приходят сны.Как снисходительны они, прощая наши вины,И как неверно, что они всегда верны.Рев водопадов извергая или грозы,Звоня в колокола и проявляя прыть,Ни льва прыжок, ни самомненье розыТы, Время, не смогло досель предотвратить.Для них, видать, в цене одна удача.Для нас же — выбор слов, им соразмерный звукИ в радость нам безумная задача.И Время нас за это не осудит.Ведь мы не предпочли хождение вокругПрямой дороге к нашей сути?
Что касается звезд, то, встречая мой взгляд,Шел бы ты к черту, — они говорят,Но на земле не в порядке ль вещейСочувствия ждать от людей и зверей?Если же здесь никто, никогдаРавною страстью, как эта звезда,Сгорая, ответить не может, любя.Пусть этим, любящим, буду я.Поклонник, каким я являюсь, звезд,Что видят меня в гробу, во весь рост,Не скажет, их видя над головой,Что скучал я ужасно хоть за одной.Если же им суждено умереть,Во мрак непроглядный придется смотреть,Неба пустого величью учась.Хотя это потребует не один час.
Не врагу человеков, господин, милостивый, молю с коленПовели ему непотребные извращения, будь расточителен:Сниспошли нам власть и свет, и монаршьей руки касанье,Исцеляющее невыносимый нервный зуд и расставаньеС грудью матери; излечи лжеца тонзилитИ плевы заросшей разрыв, пусть закон запретитСнова и снова тебя приветствовать горячоИ, постепенно, малодушных стансы исправь, а ещеТех, кто в психушке, покрой лучами, чтобы взамен,Замеченные, они изменились, став лучше от перемен.Огласи каждого целителя, в городе, отделив от толпы,Или в сельских домах, тех, что в конце тропы;Сравняй с землей дом мертвых и лучезарно взгляниНа новые стили в архитектуре и сдвиги в сердцах им сродни.
"О, чтоб двери открыться и — билет с золотым обрезом,Отобедать с Лордом Елдой и графиней Асматкой и да не остаться тверезым,Чтоб кувыркаться, чмокаться смачно и ростбиф румянить железом". Плакались шесть калек молчащей статуе, Нищие калеки."Чтобы Гарбо и Клеопатра, со мной непутевой, в океане перьемНа живца ловили, играли, балдели в то время, когда с лучом первымПетух захлебнется криком, как рты наши ихней спермой". Плакались шесть калек молчащей статуе, Нищие калеки."Чтоб шею вытянув, среди желтых лиц стоять, на зеленом дернеНа арабскую стать полагаясь, каурых, соловых и черных,Предвидя места их, не то что с биноклями дурни". Плакались шесть калек молчащей статуе, Нищие калеки."Чтоб паперти этой превратиться в палубу и в парус плутовке-холстинеИ свиньей за святым с колокольчиком, вслед нежному бризу по синиК островам прохладным, тенистым, где огромны дыни". Плакались шесть калек молчащей статуе, Нищие калеки."Чтоб эти лавки обернулись к тюльпанам на садовом ложе,Чтоб мне костылем моим дать каждому купцу по роже,Когда из цветка его лысая голова торчит, подлого этого и того тоже". Плакались шесть калек молчащей статуе, Нищие калеки."Чтоб дыра в небесах и чтоб Петр появился и Павел,Чтоб святой удивлял наглеца — гляди-ка, никак, дирижабль,Чтоб всем попрошайкам одноногим он и второй ноги не оставил". Плакались шесть калек молчащей статуе, Нищие калеки.
Он совершенства искал; и, понятную для всех,Он изобрел поэзию; как на ладониБезрассудство людей было открыто ему, но неМенее он интересовался делами армии и флота.Когда он смеялся, почтенных сенаторов разбирал смехИ дети умирали на улицах, когда плакать ему была охота.
Он совершенства искал; и, понятную для всех,Изобрел поэзию; безрассудства людейОн знал, как свои пять пальцев, но, сильнейЕго интересовали дела армии и флота.Когда он смеялся — почтенных сенаторов разбирал смех,И дети умирали на улицах, когда плакать ему была охота.
Часы останови, пусть телефон молчит,Дворняга пусть над костью не урчит,Дробь барабанов приглушили чтоб,Дай плакальщицам знак, и пусть выносят гроб.Пусть банты черные повяжут голубям,Аэроплан кружа пусть накропает намСо стоном — Мертв, и, умножая грусть,Регулировщики в перчатках черных пусть.Он был мой Запад, Север, Юг, Восток,Воскресный отдых, будних дней итог.Мой полдень, полночь, песня, болтовня.Я думал — навсегда. Ты опроверг меня.Не нужно звезд, гаси их по одной,С луной покончи, солнце- с глаз долой!И, выплеснув моря, смети, как мусор, лес.Добра теперь не жди, смотря на нас с небес.
Волны пирс таранят лбом,В поле брошенный обозЛивнем смят, шибает в носИз окрестных катакомб.Тога нынче, что твой фрак,Фиск гоняет, как клопов,Неплательщиков долговВ недрах городских клоак.Проституткам надоелВ храме тайный ритуал,И поэтов идеалОказался не у дел.Заторможенный КатонСлавит Древних Истин свод —Но в ответ бунтует Флот:"Денег, жрачку и закон"!Цезаря постель тепла,Пишет он, как раб-писец,"Ох, когда ж всему конец"!?Легким росчерком стила.И окидывает взоромСтая красноногих птицС кучи крапчатых яицЗараженный гриппом город.Ну, а где-то далекоМчат олени — коий век —Золотого мха поверх,Молча, быстро и легко.
Тайное стало явным, как это случалось всегда,Рассказ восхитительный вызрел, чтоб близкому другу: "О, да! —В сквере за чашкою чая, ложечкой тонкой звеня —В омуте черти, милый, и дыма нет без огня".За трупом в резервуаре, за призраком бледным в петле,За леди, танцующей в зале, за пьяным беднягой в седле,За взглядом усталым, за вздохом, мигренью, прошедшей вразВсегда скрывается нечто, не то, что высмотрит глаз.Ибо, вдруг, голос высокий запоет с монастырской стены,Гравюры охотничьи в холле, запах кустов бузины,Крокетные матчи летом, кашель, пожатье руки,Всегда существуют секреты, сокрытые эти грехи.