Стихи остаются в строю

Майоров Николай Петрович

Конница

Был воздух чище влаги родниковой (Два-три в году — так редки эти дни) — Шла конница, притуплены подковы Об острые карельские кремни. Когда прошли по-боевому споро Два скорбных, неоседланных коня, Я шапку снял, — почтил бойцов, которым Не довелось прожить такого дня.

1940

Память о детстве

Когда Папанин в океане Ледовом вырос, как гора, Дворы покрыла ропаками И айсбергами детвора. Кто: те ли, эти ли любимей? Равно имели мы в виду И тех, дрейфующих на льдине, И этих, зябнущих на льду. Нам дорог берег, обретенный Отцами в схватках боевых. Котовский, Щорс, Чапай, Буденный — Герои сверстников моих. Есть, не в пример наукам хитрым, Совсем нехитрая

одна: Распознавать по детским играм, Чем озабочена страна.

Юрий Черкасский

Письмо в ячейку

Земля еще не остыла, еще солона от крови, В углах еще не проветрен пятнадцатилетний дым, Стены щербаты от боя, заплаты видны на кровлях, И клонятся к братским могилам еще молодые сады. На этой меченой почве, ячейка, меня ты растила, Учила простым приемам слесарного ремесла, Учила глядеть в горизонты, помнить седые могилы, Учила не оступаться — и вместе со мной росла. Испытывала — походом, скупым комсомольским уставом, Водою и хлебам ржавым, широкой постелью из трав, Мечтою необычайной в часы, когда душные травы — Чабрец, и полынь, и мята отравнее всех отрав. Учила сквозь окна, сквозь двери и замкнутые заборы В самое сердце глядеться и видеть друзей и врагов, Насыпала полные горсти мозолей крутых и отборных, Чтоб я не боялся осколков, выступов и углов. Ты так меня проводила, — земля остынет не скоро, Но скоро тяжелой походкой пройдет настоящий дым, Бери же у старых зрелость, а их обучай задору И силу храни сухою, как порох сухим. Иди!.. Крутых и отборных мозолей насыпала полные горсти, Открыла мне семафоры, и я тебе говорю: Через дороги и версты, через поселки и версты, Через бескрайние версты короткое — благодарю.

1934

Жажда

На повороте худых дорог Ветер поднялся, и ясень продрог… Стало заметно течение птах По небу. Стало заметно, Как по яругам в росе и цветах Травы бегут за ветром. Около сердца шатается дым — Синяя горечь походов… Около ног по суглинкам гнедым Движутся длинные воды. И по движению солнца в полях, Через озера и горы Я узнаю твой полет, земля, — Нашу предельную скорость. Солнце идет через всю страну, Кровь погустела. И вот я Теплые руки свои протяну К скатам и поворотам, Тянет испить ото всех криниц, Гудом гудет у станций, Тянет — витыми путями птиц С летчиком скитаться, Видеть высокие облака, И за геологом смуглым В залежах известняка и песка Бурый отыскивать уголь… Что ж я стою?.. Перевозчик поет, Жадно цветет повилика… Вот я шагну, огибая жилье, Движимый жаждой великой, Глушь бездорожья и ярость потерь, Легкие радуги мая, Хитрости и откровенья путей, — Все на себя принимая.

1934

Земля

В раннем ожиданье и тревоге Эта предвесенняя земля — Мартовские черные дороги, Степи и худые тополя. Я ее тревогой заболею… Снова — в юность, вновь — через яры Потянусь к суровым горам глея, К голосам шахтерской детворы. Там, как в сказке, сильными руками Достают огонь из глубины, Терриконы синими дымками, Как преданьями, окружены, Там взлетают клети с долгим пеньем, Словно из-за тысячи веков, И проносят люди нетерпенье Открывателей и смельчаков. Там я стукну — и откроет двери Женщина, похожая на мать, Даст напиться, все, что ей доверю, Будет с полуслова понимать, Сапоги просушит и положит Ласковую руку на плечо… — Ну иди. Тебя земля тревожит, Ждет она и дышит горячо. И она тебя не успокоит, Истомит и будет снова звать — Все, что недостроено, — достроить, Все, что недосказано, — сказать… Лишь на миг застыну над разбегом Влажных изворотливых путей, Дальним ветром тянет, талым снегом, Теплой гарью юности моей.

1937

Город

Квартал горел — там шел смертельный бой, И дом наш бомбой вражеской расколот, Но все же, — как нас тянет этот город, Где мы впервые встретились с тобой! Там почернели худенькие клены, Что мы растили, помнишь, у пруда, И заросли и опустели склоны, — Но все же, — как мы тянемся туда! Пусть он в обломках, темен и изранен, У нас в сердцах он песнею живет, Всегда такой, как той весенней ранью, Очищенный от мелочных забот. Он связан с нами сотнями примет, Нагорным парком, улицей Артема, Грозой врасплох, когда померкнет свет, И небо сразу вздрагивает громом. И, обрывая цвет на васильках, Веселые, шальные ливни хлещут, Когда деревья под дождем трепещут Диковинными птицами в силках. А после гроз от голоса грачей. От брызгов солнца праздничны дороги, Они с бугров бросаются под ноги — Одна другой просторней и звучней. Какую выбрать? Нет, не выбирай, На каждой встретишь дружбу и участье… Теперь стервятник рвет его на части — Мой гордый край, мой непокорный край. На тех дорогах падают друзья, Кто с пулей в сердце, кто с петлей на горле… Пришли враги, названья улиц стерли. Но выжечь их из памяти нельзя! Дыши одним законом — кровь за кровь, Готовь расплату гордо и сурово, Сквозь все заслоны гневная любовь Нас приведет к разрушенному крову. Сквозь все преграды мы туда придем В землянках жить и строить новый дом, Работать от рассвета до рассвета, Растить другие клены над прудом И славить город песней недопетой. И встанет он в проспектах и дворцах, Очищенным от горечи и дыма, Зеленым, ясным, шумным, ощутимым, Таким, как мы храним его в сердцах.

1941

Владимир Чугунов

Жажда

В тайге жара. Глубокий лог Гнилой испариной дымится. Идешь вперед — и нет дорог, И нет ручья, чтобы напиться. Все кажется — журчит ручей, Раздвинув корень древней ели, Иголки низовых ветвей, Склонясь к ручью, оцепенели. Над ним порхает мотылек, Букашки ползают по илу. Живой воды один глоток Вливает в тело жизнь и силу. Я так ищу любви твоей, Как ищут ключ у корня ели, Где иглы низовых ветвей, Склонясь к ручью, оцепенели.

Кукушка

Над головою пуля просвистела; Шальная иль придельная она? Но, как струна натянутая, пела, Пронизанная ею тишина. Меня сегодня пуля миновала, Сердцебиенье успокоив мне, И тот же час в лесу закуковала Веселая кукушка на сосне. Хорошая народная примета: Нам жить столетья, пополам деля Всю ярость бурь и солнечного света, Все, чем богата русская земля.

15 апреля 1943 г.

После боя

Хорошо, товарищ, после боя, Выдыхая дым пороховой, Посмотреть на небо голубое — Облака плывут над головой… И в затихшем орудийном гуле, Что в ушах моих еще звенит, Вся страна в почетном карауле Над убитым воином стоит.

10 мая 1943 г.

Перед атакой

Если я на поле ратном, Испустив предсмертный стон, Упаду в огне закатном Вражьей пулею сражен; Если ворон, словно в песне, Надо мною круг замкнет, — Я хочу, чтоб мой ровесник Через труп шагнул вперед. Пусть ускорит он походку Среди выжженной травы, Пропотевшую пилотку Не снимая с головы. И, зажав винтовку твердо, Отомстит за смерть мою, За страдания народа И за родину свою!

Леонид Шершер

В день победы

Да будет веселым день нашей победы! Мы снова сойдемся в круг — Друг налево и друг направо, и прямо напротив друг. Когда этот час неизбежный настанет, я встану, подняв стакан: — Не все здесь с нами. Одни убиты, лечат других от ран. Но я от имени всех живущих и тех, кто погиб в бою, В слове простом, и взволнованном слове прославляю страну мою. Что я скажу, как сумею найти я лучшие в мире слова! Я даже не крикну, а тихо скажу вам: — Да здравствует наша Москва! Мы в окна посмотрим — увидим: снова звезды горят на Кремле, Весна начинается, пахнет весною по всей молодой земле, Вот они, школы, где мы учились, сквер, куда шли гулять. Вокзалы, с которых мы провожали, зовут нас теперь встречать! А если мне суждено в сраженье погибнуть до этого дня — Ты тогда поднимись со стаканом и это скажи за меня. Сделайте все, что я не успею сделать в моей стране. А любимую пусть никто не целует, пусть помнит она обо мне!