Стихи остаются в строю

Дорогой читатель!

На твоей книжной полке появился томик стихов, который, мы уверены, никого не оставит равнодушным. Раскрой его, и с тобой заговорят поэты, которых уже нет среди нас, но чьи живые голоса звучат свежо и сильно, заставляя чаще биться наши сердца.

Авторы этой книги пали смертью храбрых на полях Великой Отечественной войны. Сама их жизнь и героическая гибель стала достоянием поэзии, и многие из них сами стали героями поэтических произведений. А стихи и поэмы, созданные ими, навечно остались в действующем строю, вошли в наше сознание как образец слияния гражданского подвига и творческого горения.

В Москве, в Центральном доме литераторов, воздвигнута мраморная мемориальная доска, на которой золотыми буквами высечены имена писателей, отдавших свою жизнь за Родину. Строевые командиры и политработники, фронтовые газетчики и ополченцы, партизаны и рядовые солдаты, они с первых дней войны заняли свое место на линии огня и до конца с честью пронесли сквозь все испытания славное звание писателя-бойца. Среди них много поэтов, создававших стихи и песни в землянках, в походных редакциях, писавших в любых условиях. Многие из этих стихов написаны на обрывке газеты, в истрепанном корреспондентском блокноте, а многие недописаны, потому что последнюю строку оборвала пуля.

В этой книге представлены и такие широко известные мастера, как Иосиф Уткин, Вадим Стрельченко, Джек Алтаузен, Алексей Лебедев, Юрий Инге; и поэты совсем молодые, только вступавшие на творческий путь, как Георгий Суворов, Владислав Занадворов, Николай Отрада, Николай

Майоров, Михаил Кульчицкий, Павел Коган, и многие, многие другие. Здесь представлены поэты Москвы и Ленинграда, Сибири и Смоленщины, Урала и Поволжья, Ростова и Дальнего Востока, русские поэты, жившие и работавшие в национальных республиках. На этих страницах соседствуют поэты разных творческих манер и направлений, разных возрастов и поколений, здесь в одном строю стоят и признанные, уже сложившиеся художники и юноши, еще только сделавшие первую творческую заявку. Но всех их объединяет беззаветное служение родине, великому и правому делу, которое они отстаивали в боях.

Составляя эту книгу по поручению секции московских поэтов, мы стремились по возможности полнее представить литературное наследие павших героев. В этой кропотливой и объемистой работе нам оказали большую помощь товарищи из республиканских и областных организаций Союза писателей СССР. Мы пользуемся случаем выразить здесь им сердечную признательность за дружеское содействие. Особо хочется отметить тщательную работу, проведенную т. П. Ойфа по сбору литературного наследия поэтов Ленинграда.

Настоящий сборник, очевидно, не может претендовать на максимальную полноту, но нам казалось важным положить начало этой работе и сделать все возможное, чтобы память о поэтах, погибших на фронте, навсегда осталась в сердцах читателей. Эта книга не холодный памятник, а живое и зеленое дерево.

Дорогой друг, пусть этот сборник еще раз напомнит тебе об ушедших от нас писателях-воинах. Пусть поможет она еще раз ощутить неумирающую силу поэзии, ставшей оружием.

Снимем шапки, товарищи, — с нами говорят вечно живые поэты-герои!

Составители сборника

Город легкой индустрии, и тюльпанов, и роз, Город песни и грусти, где я плакал и рос. В том зеленом соседстве, под курчавой горой, Протекло мое детство невозвратной порой. Что приснилось тогда мне, что мне снится теперь… Ветер хлопает ставней и баюкает дверь. В доме шорох мышиный, лампы, чахленький куст, И над швейной машиной материнская грусть. Мать следила за ниткой. Строчки шли под иглой. А за нашей калиткой мир шумел молодой. И к нему — молодому — с новой песней в груди Брат мой вышел из дому, чтоб назад не прийти. … … … … … … … … … … … … … … … … Красной конницы поступь, шедшей в ночь на Ростов, По мосту отдавалась вдоль соседних мостов. Зелень к небу тянулась, и бойцы-латыши Про свободу и юность пели в южной тиши. Пар стелился от речки вдоль плакучих ракит, Перезвоны уздечек, переборы копыт… Где веселые травы, что шумели в бою? У крутой переправы я сегодня стою. Мир по-прежнему дорог. Солнце, зелень, вода… И кудрявый мой город выбегает сюда. Так шуми же листвою, синий клен, на могиле. Кровью вражеской, злою волю мы окропили. Утро входит в багрянце, и цветет наша вера Бирюзой гидростанций и трубой пионера, Синим дымом машины, ясной волею класса И стихами Тычины и Шевченка Тараса. Так цвети ж, моя песня, звонкий труд и забава, Как мой город любезный, голубая Полтава! Вырастай же чудесней, честь отцов сберегая! Тут кончается песня и приходит другая.

1934

Синеватое, подернутое дымкой Утро авиации встает. Голубой крылатой невидимкой Тает в небе легкий самолет. Что ему воздушные просторы, Жар наземный, духота и зной, Реки мутноватые и горы, Отливающие белизной… Там в кабине человек веселый Подружился с небом на века. Зеленью ему кивают долы, Мимо проплывают облака. Всех ветров течения бесстрастно Он пройдет — рассеивать и гнуть. На своих плечах он держит трассу, Большевистский, выверенный путь. Все ему так близко и знакомо, Как в родном насиженном дому. И прожектора аэродрома, Словно огоньки родного дома, Из тумана тянутся к нему.

1934

Ты рядом. Ты близко у кручи Нагорной, И дом твой на площади старой соборной. Давно ли тут ветры военные дули? Давно ли тут жалобно прядали пули? …И в долгие звоны у вышек соборных Не стаи слетались в'oронов черных. Зеленым крылом задевая пролеты, Тут каркали ночью и днем пулеметы… …Здесь шли таращанцы дорогою дальней. Закрыты ворота. Задвинуты ставни. Молчат переулки, ворочаясь глуше Средь пышных сугробов и снежных подушек. А в небе, где выгнуты лунные скулы, Меняются звездные караулы. Им дорог покой этой ночи унылой, И строже их стража над братской могилой, Где старые клены стоят полукругом, Где спят партизаны, обнявши друг друга, Как будто умершие могут согреться… Растут красноцветы из каждого сердца И вьются под снегом, огнем полыхая. Так жизнь партизан полыхала лихая, Клубилась метелью, ветрами дышала… Но спят партизаны… Им вечности мало! Горит огонь Великих Пятилетий. А Ветер Времени, бунтуя и гремя, Червонным знаком будущее метит, И катит волны нашего огня. То наша кровь поет не умолкая, Шумя по всем артериям земным. Мы, даже в крематории сгорая, Каким-то грозным пламенем горим. И в громе труб придет наш день вчерашний, Трудолюбив, спокоен и жесток, Когда мы строили сторожевые башни С бойницами на запад и восток. В легендах лет мы будем незабвенны. На трупах наших умерших бойцов Мы воздвигали мраморные стены Своих высоких, солнечных дворцов. День ото дня наш путь был неустанней, От наших ног — дороги горячи. Наш гордый прах скрепил фундамент зданий, И кровью набухали кирпичи. И мир восстал по-новому над сушей, И над водой, где крепкий парус крут, — Такой зеленый, радостный, певучий! — Он льется в наши умершие уши, И мертвым нам он отдает салют. В тени знамен, нахохленных, как птицы, Лежит боец, смежив свои глаза, В которых, может быть, еще дымится И чуть заметно движется гроза. Он спит. И времени текут потоки. И в напряженной снится тишине, Что ты, мой друг, читаешь эти строки, Как лучший дар, как память обо мне.

1934

Широкие листья дрожали над нами. Город гудел в полусне. Какими хорошими словами Хотелось говорить мне! Но перед этими чувствами глупыми, От которых кружится голова, Мне казались грубыми Все слова. Ветер прошел по робким листам, Солнце, наверное, шло к восходу. Ты сказала: — Пора по домам, Завтра рано вставать на работу. — Ты губы приблизила неумолимо, А после, когда шел домой, Запах духов, едва уловимый, Долго летел за мной. Мир, голубым сияньем залитый, Так чудесен и так велик… Мне очень трудно быть незанятым Хотя бы на один миг. Цех таким был праздничным, синим, Станки стояли в солнечной краске. Все люди были как именинники, — Влюбленные и ласковые. Мне легким казалось любое задание, Я смеялся, не знаю над чем. Я чувствовал, твое дыхание На своем плече. Гору подниму и брошу морю на дно. На снег подышу — зажурчат проталинки. Но был я когда-то — давно, давно — Очень и очень маленьким. Обид было много, много слез, Иногда было слишком весело… Весь этот груз я маме нес, Чтоб она оценила и взвесила. А мама тогда молодой была, Веселой была и все спешила, И все мои сложные дела Ей казались маленькими и смешными. А теперь, когда прихожу домой С работы, усталый и грубый, Старая мама следит за мной, И у нее чуть кривятся губы. О своих делах говорить не люблю, Да и она уж о них не спросит. — Раздевайся, я щей налью, — Скажет, как камень бросит. Вечером с братом гулять уйду: — Скоро приду! — (Без ответа). К вечеру готовит еду И моет посуду после обеда. С соседкой, ровесницей по годам, Разговаривает тихо и жарко. «Женятся… Разлетятся!.. А я куда? Или живи кухаркой?..» Гору подниму и брошу морю на дно. На снег подышу — зажурчат проталинки. Но был я когда-то — давно, давно — Очень и очень маленьким.