Стихи остаются в строю

Майоров Николай Петрович

Родине

(Надпись на книге)

Трижды яблоки поспевали. И пока я искал слова, Трижды жатву с полей собирали И четвертая всходит Трава. Но не только сапог каблуками Я к земле прикасался И жил Не с бумагами да пузырьками Черных, синих и красных чернил! Но, певец твой, я хлеба и крова Добивался всегда не стихом, И умру я в бою Не от слова, Материнским клянусь молоком! Да пройду я веселым шагом, Ненавистный лжецам и скрягам, Славя яблоко над землей, Тонкой красной материи флагом Защищенный, как толстой стеной.

1936

Георгий

Суворов [5]

«Вперед, на Запад!..»

Вперед, на Запад! — Цену этих слов Мы поняли, когда в горячем пыле Мы штурмовали стены городов Ценой нечеловеческих усилий. Вперед, на Запад! — Дерзкая мечта… Я знаю, нас никто не остановит. Целуют землю русскую уста, Отбитую ценой солдатской крови. Пускай мы не прошли и полпути, Пускай звезда уходит в ночь устало. Теперь на Запад будем мы идти, Вперед идти — во что бы то ни стало.

5

В книге ошибочно указано имя: Геннадий. — прим. верстальщика.

Тропа войны

Я исходил немало горных троп Высокого и строгого Саяна. Шел по ущельям хмурым Абакана, Был постоянным спутником ветров. Мое ружье — железный верный друг. О, мне ли привыкать теперь к винтовке! Оно гремело — падали кедровки И фейерверк пера носился на ветру. Не раз обвалам каменным в ответ Оно зеленый воздух сотрясало, И падала тогда звезда устало, И зверь шарахался, теряя свет. А я и мой лохматый черный пес — Мы шли вперед развилкой троп над бездной, Где темная струя руды железной Врезалась в накренившийся утес. Не сосчитать, как много торных троп Измерил я среди сырых ущелий. Не раз стрелку увесистые ели Даря приют, склонялись на сугроб. Но вот тропа. Не сразу понял я Ее опасные места, ее изгибы: Нет, не бросается она на глыбы Полночных скал, уступами звеня. И я… я, исходивший сотни троп, Я слово дал идти тропой сражений, Платя ценою крови и лишений За каждый шаг. Да, я на все готов. И если мне среди голубизны Хакасских дебрей вновь сверкнули тропы, — Я не покину своего окопа. Нет, не сверну с крутой тропы войны. И, лишь достигнув в долгожданный миг Ее конца в седой ночи Европы, Я вновь приду к моим таежным тропам И выберу труднейшую из них.

Первый снег

Веет, веет и кружится, Словно сон лебедей, Вяжет белое кружево Над воронкой моей. Улетает и молнией Окрыляет, слепит… Может, милая вспомнила, Может, тоже не спит. Может, смотрит сквозь кружево На равнину полей, Где летает и кружится Белый сон лебедей.

«Пришел и рухнул, словно камень…»

Пришел и рухнул, словно камень, Без сновидений и без слов, Пока багряными лучами Не вспыхнули зубцы лесов, Покамест новая тревога Не прогремела надо мной. Дорога, дымная дорога, — Из боя в бой, из боя в бой…

«Есть в русском офицере обаянье…»

Полковнику Путилову

Есть в русском офицере обаянье. Увидишься — и ты готов за ним На самое большое испытанье Идти

сквозь бурю, сквозь огонь и дым. Он как отец, — и нет для нас дороже Людей на этом боевом пути.. Он потому нам дорог, что он может, Ведя на смерть, от смерти увести.

«Над лесом взмыла красная ракета…»

Полковнику Подлуцкому

Над лесом взмыла красная ракета, И дрогнуло седое море мглы. Приблизили багровый час рассвета Орудий вороненые стволы. От грохота раскалывались тучи, То опускаясь, то вздымаясь вверх, Через Неву летел огонь гремучий — И за Невою черной смертью мерк. И так всю ночь, не ведая покоя, Мы не гасили грозного огня. И так всю ночь за русскою Невою Земля горела, плавилась броня. И так всю ночь гремели батареи, Ломая доты за рекой во рву, — Чтоб без потерь, стремительней, дружнее, Пехота перешла через Неву. Чтобы скорее в схватке рукопашной Очистить дорогие берега, Чтоб, растопив навеки день вчерашний, Встал новый день над трупами врага.

«Хотя бы минуту на роздых…»

Подполковнику Кузнецову

Хотя бы минуту на роздых За окаянных три дня. Но снова уносится в воздух: — Дайте огонь на меня! И снова взлетают с землею Разорванные тела. Метится пламенем боя Насквозь прожженная мгла. И в этих метельных звездах Твердое, как броня, Режет прогоркший воздух: — Дайте огонь на меня! И рухнули наземь звезды, И парень, гранату подняв, С кровью выхаркнул в воздух: — Огонь, огонь на меня!..

«Метет, метет… И нет конца метели…»

Метет, метет… И нет конца метели, Конца тяжелым, белым хлопьям нет. Метет, метет… И заметает след К моей солдатской полумерзлой щели. Метет, метет… И не увидишь света И не увидишь друга в двух шагах. Вот через этот безответный мрак Я двинусь в путь, лишь тьму прорвет ракета.

«Когда-нибудь, уйдя в ночное…»

Когда-нибудь, уйдя в ночное С гривастым табуном коней, Я вспомню время боевое Бездомной юности моей. Вот так же рдели ночь за ночью, Кочуя с берегов Невы, Костры привалов, словно очи В ночи блуждающей совы. Я вспомню миг, когда впервые, Как миру светлые дары, Летучим роем золотые За Нарву перешли костры. И мы тогда сказали: слава Неугасима на века. Я вспомню эти дни по праву С суровостью сибиряка.

«Еще утрами черный дым клубится…»

Еще утрами черный дым клубится Над развороченным твоим жильем. И падает обугленная птица, Настигнутая бешеным огнем. Еще ночами белыми нам снятся, Как вестники потерянной любви, Живые горы голубых акаций И в них восторженные соловьи. Еще война. Но мы упрямо верим, Что будет день, — мы выпьем боль до дна. Широкий мир нам вновь раскроет двери С рассветом новым встанет тишина. Последний враг. Последний меткий выстрел. И первый проблеск утра, как стекло. Мой милый друг, а все-таки как быстро, Как быстро наше время протекло!.. В воспоминаньях мы тужить не будем, Зачем туманить грустью ясность дней? Свой добрый век мы прожили как люди — И для людей.