Стихи-Я Пушкина
Шрифт:
Ибо не Шервудский вместо Итальянского, а Шервудский в:
– Роли Итальянского, - как и Пушкин говорит царю правду, но только в Роли Царя говорит царю в Роли Пушкина. И, как говорится в фильме Иван Васильевич меняет профессию:
– Вот что творит крест животворящий.
Четвертая Ошибка Шекспира. Протей спел песню о любви любимой девушке Валентина Сильвии, дочери Миланского герцога, не предупредив своего друга Валентина об этом заранее, как это обычно делается
– Я пришел к тебе с приветом, рассказать, что солнце уже встало и пора разбегаться по домам.
– Хулихган, одним словом.
– Потом, правда, извинился, мол, я не знал, что вы такие дураки.
– Ибо:
– Как иначе Протей мог сказать правду, чтобы она была настоящая, следовательно, без приставки:
– Бы.
– И сказал именно, как сказал Валентин, а не Как Бы сказал Валентин.
Разница? А разница именно в том, что Мир Нового Завета, который создал Иисус Христос - это именно и есть реальный мир, а не наоборот:
– С позиции Ветхого Завета мир КАК БЫ возможный, но, друзьям мои, как сказал бы Владимир Этуш в роли Ивана Грозного в фильме Иван Васильевич меняет профессию:
– Только в теории.
Разница, следовательно, между Новым Заветом и Ветхим Заветом очевидна, показана Пушкиным и Шекспиром, как разница между Театром и просто научной, одномерной Статьей, где подается:
– Всё и сразу, - в пьесе, наоборот, разложено на две части, на Сцену и Зрительный Зал.
В чем принципиальная разница, почему и на сцене не сказать всё и сразу по-честному, - как сейчас требуют Борис Парамонов и Иван Толстой? Кто за Всемирный Потом, а кто только за его Медного Всадника.
Но, что значит, сказать всё сразу? А это и значит именно то, что происходит сейчас:
– Есть инструкция Эм-Культа, и:
– И этого достаточно!
– А они, эти Гей-Зеры и Ман, и Тан и другие полуголые ХГохгольные центрумы их почему - и видимо нарочно - не выполняют, и не выполняют, хоть им кол на голове теши.
Причина одна, так сказать, и единственная:
– В Статье - будь она хоть самая научная, как и в стихийном бедствии Бориса Парамонова и Ивана Толстова нет этого, как его:
– Человека, - хомо, нашего любимого, сапиенса.
– Вот и вся разница, зачем старались Вильям Шекспир и Александр Пушкин, за Человека вели битву великую, за его вечное существование. Как:
– Иисус Христос.
Как и сказал Пастернак в роли Высоцкого, или наоборот:
– Гул затих - Я - вышел на подмостки.
Поэтому нет никаких мистификаций ни у Шекспира,
– Человек - непременный участник соревнований жизни.
Поэтому получается всё наоборот не Пушкин не признает закон и хочет буйной стихии, а Эм-Культ не признает закон и, следовательно, он и есть эта стихия, а не поэт, не театр. А так получается именно по Ле:
– Гегель неправ, но надо только поставить его на голову - тогда уже, да, будет всё в порядке.
И сейчас в этой передаче Мифы и Репутации именно и делается эта попытка:
– Еще раз поставить все фишки нормально: на голову.
– И хорошо хоть, что не через х.
И, как говорится, неужели до сих незаметно, там, где до сих пор пытаются наводить порядок, не стихию укрощают, а именно начинается:
– Стихийное бедствие, ась?
– И, как правило:
– То в Африке, то в России.
Как сказал Гете:
– Суха теория, мой друг, а древо жизни тем не менее:
– Пышно зеленеет, - но не добавил, видимо, решил и так догадаюцца:
– Только благодаря тому, что Человек - это не только: дальше Пушкин:
– Сие благородное животное, - но лошадь, даже осел, на котором Иисус Христос въехал в Иерусалим, чтобы навсегда завоевать его.
27.01.18
Собственно, какой аргумент выдвигается против того, что:
– Текст - это Театр, - всегда театр!
– Только один, в природе несуществующий, но соответствующий идеологии 17-го года, а именно:
– Текст существует объективно и независимо от человека.
– Так-то бы, да, но только именно:
– Как бы, - которое само-то ни хрена не имеет право на существование!
Никто никогда не сможет доказать, что Текст существует объективно и независимо от хомо сапиенса. Это всегда ДВОЙКА:
– Текст и Читатель.
По сути дела, материализм переплюнул идеализм Канта в лице его критики Ле, в сторону:
– Еще большего идеализма!
– Предположив, что книги, как звуки рожка Рудольфа Эриха Распэ в Бароне Мюнхгаузене живут даже на морозе, а потом в Избе Читальне опять оттаивают.
Примерно, как:
– Вот вас не пускают в эту библиотеку им. Ле даже с высшим, как минимум образованием, а чтобы было предписание этого дела их чтения от самого Наркомата!
Получается, Наркомат присвоил себе право чтения любой книги и - мало того - сохранение этого знания:
– Враз и завсегда, - априори.
– Что, в общем-то, значит именно то, что и реально происходит:
– Никто ничего не читает, так как считается, что УЖЕ прочел!