Стихи

Кузмин Михаил Алексеевич

* * *

Вот после ржавых львов и реваНастали области болот,И над закрытой пастью зеваВзвился невидимый пилот.Стоячих вод прозрачно-дикиБелесоватые поля…Пугливый трепет Эвридики [66] Ты узнаешь, душа моя?Пристанище! поют тромбоныПодземным зовом темноты.Пологих гор пустые склоны —Неумолимы и просты.Восточный гость угас в закате,Оплаканно плывет звезда.Не надо думать о возвратеТому, кто раз ступил сюда.Смелее, милая подруга!Устала? на пригорке сядь!Ведет причудливо и тугоК блаженным рощам благодать.

[66]Эвридика – см. прим. 39.

* * *

Я не мажусь снадобьем колдуний,Я не жду урочных полнолуний,Я сижу на берегу,Тихий домик стерегуПосреди настурций да петуний.В этот день спустился ранним-раноК заводям зеленым океана, —Вдруг соленая грозаОслепила мне глаза —Выплеснула зев Левиафана. [67] Громы, брызги, облака несутся…Тише! тише! Господи Исусе!Коням – бег, героям – медь.Я –

садовник: мне бы петь!Отпусти! Зовущие спасутся.Хвост. Удар. Еще! Не переспорим!О, чудовище! нажрися горем!Выше! Выше! Умер? Нет?…Что за теплый, тихий свет?Прямо к солнцу выблеван я морем.

[67]Левиафан – в библейской мифологии огромное морское чудовище.

* * *

Весенней сыростью страстной седмицыПропитан Петербургский бурый пар.Псковское озеро спросонок снится,Где тупо тлеет торфяной пожар.Колоколов переплывали слиткиВ предпраздничной и гулкой пустоте.Петух у покривившейся калиткиПерекликался, как при Калите.Пестро и ветренно трепался полог,Пока я спал. Мироний мирно плыл.Напоминание! твой путь недолог,Рожденный вновь, на мир глаза открыл.Подводных труб протягновенно пенье.Безлюдная, дремучая страна!Как сладостно знакомое веленье,Но все дрожит душа, удивлена.

* * *

Брызни дождем веселым,Брат золотой апреля!Заново пой, свирель!Ждать уж недолго пчелам:Ломкого льда неделя,Голубоватый хмель…При свете зари невернойЗагробно дремлет фиалка,Бледнеет твоя рука…Колдует флейтой пещернойО том, что земли не жалко,Голос издалека.

Муза

В глухие воды бросив невод,Под вещий лепет темных лип,Глядит задумчивая деваНа чешую волшебных рыб.То в упоении звериномСвивают алые хвосты,То выплывут аквамарином,Легки, прозрачны и просты.Восторженно не разумеяПлодов запечатленных вод,Все ждет, что голова ОрфеяЗлатистой розою всплывет. [68]

[68] В греческой мифологии Орфей, сын речного бога Эагра и музы Каллиопы, за непочтение Диониса был растерзан менадами. Затем части тела Орфея были собраны и погребены музами.

Мы на лодочке катались

О. А. Глебовой-Судейкиной [69]

«А это – хулиганская», – сказалаПриятельница милая, стараясьОслабленному голосу придатьВесь дикий романтизм полночных рек,Все удальство, любовь и безнадежность,Весь горький хмель трагических свиданий.И дальний клекот слушали, потупясь,Тут романист, поэт и композитор,А тюлевая ночь в окне дремала,И было тихо, как в монастыре.«Мы на лодочке катались…Вспомни, что было!Не гребли, а целовались…Наверно, забыла».Три дня ходил я вне себя,Тоскуя, плача и любя,И, наконец, четвертый деньЗнакомую принес мне лень,Предчувствие иных дремот,Дыхание иных высот.И думал я: «Взволненный стих,Пронзив меня, пронзит других, —Пронзив других, спасет меня,Тоску покоем заменя».И я решил,Мне было подсказано:Взять старую географию РоссииИ перечислить(Всякий перечень гипнотизируетИ уносит воображение в необъятное)Все губернии, города,Села и веси,Какими сохранила ихРусская память.Костромская, Ярославская,Нижегородская, Казанская,Владимирская, Московская,Смоленская, Псковская.Вдруг остановка,Провинциально роковая позаИ набекрень нашлепнутый картуз.«Вспомни, что было!»Все вспомнят, даже те, которым помнить —То нечего, начнут вздыхать невольно,Что не живет для них воспоминанье.Второй волноюПеречислитьВторой волноюПеречислитьХотелось мне угодниковИ местные святыни,Каких изображаютНа старых образах,Двумя, тремя и четырьмя рядами.Молебные руки,Очи горе, —Китежа звукиВ зимней заре.Печора, Кремль, леса и Соловки, [70] И Коневец Корельский, синий Сэров,Дрозды, лисицы, отроки, князья,И только русская юродивых семья,И деревенский круг богомолений.Когда же ослабнетЭтот прилив,Плывет неистощимоДругой, запретный,Без крестных ходов,Без колоколов,Без патриархов…Дымятся срубы, тундры без дорог,До Выга [71] не добраться полицейским.Подпольники, хлысты и бегуныИ в дальних плавнях заживо могилы.Отверженная, пресвятая ратьСвободного и Божеского Духа!И этот рой поблек,И этот пропал,Но еще далекДевятый вал.Как будет страшен,О, как велик,Средь голых пашенНовый родник!Опять остановка,И заманчиво,Со всею прелестьюПрежнего счастья,Казалось бы, невозвратного,Но и лично, и обще,И духовно, и житейски,В надежде неискоренимойВозвратимого – Наверно, забыла?Господи, разве возможно?Сердце, ум,Руки, ноги,Губы, глаза,Все существоЗакричит:«Аще забуду Тебя?»И тогда(Неожиданно и смело)ПреподнестиСтраницы из «Всего Петербурга», [72] Хотя бы за 1913 год, —Торговые дома,Оптовые особенно:Кожевенные, шорные,Рыбные, колбасные,Мануфактуры, писчебумажные,Кондитерские, хлебопекарни, —Какое-то библейское изобилие, —Где это?Мучная биржа,Сало, лес, веревки, ворвань…Еще, еще поддать…Ярмарки… тамВ Нижнем, контракты, другие…Пароходства… Волга!Подумайте, Волга!Где не только (поверьте)И есть,Что Стенькин утес.И этимСамым житейским,Но и самым близкимДо конца растерзав,Кончить вдруг лирическиОбрывками русского бытаИ русской природы:Яблочные сады, шубка, луга,Пчельник, серые широкие глаза,Оттепель, санки, отцовский дом,Березовые рощи да покосы кругом.Так будет хорошо.Как бусы, нанизать на нитьИ слушателей тем пронзить.Но вышло все совсем не так, —И сам попался я впросак.И яд мне оказался новМоих же выдумок и слов.Стал вспоминать я, например,Что были весны, был Альбер, [73] Что жизнь была на жизнь похожа,Что были Вы и я моложе,Теперь же все мечты бесцельны,А песенка живет отдельно,И, верно, плоховат поэт,Коль со стихами сладу нет.

[69]О. А. Глебова-Судейкина (1885–1945) – первая жена С. Судейкина, артистка.

[70]Печора, Кремль, леса и Соловки – здесь и в следующей строке Кузмин перечисляет места святых обителей.

[71]Выг – река в Олонецкой губернии, в Заонежье, где находилась Выговская община (Выгорецкая пустынь) раскольников-беспоповцев.

[72]«Весь Петербург» – адресно-телефонный справочник.

[73]Альбер – ресторан на Невском.

Из книги «Форель разбивает лед» (1929)

Форель разбивает лед

А. Д. Радловой [74]

Первое вступление

Ручей стал лаком до льда:Зимнее небо учит.Леденцовые цепиЛомко брянчат, как лютня.Ударь, форель, проворней!Тебе надоело ведьСолнце аквамариномИ птиц скороходом – тень.Чем круче сжимаешься —Звук резче, возврат дружбы.На льду стоит крестьянин.Форель разбивает лед.

[74]А. Д. Радлова – см. прим. к с. 117. В письме к М. К. Арбениной Кузмин пишет: «Анна Дмитриевна сейчас же приняла это на свой счет и стала просить все посвятить ей и распределить роли этой выдуманной истории между знакомыми». Комментаторы обычно обнаруживают в поэме влияние идей Плотина и Вагнера. К этому добавляется воздействие современного кинематографа (фильм Р. Вине «Кабинет доктора Калигари»), Сам Кузмин в том же письме, настойчиво уверяя, что стихи сборника «без всякой биографической подкладки», говорит, что на него оказал большое влияние роман «Ангел с западного окна» (1920) Мейринка (австрийский писатель, близкий к экспрессионизму, с наклонностью к мистике, оккультизму и фантастическому гротеску). Не все образы «Форели», как и других поздних стихотворений Кузмина, поддаются «истолкованию». Очевидно, что некоторая «зашифрованность» входила в замысел автора.

Второе вступление

Непрошеные гостиСошлись ко мне на чай,Тут, хочешь иль не хочешь,С улыбкою встречай.Глаза у них померклиИ пальцы словно воск,И нищенски играетПо швам жидовский лоск.Забытые названья,Небывшие слова…От темных разговоровТупеет голова…Художник утонувший [75] Топочет каблучком,За ним гусарский мальчик [76] С простреленным виском…А вы и не дождались,О, мистер Дориан, [77] —Зачем же так свободноСадитесь на диван?Ну, память-экономка,Воображенье-boy,Не пропущу вам даромПроделки я такой!

[75]Художник утонувший – Н. Н. Сапунов (1880–1912), живописец и театральный художник, друг Кузмина. Утонул в Териоках во время лодочной прогулки (в опрокинувшейся лодке был и Кузмин)

[76]Гусарский мальчик – Вс. Князев, молодой поэт, офицер, застрелившийся в 1913 г. в связи с неразделенной любовью к О. Судейкиной. Это событие (впоследствии осмысленное по-новому в ахматовской «Поэме без героя») косвенно отражается в образах «Форели», как и обобщенный образ «красавицы» с «полотна Брюллова».

[77]Мистер Дориан – герой повести О. Уайльда «Портрет Дориана Грэя» – воплощение юношеской красоты и эгоистического дендизма.

Первый удар

Стояли холода, и шел «Тристан». [78] В оркестре пело раненое море,Зеленый край за паром голубым,Остановившееся дико сердце.Никто не видел, как в театр вошлаИ оказалась уж сидящей в ложеКрасавица, как полотно Брюллова.Такие женщины живут в романах,Встречаются они и на экране…За них свершают кражи, преступленья,Подкарауливают их каретыИ отравляются на чердаках.Теперь она внимательно и скромноСледила за смертельною любовью,Не поправляя алого платочка,Что сполз у ней с жемчужного плеча,Не замечая, что за ней упорноСледят в театре многие бинокли…Я не был с ней знаком, но все смотрелНа полумрак пустой, казалось, ложи…Я был на спиритическом сеансе,Хоть не люблю спиритов, и казалсяМне жалким медиум – забитый чех.В широкое окно лился свободноГолубоватый леденящий свет.Луна как будто с севера светила:Исландия, Гренландия и Тулэ, [79] Зеленый край за паром голубым…И вот я помню: тело мне сковалаКакая-то дремота перед взрывом,И ожидание, и отвращенье,Последний стыд и полное блаженство…А легкий стук внутри не прерывался,Как будто рыба бьет хвостом о лед…Я встал, шатаясь, как слепой лунатик,Дошел до двери… Вдруг она открылась…Из аванложи вышел человекЛет двадцати, с зелеными глазами;Меня он принял будто за другого,Пожал мне руку и сказал: «Покурим!»Как сильно рыба двинула хвостом!Безволие – преддверье высшей воли!Последний стыд и полное блаженство!Зеленый край за паром голубым!

[78]«Тристан» – опера Р. Вагнера.

[79]Тулэ – легендарный Крайний Север в предсказаниях древних греков и римлян; селение в Гренландии.

Второй удар

Кони бьются, храпят в испуге,Синей лентой обвиты дуги,Волки, снег, бубенцы, пальба!Что до страшной, как ночь, расплаты?Разве дрогнут твои Карпаты?В старом роге застынет мед?Полость треплется, диво-птица;Визг полозьев – «гайда, Марица!»Стоп… бежит с фонарем гайдук…Вот какое твое домовье:Свет мадонны у изголовьяИ подкова хранит порог,Галереи, сугроб на крыше,За шпалерой скребутся мыши,Чепраки, кружева, ковры!Тяжело от парадных спален!А в камин целый лес навален,Словно ладан, шипит смола…Отчего ж твои губы желты?Сам не знаешь, на что пошел ты?Тут о шутках, дружок, забудь!Не богемских лесов вампиром —Смертным братом пред целым миромТы назвался, так будь же брат!А законы у нас в остроге,Ах, привольны они и строги:Кровь за кровь, за любовь любовь.Мы берем и даем по чести,Нам не надо кровавой мести:От зарока развяжет Бог,Сам себя осуждает Каин…Побледнел молодой хозяин,Резанул по ладони вкось…Тихо капает кровь в стаканы:Знак обмена и знак охраны…На конюшню ведут коней…

Третий удар

Как недобитое крыло,Висит модель: голландский ботик.Оранжерейное светлоВ стекле подобных библиотек.Вчерашняя езда и нож,И клятвы в диком исступленьиПророчили мне где-то ложь,Пародию на преступленье…Узнать хотелось… Очень жаль…Но мужественный вид комфортаДоказывал мне, что локальНе для бесед такого сорта.Вы только что ушли, ШекспирОткрыт, дымится папироса…«Сонеты»!! Как несложен мирПод мартовский напев вопроса!Как тает снежное шитье,Весенними гонясь лучами,Так юношеское житьеИдет капризными путями!