Стихи

Кузмин Михаил Алексеевич

* * *

Я встречу с легким удивленьемНежданной старости зарю.Ужель чужим огнем горю?Волнуюсь я чужим волненьем?Стою на тихом берегу,Далек от радостного бою,Следя лишь за одним тобою,Твой мир и славу берегу.Теперь и пенного РоссиниПо-новому впиваю вновьИ вижу только чрез любовь,Что небеса так детски сини.Бывало, плача и шутя,Я знал любовь слепой резвушкой,Теперь же в чепчике, старушкой,Она лишь пестует дитя.

* * *

Весны я никак не встретил,А ждал, что она придет.Я даже не заметил,Как вскрылся лед.Комендантский катер с флагомРазрежет свежую гладь,Пойдут разнеженным шагомВ сады желать.Стало сразу светло и пусто,Как в поминальный день.Наползает сонно и густоТревожная лень.Мне с каждым утром противнейЗаученный, мертвый стих…Дождусь ли весенних ливнейИз глаз твоих!?

* * *

Мы плакали, когда луна рождалась,Слезами серебристый лик омыли, —И сердце горестно и смутно сжалось.И в самом деле, милый друг, не мы лиЧитали в старом соннике приметыИ с детства суеверий не забыли?Мы наблюдаем вещие предметы,А серебро пророчит всем печали,Всем говорит, что песни счастья спеты.Не лучше ли, поплакавши вначале,Принять, как добрый знак,

что милой ссоройМы месяц молодой с тобой встречали?То с неба послан светлый дождь, которыйНаперекор пророческой шептуньеТвердит, что месяц будет легкий, спорый,Когда луна омылась в новолунье.

* * *

Успокоительной прохладойУж веют быстрые года.Теперь, душа, чего нам надо?Зачем же бьешься, как всегда?Куда летят твои желанья?Что знаешь, что забыла ты?Зовут тебя воспоминаньяИль новые влекут мечты?На зелень пажитей небесныхСмотрю сквозь льдистое стекло.Нечаянностей нет прелестных,К которым некогда влекло.О солнце, ты ведь не устало…Подольше свет на землю лей.Как пламя прежде клокотало!Теперь ровнее и теплей.Тепло волнами подымаясь,Так радостно крылит мне грудьЧто, благодарно удивляясь,Боюсь на грудь свою взглянуть.Все кажется, что вот наружуВоочию зардеет ток,Как рдеет в утреннюю стужуЗимою русскою восток.Еще волна, еще румянец…Раскройся, грудь! Сияй, сияй!О, теплых роз святой багрянец,Спокойный и тревожный рай!

Смерть

В крещенски-голубую прорубьМелькнул души молочный голубь.Взволненный, долгий сердца вздох,Его поймать успел ли Бог?Испуганною трясогузкойПрорыв перелетаю узкий.Своей шарахнусь черноты…Верчу глазами: где же ты?Зовет бывалое влеченье,Труда тяжеле облегченье.В летучем, без теней, огнеПустынно и привольно мне!

* * *

Разбукетилось небо к вечеру,Замерзло окно…Не надо весеннего ветра,Мне и так хорошо.Может быть, все разрушилось,Не будет никогда ничего…Треск фитиля слушай,Еще не темно…Не навеки душа замуравлена —Разве зима – смерть?Алым ударит в ставниСтрастной четверг!

* * *

Это все про настоящее, дружок,Про теперешнее время говорю.С неба свесился охотничий рожок,У окна я, что на угольях, горю, —Посмотреть бы на китайскую зарю,Выйти вместе на росистый на лужок,Чтобы ветер свежий щеки нам обжег!Медью блещет океанский пароход.Край далекий, новых путников встречай!Муравейником черно кишит народ,В фонарях пестрит диковинный Шанхай.Янтареет в завитках душистых чай…Розу неба чертит ласточек полет,Хрусталем дрожит дорожный table d'h^ote. [33] Тучкой перистою плавятся мечты,Неподвижные, воздушны и легки,В тонком золоте дрожащей высоты,Словно заводи болотистой реки. —Теплота святой, невидимой рукиИз приснившейся ведет нас пустотыК странным пристаням, где живы я да ты.

[33] Табльдот; стол, накрываемый в ресторане для общей еды (фр.).

Гете

Я не брошу метафоре:«Ты – выдумка дикаря-патагонца», —Когда на памяти, в придворном шлафореПо Веймару разгуливало солнце.Лучи свои спрятало в лысинуИ негромко назвалось Geheimrath'ом, [34] Но ведь из сердца не выкинуть,Что он был лучезарным и великим братом.Кому же и быть тайным советником,Как не старому Вольфгангу Гете?Спрятавшись за орешником,На него почтительно указывают дети.Конечно, слабость: старческий розариум,Под семидесятилетним плащом Лизетта,Но все настоящее в немецкой жизни – лишь комментариум,Может быть, к одной только строке поэта.

[34] Тайным советником (нем.).

Лермонтову

С одной мечтой в упрямом взоре,На Божьем свете не жилец,Ты сам – и Демон, и Печорин,И беглый, горестный чернец.Ты с малых лет стоял у двери,Твердя: «Нет, нет, я ухожу», —Стремясь и к первобытной вере,И к романтичному ножу.К земле и людям равнодушен,Привязан к выбранной судьбе,Одной тоске своей послушен,Ты миру чужд, и мир – тебе.Ты страсть мечтал необычайной,Но, ах, как прост о ней рассказ!Пленился ты Кавказа тайной, —Могилой стал тебе Кавказ.И Божьи радости мелькнули,Как сон, как снежная мятель…Ты выбираешь – что? две пулиДа пошловатую дуэль.Поклонник демонского жара,Ты детский вызов слал Творцу.Россия, милая Тамара,Не верь печальному певцу.В лазури бледной он узнает,Что был лишь начат долгий путь.Ведь часто и дитя кусаетКормящую его же грудь.

Пушкин

Он жив! у всех душа нетленна,Но он особенно живет!Благоговейно и блаженноВкушаем вечной жизни мед.Пленительны и полнозвучны,Текут родимые слова…Как наши выдумки докучны,И новизна как не нова!Но в совершенства хладный каменьЕго черты нельзя замкнуть:Бежит, горя, летучий пламень,Взволнованно вздымая грудь.Он – жрец, и он веселый малый,Пророк и страстный человек,Но в смене чувства небывалойК одной черте направлен бег.Москва и лик Петра победный,Деревня, Моцарт и Жуан,И мрачный Герман, Всадник МедныйИ наше солнце, наш туман!Романтик, классик, старый, новый?Он – Пушкин, и бессмертен он!К чему же школьные оковыТому, кто сам себе закон?Из стран, откуда нет возврата,Через года он бросил мост,И если в нем признаем брата,Он не обидится: он – простИ он живой. Живая шуткаЖивит арапские уста,И смех, и звон, и прибауткаВлекут в бывалые места.Так полон голос милой жизни,Такою прелестью живим,Что слышим мы в печальной тризнеДыханье светлых именин.

Святой Георгий

(кантата)

А. М. Кожебаткину [35]

ПенойПерсеев коньу плоских приморийбелеет, взмылясь…Георгий!Слепя, взлетаетоблаком снежным,окрылив Гермесов петаз [36] и медяные ноги —Георгий!Гаргарийских гор эхоАдонийски вторитсеребра ударам,чешуи победитель,Георгий!Мыться ли вышла царева дочь?мыть ли белье, портомоя странная?В небе янтарном вздыбилась ночь.Загородь с моря плывет туманная.Как же окованной мыть порты?Цепи тягчат твое тело нежное…В гулком безлюдьи морской чернотыплачет царевна, что чайка снежная.– Прощай, отец родимый,прощай, родная мать!По зелени любимоймне не дано гулять!И облака на небене буду я следить:мне выпал горький жребий —за город смерть вкусить.Девичьего укоране слышать никогда.Вкушу, вторая Кора, [37] гранатова плода.Рожденью Прозерпинывесною дан возврат,а я, не знав кончины,схожу в печальный ад!Боги, во сне ли?Мерзкийвыползок бездны на плоской мели,мирнейсвернувшейся рыбыблестит в полумраке чешуйчатой глыбойзмей —Сонная слюнамедленным ядомсинеет меж редких зубов.Мягким, сетчатым задомподымая бескостный хребет,ползет,словно оставаясь на месте,к обреченной невесте.Руки прикрыть не могут стыд,стоит,не в силах охать…По гаду похоть,не спеша, как обруч,проталкивается от головы к хвосту.Золотой разметался волос,испуганный голоспо-девьи звенит в темноту:– Ты думаешь: я – Пасифая, [38] любовница чудищ?Я – простаядевушка, не знавшая мужьего ложа,почти без имени,даже не Андромеда!Ну что же!Жри меня —жалкая в том победа! —Смерть разжалобить трудно,царевна, даже Орфею, [39] а слова непонятны и чуднызмею,как саранче паруса,Напрасно твоя косазолотом мреет,розою щеки млеют,и забыла гвоздика свои лепесткина выгибе девьих уст, —гибель,костный хруст,пакостной мякоти чавканье(ненавистный, думаешь, брак?),сопенье, хрип и храп,пенной вонь слюны,зубов щелк,и гибель, гибель, гибельволочет тебе враг!Вислое брюхо сосцатоподнялось…– Ослепите, ослепите,боги, меня!Обратно возьмитеужасный разум!Где вы? где вы?где ты, Персей?Спите?Не слышите бедной девы?!Нагая, одна,скована…Разите разом,топором,как овна.Скорей,Зевс,гром!!!Пепели, пепели!Как Семела, [40] пускай пылаю,но не так,подло,беззащитно,одиноко,как скот,дохну!!! —Мягко на грудь вскочила жаба,лягушечьи-нежная гада лапа…Пасти вихрь свистныйблизкой спицейколет ухо…Молчит, нос отвернувдальше от брюха.– В вечернем небе широкая птицареет, – верно, орел. —Между ног бесстыдно и склизкопополз к спине хвост…– О-о-о!!!Богов нет!Богинь нет!(Камнем эхо – «нет!»).Кто-нибудь, кто-нибудь!Небо, море,хлыньте, прикройте!Горе!Не дайте зверю!Гад, гад, гад!Проснитесь!Слушай, орел, —свидетель единственный, —я верю (гибель – залогом),верю:спустится витязьтаинственный,он же меня спасет.Молюсь тебе, неведомый,зову тебя, незнаемый,спаси меня, трисолнечный,моря белого белый конник!!!Аллилуйя, аллилуйя,помилуй мя. —Глаза завела,замерлапредсмертно и горько.Жилы – что струны.Вдругостановился ползучий холод– откраснела за мысом зорька —Смерть?Снова алеет твердь…(Сердце, как молот,кузнечным мехом:тук!)разгорается светсверху, не с горизонта,сильней, скоро брызнетсмехом.Свету навстречу встает другая пена понта…Жизни…отлетавшей жизни вестник? —Герой моленый?Змей, деву оставив, пыхает на небо…Смотрят оба,как из мокрого гроба.Серебряной тучейтрубчатый хвостзакрывает янтарное небо(золотые павлины!),наверху раскинулись задние ноги,внизу копья длинная искра…быстро,кометой,пущенной с небесной горы,алмазной лавиной…шесть ног,грива,хвост, шлем,отрочий лик,одежды складкис шумом голубино-сладкимпрядают, прядают!..Четыре копыта прямо врылись в песок.Всадник встал в стременах, юн и высок.На месте пустом,на небесное глядя тело(веря, не верит,не веря, верит),пророчески руки раскинув крестом,онемела.Ржанье – бою труба!Золотой облакзакрывает глаза,иногда разверзаясь молнией, —уши наполненысвистом, хрипом,сопеньем диким,ржаньем, бряцаньем,лязгом.Тромбово, тромбовотарабанит копытом конь —Тра-ра —комкает, комкаетузорной узды узел…Тра-ра!Стреллет —глазвзгляд.Радугой реет радостный рай.Трубит ангел в рожок тра-рай!И вот,словно вдребезги разбиливсе цепочки, подвески, звезды,стеклянные, золотые, медные,на рясном кадиле, —последний треск, —треснула бездна,лопнуло небо,и ящеротвалился, шатаясь,и набок лег спокойно,как мирно почивший пращур.– Не светлый ли облак тебя принес?– Меня прислал Господь Христос.Послал Христос, тебя любя.– Неужели Христос прекрасней тебя?– Всего на свете прекрасней Христос,И Божий цвет – душистее роз.– Там я – твоя Гайя, где ты – мой Гай,В твой сокровенный пойду я рай!– Там ты – моя Гайя, где я – твой Гай,В мой сокровенный вниди рай!– Глаза твои, милый, – солнца мечи,Святой науке меня учи!– Верной вере откройся, ухо,Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа!– Верной вере открыто ухоВо имя Отца, и Сына, и Святого Духа!– Чистые души – Господу дань.Царевна сладчайшая, невестой встань!– Бедная дева верой слаба,Вечно буду тебе раба!Светлое трисолнечного света зерцало,Ты, в котором благодать промерцала,Белый Георгий!Чудищ морских вечный победитель,Пленников бедных освободитель,Белый Георгий!Сладчайший Георгий,Победительнейший Георгий,Краснейший Георгий,Слава тебе!Троице Святой слава,Богородице Непорочной слава,Святому Георгию славаИ царевне присновспоминаемой слава!

[35]А. М. Кожебаткин – издатель, владелец издательства «Альциона», секретарь издательства «Мусагет». Миф о Персее, освободившем Андромеду от морского чудовища, вплетается в христианскую легенду о чуде Георгия Победоносца; тот освобождает дочь языческого царя от змия (дракона), после чего отец царевны и тысячи его подданных принимают крещение. Эта победа христианства составляет апогей кантаты.

[36]Петаз – у древних греков плоская шляпа с широкими полями. Гермес обыкновенно изображается с крылатым петазом.

[37]Кора-Персефона, проглотив гранат, обручивший ее с Аидом, должна была часть года проводить в его подземном царстве, лишь весной возвращаясь на землю (олицетворение умирающей и пробуждающейся природы). Перекликается с легендой об Адонисе.

[38]Пасифая – любовница посланного Посейдоном морского быка.

[39]Орфей – мифический певец, пение которого двигало камни и укрощало диких животных; по легенде, он спустился в царство Аида за умершей женой Эвридикой.

[40]Семела – смертная возлюбленная Зевса, попросившая его предстать перед ней в божественном облике и испепеленная его молниями.