Стихи

Кузмин Михаил Алексеевич

* * *

Туман и майскую росуСберу я в плотные полотна.Закупорив в сосудец плотно,До света в дом свой отнесу.Созвездья благостно горят,Указанные в Зодиаке,Планеты заключают браки,Оберегая мой обряд.Вот жизни горькой и живойИстлевшее беру растенье.Клокочет вещее кипенье…Пылай, союзник огневой!Все, что от смерти, ляг на дно.(В колодце ль видны звезды, в небе ль?)Былой лозы прозрачный стебельМне снова вывести дано.Кора и розоватый цвет —Все восстановлено из праха.Кто тленного не знает страха,Тому уничтоженья нет.Промчится ль ветра буйный конь —Верхушки легкой не качает.Весна нездешняя венчаетГлаву, коль жив святой огонь.

Муза – орешина [53]

Шелестом желтого шелка,Венерина аниса (медь – ей металл) волною,искрой розоватой,радужным колесом,двойника поступью,арф бурными струнами,ласковым,словно телефонной вуалью пониженным,голосом,синей в спине льдиной(«пить! пить!»

пилит)твоими глазами,янтарным на солнце пропеллероми розой (не забуду!) розой!реет,мечется,шепчет,пророчит,неуловимая,слепая…Сплю, ем,хожу, целую…ни времени,ни дня,ни часа(разве ты – зубной врач?)неизвестно.Муза, муза!Золотое перо(не фазанье, видишь, не фазанье)обронено.Раздробленное – один лишь Бог цел!Безумное – отъемлет ум Дух!Непонятное – летучий Сфинкс – взор!Целительное – зеркальных сфер звук!Муза! Муза!– Я – не муза, я – орешина,Посошок я вещий, отрочий.Я и днем, и легкой полночьюК золотой ладье привешена.Медоносной вьюсь я мушкою,Пеленой стелюсь я снежною.И не кличь летунью нежнуюНи женой ты, ни подружкою.Обернись – и я соседкою.Любишь? сердце сладко плавится,И плывет, ликует, славится,Распростясь с постылой клеткою.

[53]Здесь: муза принимает образ орехового посоха, с помощью которого, по преданиям, искали клады.

* * *

А. Радловой [54]

Серым тянутся тени роем,В дверь стучат нежеланно гости,Шепчут: «Плотью какой покроемМы прозрачные наши кости?В вихре бледном – темно и глухо,Вздрогнут трупы при трубном зове…Кто вдохнет в нас дыханье духа?Кто нагонит горячей крови? »Вот кровь; – она моя и настоящая!И семя, и любовь – они не призрачны.Безглазое я вам дарую зрениеИ жизнь живую и неистощимую.Слепое племя, вам дано приблизиться,Давно истлевшие и нерожденные,Идите, даже не существовавшие,Без родины, без века, без названия.Все страны, все года,Мужчины, женщины,Старцы и дети,Прославленные и неизвестные,Македонский герой,Гимназист, даже не застрелившийся,Люди с метриками,С прочным местом на кладбище,И легкие эмбрионы,Причудливая мозговых частицПоросль…И русский мальчик,Что в Угличе зарезан,Ты, Митенька,Живи, расти и бегай!Выпейте священной крови!Новый «Живоносный Источник» – сердце,Живое, не метафорическое сердце,По всем законам Беговой анатомии созданное,Каждым ударом свой конец приближающее,Дающее,Берущее,Пьющее,Напояющее,Жертва и жертвоприноситель,Умирающий воскреситель,Чуда чудотворец чающий,Таинственное, божественное,Слабое, родное, простейшееСердце!

[54]А. Д. Радлова (1891–1941) – поэтесса, переводчица. Кузмин очень высоко оценивал ее поэзию (см. статьи из сборника «Условности»).

Новый Озирис [55]

Поля, полольщица, поли!Дева, полотнища полощи!Изида, Озириса ищи!Пламень, плевелы пепели!Ты, мельница, стучи, стучи, —Перемели в муку мечи!Жница ли, подземная ль царицаВ лунном Ниле собирает рожь?У плотин пора остановиться, —Руку затонувшую найдешь,А плечо в другом поймаешь месте,Уши в третьем… Спину и бедро…Но всего трудней найти невестеЗалежей живительных ядро.Изида, Озириса ищи!Дева, полотнища полощи!Куски раздробленные вместе слагает(Адонис, Адонис загробных высот!)Душа-ворожея божественно знает,Что медом наполнен оплаканный сот.И бродит, и водит серебряным бреднем…Все яви во сне мои, сны наяву!Но сердце, Психея, найдешь ты последним,И в грудь мою вложишь, и я оживу.Пламень, плевелы пепели!Поля, полольщица, поли!В раздробленьи умирает,Целым тело оживает…Как Изида, ночью бродим,По частям его находим,Опаляем, омываем,Сердце новое влагаем.Ты, мельница, стучи, стучи, —Перемели в муку мечи!В теле умрет – живет!Что не живет – живет!Радугой сфер живет!Зеркалом солнц живет!Богом святым живет!Плотью иной живетЦелостной жизни плод!

[55] По древнеегипетским мифам, части тела убитого Озириса (Осириса) были разбросаны по миру и Изида (Исида), жена и сестра его, собирала части его тела. Культ Озириса связан с мифом об умирающей и воскресающей природе.

* * *

По черной радуге мушиного крылаБессмертье щедрое душа моя открыла.Напрасно кружится немолчная пчела, —От праздничных молитв меня не отучила.Медлительно плыву от плавней влажных снов.Родные пастбища впервые вижу снова,И прежний ветерок пленителен и нов.Сквозь сумрачный узор сине яснит основа.В слезах расплавился злаченый небосклон,Выздоровления не вычерпано лоно.Средь небывалых рощ сияет ГеликонИ нежной розой зорь аврорится икона!

* * *

Врезанные в песок заливы —кривыи плоски;с неба ускакала закатная конница,ивы,березки —тощи.Бежит, бежит, бежитдевочка вдоль рощи:то наклонится,то выгнется,словно мяч бросая;треплется голубаяленточка, дрожит,а сама босая.Глаза – птичьи,на висках кисточкой румянец…Померанецжелтеет в осеннем величьи…Скоро ночь-схимницамахнет манатьей [56] на море,совсем не античной.Дело не в мраморе,не в трубе зычной,во вдовьей пазухе,материнской утробе,теплой могиле.Просилиобе:внучка и бабушка(она – добрая,старая, все знает)зорьке ясной подождать,до лесочка добежать,но курочка-рябушкаулетела,в лугах потемнело…«Домой!» —кричат за рекой.Девочка все бежит, бежит,глупая.Пробежала полсотни лет,а конца нет.Сердце еле бьется.Наверху в темноте поетсясладко-пленительно,утешительно:– Тирли-тирлинда! я – Психея.Тирли-то-то, тирли-то-то.Я пестрых крыльев не имею,но не поймал меня никто!Тирли-то-то!Полно бегать, мышонок мой!Из-за реки уж кричат: «Домой!»

[56]Манатья – монашеская одежда.

Ариадна

У платана тень прохладна,Тесны терема князей, —Ариадна, [57] Ариадна,Уплывает твой Тезей!Лепесток летит миндальный,Цепко крепнет деревцо.Опускай покров венчальныйНа зардевшее лицо!Не жалей весны желанной,Не гонись за пухом верб:Все ясней в заре туманнойЗолотеет вещий серп.Чередою плод за цветом,Синий пурпур кружит вниз, —И, увенчан вечным светом,Ждет невесты Дионис.

[57]Ариадна, покинутая Тезеем, стала женой и жрицей Диониса.

* * *

Вот барышня под белою березой,Не барышня, а панна золотая, —Бирюзовато тянет шелковинку.Но задремала, крестики считая,С колен скользнула на траву ширинка,Заголубела недошитой розой.Заносчиво, как молодой гусарик,Что кунтушом в мазурке размахался,Нагой Амур широкими крыламиВ ленивом меде неба распластался,Остановись, душа моя, над нами, —И по ресницам спящую ударил.Как встрепенулась, как захлопотала!Шелка, шитье, ширинку – все хватает,А в золотом зрачке зарделась слава,И пятки розоватые мелькают.И вдруг на полотне – пожар и травы,Корабль и конница, залив и залы,– Я думал: «Вышьешь о своем коханном!»Она в ответ: «Во всем – его дыханье!От ласки милого я пробудиласьИ принялась за Божье вышиванье,Но и во сне о нем же сердце билось —О мальчике минутном и желанном».

* * *

Стеклянно сердце и стеклянна грудь,Звенят от каждого прикосновенья,Но, строгий сторож, осторожен будь;Подземная да не проступит мутьЗа это блещущее огражденье.Сплетенье жил, теченье тайных вен,Движение частиц, любовь и сила,Прилив, отлив, таинственный обмен, —Весь жалостный состав – благословен:В нем наша суть искала и любила.О звездах, облаке, траве, о васГадаю из поющего колодца,Но в сладостно-непоправимый часК стеклу прихлынет сердце – и алмазПронзительным сияньем разольется.

Любовь

Любовь, о подружка тела,Ты жаворонком взлетела,И благостна, и смела,Что Божеская стрела.Теперь только песня льется,Все вьется вокруг колодца.Кто раз увидал Отца,Тот радостен до конца.Сонливые тени глуше…Восторгом острятся уши,И к телу летит душа,Жасмином небес дыша.

Звезда Афродиты

О, Птолемея Филадельфа фарос, [58] Фантазии факелоносный знак,Что тучный злакИз златолаковых смарагдов моряВозносится аврорной пыли парусИ мечет луч, с мечами неба споря.И в радугу иных великолепий,Сосцами ряби огражденный круг,Волшебный плугВплетал и наше тайное скитанье.Пурпурокудрый, смуглый виночерпийСулил магическое созиданье.Задумчиво плылиПо сонному лонуК пологому склонуЗеленых небес.Назло АквилонуО буре забылиУ розовой пылиЗардевших чудес.Растоплено время,На западе светел —Далек еще петел —Пророческий час…Никто не ответил,Но вещее семя,Летучее бремяСпустилось на нас.К волне наклонился…Упали ветрила,Качались светилаВ стоячей воде.В приморий НилаСвященно омылся,Нездешне томилсяК вечерней звезде.И лицо твое я помню,И легко теперь узнаюПепел стынущий пробораИ фиалки вешних глаз.В медном блеске парохода,В винтовом движеньи лестниц,В реве утренней сиреныСлышу ту же тишину.Ангел служит при буфете,Но в оранжевой полоскеВиден быстрый нежный торок [59] У послушливых ушей.Наклонился мальчик за борт —И зеленое сияньеНа лицо ему плеснуло,Словно вспомнил старый Нил.Эта смелая усмешка,Эти розовые губы,Окрыленная походкаИ знакомые глаза!Где же море? где же фарос?Океанский пароходик?Ты сидишь со мною рядом,И не едем никуда,Но похоже, так похоже!И поет воспоминанье,Что по-прежнему колдуетАфродитина звезда.

[58]Фарос – здесь: маяк на о-ве Фарос, построенный при Птоломее Филадельфе.

[59]Торок – «ток божественного или ангельского слуха, изображаемый на иконах в виде излучистой струи, тока, лучей» (Вл. Даль).