Стихотворения и поэмы

Сосюра Владимир Николаевич

168. «Черный явор головою…»

Черный явор головою, ой, кудрявою, гнется, гнется над водою, над кровавою. Гнется явор над водою да в ненастье. Посиди, побудь со мною, песня-счастье! Станет ширь степная краше слов калиною,— перекликнемся мы с нашей Украиною. 22 декабря 1941

169. «О, древней Лавры купола!..»

О, древней Лавры купола! Среди домов, с дубравой схожих, иду. Молчание и мгла. Ни света в окнах, ни прохожих. Квартал как будто неживой, за мною тени, только тени, да вдруг окликнет часовой, блеснувший каской в отдаленье. Заплаканная синева, как в дни весны невозвратимой. А снег скрипит едва-едва, не снег, а кости побратимов… Здесь с них одежды совлекли внизу, у крепостного вала, вот здесь их по мосту вели, и камни кровь их заливала. Река прохладная текла. О,

пламень их последней мысли! Здесь на балконах их тела, как гроздья страшные, повисли. Недавно здесь звучал их смех и песня громкая звенела. Иду, и в сердце — мертвый снег, душа моя закоченела. Декабрь 1941, 1958

170. НАЛЕТ

Прожекторы скрестились, как мечи, и в их скрещении блестит, зловещ и прыток, фашистский бомбовоз… Вокруг него в ночи завесой грозною встает огонь зениток. И пули шлет вдоль световых столбов пунктиром огненным, уже бежать готов, стервятник, свастикой отмеченный на крыльях, — шатается и падает в бессилье чадящим факелом… И вот уж замолчал огонь зениток. Ночь. И городской квартал колышет звезды мощным вздохом груди. Выходят из убежищ люди. 1941

171. ПИСЬМО ЗЕМЛЯКАМ

В городах, в деревнях, по лесам, и ярам, и долинам, в том Донецком краю, где родились и выросли мы, бьются ночью и днем неотступно сыны Украины с морем тьмы. Обращаюсь я к вам, земляки мои и побратимы, сквозь пожаров разгул, сквозь немолчный огонь канонад, чтоб большую любовь передать вам строками скупыми, всем, кто ныне в бою защищает цветущий наш сад, Обращаюсь я к вам, тем, кто жив на земле непокорной, к тем, кто бьется в снегах, в грозной смене и дней и ночей: бейте всюду врага, пусть потонет в крови своей черной злобный хищник навек под неистовый гул батарей! Он за углем пришел на Донетчину нашу родную, в отчий дом наш вошел, он за нашим богатством пришел. Обращаюсь я к вам, сквозь туман и пургу ледяную,— бейте всюду врага, чтоб и след его ветер замел. Бейте всюду врага, — смерть над ним беспощадная кружит на дорогах глухих, на кровавых и вьюжных снегах. Гляньте, солнце уже на победном сияет оружье,— то врагу приговор в ваших крепких и сильных руках! Вдаль, на запад, идут непреклонным железным потоком боевые полки, и поход их — вперед и вперед, по лесам, городам, по степям украинским широким,  как тогда, как тогда, в восемнадцатый пламенный год, Пусть же с пулями в ряд будет слово мое огневое, — в нем любовь моя к вам, в нем немеркнущий к недругу гнев. Побратимы мои, к вам сквозь грозное зарево боя пусть стремится оно, местью в ваших сердцах закипев. Вместе выросли мы, вместе строили мы и творили… Как шумел и сиял наш цветущий и радостный сад! Враг замыслил сломать наши, к солнцу простертые, крылья, наши нивы стоптать, нас рабами погнать на закат. И, закован в броню, он ворвался к нам дикой ордою, черной бандой громил, мраком наши покрыл города. Кровь потоком разлив, оставляя лишь смерть за собою, он задумал народ ввергнуть в бездну ночей навсегда. Но на партии клич гневно встала родная Держава, и в гадючьей крови почернела разящая сталь. Наша воля жива, и бессмертна орлиная слава, наше солнце взошло, и сияет весенняя даль! Земляки и друзья! С вами песня моя неразлучна, как и сердце мое, что навеки единым узлом с вашим связано сердцем; с любовью и дружбой созвучна, эта песня летит над Донцом, над родимым селом. Не смолкая летит, реет песня над каждою хатой, и находит одну, что над Кировской тихой горой, — мать родная моя ждет там вести от сына-солдата, а шахтеры, шахтеры, шахтеры идут чередой… Всё на запад идут под громовые залпы орудий, за детей, матерей, за святую Отчизну свою. Слава вечная им! Имена их народ не забудет,— земляков моих, жизнь отдающих в смертельном бою! Светят звезды Кремля в их орлиные гордые очи, чутко слушают бор и поля их стремительный шаг; вслед, волнуясь, Донец из-под льдины приветом рокочет — им, идущим в огонь небывалых доселе атак. Отсверкает гроза, молний отблеск угаснет кровавый, вновь сады зацветут и в садах запоют соловьи, — в отчий радостный дом, как герои, увенчаны славой, вы вернетесь, друзья, земляки дорогие мои! Там, где пепел теперь, где чернеют под небом руины,— встанут села вокруг, засверкают, шумя, города. Будет краше еще необъятная ширь Украины, все преграды сметет на победном пути навсегда. Земляки и друзья! Пусть снега заметают просторы,— мое слово летит, вместе с вами проходит в строю, и в окопах оно под огнем вместе с вами, шахтеры, и ваш сон сторожит на привале в далеком краю. Столько хочется вам передать и поведать скорее, чтобы в слове моем вы услышали брата любовь, чтоб его заглушить не смогли бы, гремя, батареи на Украйне моей, где могилы, руины и кровь. Пусть же песня идет с вами в серой солдатской шинели, песня — сердце мое, что возникла в бессонных ночах в городке над Донцом, там, где юные дни пролетели, где разбит каждый дом в непрестанных и лютых боях… Пусть крылом голубым вытрет слезы у матери милой и у всех матерей, чьи сыны днем и ночью в огне, чтоб шумела весна над землею цветущей, счастливой в нашей светлой, как день, и великой любимой стране! Побратимы мои! Дети солнца, труда властелины! Вас недаром взрастил в ураганах и зорях Донбасс. Вы — как вихрь и порыв, и в тылу и на фронте — едины, вам — всё сердце мое, что сроднилося с песней о вас. Сквозь грозу, что кипит над землею кровавой и хмурой, сквозь туман, сквозь ветра, небывалые в мире бои шлет привет вам земляк-побратим ваш, Владимир Сосюра, руки жмет вам, шахтеры. До встречи, родные мои! 1941

172. ШЕВЧЕНКО В ДОНБАССЕ

Твой голос над равниной мглистой. А ветер вольности звенит сквозь паровозов дальних свисты, сквозь шум и шорохи ракит. Войска в поход идут с тобою, ты вместе с ними на войне. Горишь ты яркою звездою в моей донецкой стороне. Твой образ

светит сквозь туманы, ты в темноте пылаешь там, где горняки и партизаны поют в забоях по ночам о тучах, о луне летучей, о гневе пламенном твоем,— и в этой песне Днепр могучий кипящим льется серебром. Бойцов сбирая перед боем, вперед, в шинели боевой, скользишь ты легкою стопою над головнями и золой. Кругом гремит, гудит, грохочет, а ты зовешь: «Вперед, сыны!» Сияют из-под шлема очи, и добрые усы видны. Донец. Копры. «Боритесь, люди!» — звенит твой голос в тишине. Над Украиной гром орудий, и всё в огне, в огне, в огне. Другое, знаем, будет лето, святая песня не умрет. Бессмертного родив поэта, не может умереть народ. 1942

173. «Какое пламенное слово…»

Какое пламенное слово мне отыскать? В тревоге я. В огне пожара фронтового отчизна вольная моя. Не стану я шептать молитву, не осеню себя крестом. За шлемом шлем, — идут на битву бойцы в дерзании святом. Идут отрядами стальными. Дорога, будь же им легка! Благословением над ними простерта Ленина рука. Они за родину готовы Отдать всю молодую кровь. О, где найду такое слово, чтоб им пропеть свою любовь?! 1942

174. ДРУЗЬЯМ («Там далёко, в огней полыханье…»)

Там далёко, в огней полыханье за Украйну клокочут бои… До свиданья, друзья, до свиданья, краснозвездные братья мои! Завтра крикнет сирена прощально, и машине на запад лететь… Сердце снова сожмется печально… Что же делать… Я буду как медь, что трубит, и зовет за собою, и в атаку героев ведет… Вспоминать буду, что под Москвою, как нигде, наша слава встает… Вспоминать буду вас, побратимы!.. И звенеть будут, как соловьи, песни в огненной буре и дыме… До свиданья, родные мои! 1942

175. «Всю ночь гремели бомбовозы…»

Всю ночь гремели бомбовозы… Я различал на звук с земли сквозь набегающие грозы: вот — наши, вот — чужие шли… При слове «наши» сердце пело и было на душе светло, и гнев кипел, в глазах темнело, когда «чужие» слово жгло… «Чужие» — кровь детей и слезы… а «наши» — к счастью дивный путь… Всю ночь гремели бомбовозы, и я всю ночь не мог заснуть… 1943

176. ПЕРЕД БИТВОЙ

Грузовик наш летит. И луна за ним мчится вдогонку… Далеко ты. Меж нами — дороги, поля и кресты. Помню — локон спадал твой кольцом шелковистым и тонким над печальным лицом, когда шла провожать меня ты. Целовал я ту прядь… Помню ветра полуночный лепет… Сколько раз я, прощаясь, касался родных твоих уст… Я — в машине. А ты? На земле иль на небе? О трепет белых крыльев твоих! Словно чую их шелест и хруст… Прилетают сюда, шумной стаей спешат бомбовозы, и на запад летят, и тревожно гудят в вышине… На калине роса, как твои несказанные слезы, предо мной промелькнула, сверкнула в рассветном огне. Автоматчики здесь. Полны гнева их юные очи, как огни фонарей, что стремительно с нами летят… Жизнь иль смерть в облаках? Вот затихнет… вот снова грохочет… Как созвездья небес, что, мерцая, горят — не горят… Блиндажи… блиндажи… В буйных травах и зелени жита бронированный мир, что в боях стал мощнее стократ, бьет врага наша армия, в землю глубоко зарыта, и гремят за Донцом жерла огненных пушек-громад. Звезды, звезды взошли… Вот одна, а за ней и другая. Вспыхнул яркий пожар… И звезда покатилась одна, а другая цветет… То ракеты… Стрела золотая в поднебесье взлетела, безмолвна, четка и ясна. И снаряды вокруг (то фашистов преследуют пушки)… Голубым, и зеленым, и красным пестрит их отлив… И кукуют орудья — стальные гиганты-кукушки… Вновь погасла звезда… Раздался оглушительный взрыв! И всё явственней, явственней мнится с минутою каждой — я — не я, я — звезда, от которой в полночную ширь всем сияньем любви устремляется боль моя, жажд? и тоска по тебе, о которой звучит мне весь мир! Вдаль к тебе, на восток, потянулись надежды с тоскою… Сам же я — я навстречу сияю, пою и горю всем огнем, всей душой, всею кровью, не зная покоя, всё туда, за Донец, где великую вижу зарю, — ярче нет в целом мире! Моя Украина, с тобою каждый вздох мой — всё, всё, что вмещает в себя человек! За тебя мы штыками и сердцем торопимся к бою! Мы — ничто без тебя, а с тобой мы — бессмертны вовек! Есть любовь к своей матери, к милой жене и к сестренке, но превыше всех чувств — это чувство к родимой земле. Жизнь отдам за тебя, Украина! Как радость ребенка, ты мне детством сияешь сквозь грохот орудий во мгле, отдала ты мне всё, всё поведала мне ты, что знала, колыбельные песни ты пела мне в синих ночах, в темной хате меня новорожденным ты пеленала, когда встретил я жизнь на твоих материнских руках. Да, любовь — это ты. Подняла меня в жизнь ты любовью. Чувство к матери, к другу, — все чувства отдам тебе я! Я томлюсь по тебе, я пою о тебе сердцем, кровью, чернобровая юность, страдалица, мука моя! Украина, народ, ты и я, что в пилотках зеленых, мчимся к свету сквозь ночь… Долететь, долететь бы скорей на крылах лебединых иль на тех, на людьми сотворенных, что шумят в поднебесье, спешат к Украине моей… Долететь… долететь… «Долетим, долетим!» — в такт грохочет грузовик и летит… А на нем мчусь пылинкой и я — всё туда, за Донец, где, как солнце, горят твои очи, Украина бессмертная, вечная радость моя! 1943

177. ЖЕНЕ («Я вижу пряди светлой тень…»)

Я вижу пряди светлой тень над сном ресниц, в глазах — тревогу… Ты ландыш мне дала в тот день и проводила в путь-дорогу. Прощай! Сирена. Мрак ночей, Как сон, платок исчезнет, тая, а с ним и синева очей… Нет! До свиданья, дорогая! Ты жди меня… Жди… Горе минет., И мне в ответ звучит: «Я жду!..» Вернем свободу Украине, и снова я к тебе приду. 1943