Стихотворения и поэмы

Сосюра Владимир Николаевич

113. Я — ТВОЙ

Я — твой, когда заря пылает, на землю глядя с высоты. Я — твой, когда всё засыпает. А ты? Я — твой, когда идут колонны, несут знамена и цветы. Я — твой, когда бушуют волны. А ты? Я — твой, когда на подвиг бранный бойцы идут, сомкнув ряды. Я — твой всегда, мой друг желанный! А ты? 18 декабря 1938

114. ДЕКАБРЬ

Всё затихло в доме к ночи. На столе стоит вино. Декабря седые очи смотрят в синее окно. Мне глядеть не наглядеться на морозную зарю. Может, хочется погреться, чарку выпить декабрю? Он стучится, в щели дует, бородой к стеклу прильнул. За окно, во мглу

седую, я стакан свой протянул. И заснеженным, крылатым рукавом взмахнула ночь. Захмелел декабрь косматый и пошел, шатаясь, прочь. 19 декабря 1938

115. РОЯЛЬ

Синий месяц волшебной игрою разузорил цветы на камнях, И рыдает рояль за стеною о далеких, потерянных днях. Как тревожат глухие рыданья! Безысходная скорбь, замолчи! Видно, кто-то тоску и страданье изливает, играя в ночи. Кто играет и что за утрата, что тревожит он душу мою? Этих звуков печальных раскаты я всё больше и больше люблю. Но внезапно рыданья сменила песня счастья, смывая печаль. Мое сердце могучая сила устремила в лазурную даль. Ой, судьба моя, как ты богата! Путь мой был и далек и тяжел, и я рад незнакомому брату, что забытую радость нашел. Так играй же! Я сердцем с тобою, жизнь сегодня лишь счастье дает. И смеется рояль за стеною, будто вместе со мною поет. 19 декабря 1938

116. ОДНА («Лес и поле…»)

Лес и поле, синь без дна. Степь — раздолье. Тишина. Только небо, только ты. Краше не были цветы. Легкокрылый, как во сне, может, милый в вышине? В сердце будто тает мгла: незабудка расцвела. Ниже, ниже парашют. Ясно вижу — милый тут! В сердце боли нет твоем. Лес и поле. Мы вдвоем. 21 декабря 1938

117. О, ЕСЛИ Б!

Осенний вечер. Стынут клены. Струится легкий полумрак. Гудок сирены отдаленный и чей-то быстрый, легкий шаг. Минулось… На висках — снежинки… Зачем я не сказал: «Постой!» И счастье в аленькой косынке рассталось навсегда со мной… А небеса — мутней опала, и снова осень, снова мгла… О, если б, если б юность знала и старость мудрая — могла!.. 28 декабря 1938

118. ЖИТЬ!

Вновь юность я догнал свою на заревом мосту. Вновь полным сердцем я пою — душа моя в цвету. Смотрю я в голубой простор, на степь, что в дымке спит. Смотрю в любимый синий взор — и в сердце песнь кипит. Да, петь про дней голубизну, про счастье песнь сложить, про молодость и про весну, — и жить, и жить, и жить! Декабрь 1938

119. СЫН

За туманной седой пеленою ни звезды, только тополь высок. Спит спокойно за тонкой стеною кареглазый и смуглый сынок. Он такой же, как я, чернобровый, и походка быстра и легка. Пусть приснится веселому Вове, что ведет самолет на врага… Пролетая, как мститель крылатый, мстит за слезы, разрушенный кров, разбивает он танков громады, мечет бомбы на лютых врагов. И взрывает окопы и щели, где засели бандиты, дрожа, поражает безжалостно цели вдоль родимой страны рубежа. Пусть приснится, что стал он пилотом и что мир водворил на земле. Награжденный за подвиг народом, получает награду в Кремле. А в окне, за седой пеленою ни звезды, только тополь высок. Раскидавшись во сне, за стеною тихо спит кареглазый сынок. Декабрь 1938

120. «И солнце, и гудки, и ароматы хвои…»

И солнце, и гудки, и ароматы хвои, и шелесты берез, и птичьи голоса, и паровоза крик над молодой листвою, и синие мои, родные небеса… Всё, что вокруг меня и что во мне — слилося в прекрасный образ твой, видение мечты… Дымится пыль дорог,

целует даль колосья, и облетает мак… Во всем и всюду — ты… Страна в опасности. Полки готовы к бою… Мосты, взрываясь, ввысь, под облака летят… В походе и в бою — повсюду надо мною сияет твой родной, задумчивый твой взгляд. В подземной глубине, в морях, и под водою, И на вершинах гор, и в хмурой тьме лесной, днем, ночью, поутру, вечернею порою — мне слышится твой смех и милый голос твой. Зимой и в летний день, когда листву колышет веселый ветерок над рябью светлых вод, — я шелковой твоей походки шелест слышу и стан твой молодой в глазах моих плывет. В своих блужданиях и в творческом тумане, когда коснется сон моих усталых век, в работе, в отдыхе — любовью думы пьяны… И где бы ни был я — со мною ты навек! 1938

121. СЕРЕНАДА

За Днепром исчезло солнце. Пахнут яблони в саду. Глянь, хорошая, в оконце — с песней нежной подойду. В золотой пыли дороги чувству спать нельзя вдвойне!.. Я сыграю так, что ноги приведут тебя ко мне. Пароход уходит в дыме… Ты придешь ко мне сама… Трудоднями золотыми я насыплю закрома. В сердце — лунная пороша, сердцу снится вешний сад. Для тебя, моей хорошей, лучший выберу наряд. Ты возникнешь, будто солнце, я воскликну: «Чудо, ах!» В волосах горят червонцы, пальцы — в светлых перстеньках. Взор любовью полон, знаю, ласков каждый взмах руки. Что за юбка расписная, красной кожи башмачки! Я тобой не налюбуюсь, как звезду не разлюблю, блузку нежно-голубую алой розой обновлю. Спой, кленовая ты дудка, как не пела нам давно,— слыша милую погудку, глянет девушка в окно.  …………………… …Заиграл он. Золотая звуков хлынула волна. Очи синие, сверкая, показались у окна. Уловив мотив напевный, будто радостный зарок, для беседы задушевной счастье вышло на порог. 1938

122. ОСВОБОЖДЕНИЕ

Перед взором счастливого сына западные проходят края… Моя Западная Украина, ты вольна, мать вторая моя. То идут миллионы без счета, села рады им и города, мы — не два разобщенных народа, мы в единой семье навсегда. Не кручинься, плакучая ива, лист зеленый, не вянь, не желтей. Нет мне жизни без слов и мотива, ярче зорь, алых роз горячей, чтоб прославить народ наш могучий, нашу землю и звезды над ней, и того, кто несметные тучи поборол ярким блеском мечей, и всех тех, кто сражался бесстрашно, чтоб не сгинул замученный брат, кто за родину пал в рукопашной, встретил пулю, попал под снаряд, и всех тех, кто придет из похода, кто обнимет подругу свою, кто служил и кто служит народу, не боится погибнуть в бою. Вспоминаю, как шли мы в двадцатом своих западных братьев спасать, как товарищи падали рядом, пенье пуль вспоминаю опять… Ах, тот год, щедро залитый кровью, всё в крови — и сердца, и штыки… Аисты — на покинутых кровлях, трупы, трупы, поля, ветряки… Наши трупы… Ведь мы отступали… Тяжко, тяжко идти нам назад… И обломки металла стонали, и рыданье неслось к нам из хат… «На Гусятин!» В нем — белополяки… Нам они перерезали путь. И, казалось, устали во мраке пушки хрипло надсаживать грудь.. Над Збручом, потускнев от печали, плыло солнце. Сияли штыки, и кольцо огневое прорвали наших армий победных полки. «Мы вернемся…» А годы летели… И сдержали мы клятву свою. Полны счастья и сил, одолели, победили сегодня в бою. Сердце, солнце, и шелест чудесный трав, и зеркалом блещет река… Я б хотел сочинять свои песни для народа века и века… Чтоб, как солнечный голос металла, в той грядущей, счастливой дали моя песня потомкам звучала, как звучит в наши грозные дни. Шумны улицы дальнего Львова, Днестр — бурливая наша река… Ты свободна, мы встретились снова, голубая отчизна Франка. Перед взором счастливого сына западные проходят края… Здравствуй, здравствуй, моя Украина, мир тебе, мать вторая моя. Сентябрь 1939 Киев