Стихотворения и поэмы

Чиковани Симон Иванович

Мы постепенно углублялись в осень, был горный лес приземист и поджар. Со звоном шишка ударялась оземь, шиповник ноги под себя поджал. Гудели глухо суходолов ульи, и плющ капризно задевал плечо, и, как в жаровне тлеющие угли, потрескивали кроны горячо. Хотелось гладить ствол ребристый граба, с листвой в чащобах затевать возню, чтоб

наши пальцы трепетали слабо, как от прикосновения к огню. Переливались яркие подвески зажженных люстр, и лесу не спалось, и свет струился нестерпимо резкий, кустарники пронизывая вкось. Гомборский бор готовился к молебну, чего-то ждали ветви и стволы. А мне казалось — навсегда ослепну, не выберусь вовек из этой мглы. Перед лесной, задебренной протокой я замирал над медленной водой, мечтая о фиалке одинокой, о зелени иорской молодой. И в грозно бронзовеющем уборе, на склоне вечереющего дня, пылал мятежным факелом Гомбори, испепеляя красотой меня. 1959

135. Хвала Кахети. Перевод С. Куняева

Если б ранее цену Кахети узнать — Я разжег бы костер в Алазанской долине, Цинандальскую розу сумел бы сорвать И поведал бы ей всю печаль, всё унынье. Я отцу нареченной сумел бы поднесть Соколенка, украшенного бубенцами, Но судьба не судила в Кахети осесть, Породниться душою с ее сыновьями. В том краю, где тревожно шумит Алазань, Вскормлен братьями мой разукрашенный сокол… О Кахети! Опять красотою нагрянь, И, как встарь, подниму я свой кубок высоко. Кто мне кубок вручил? Кто наполнил кувшин В час, когда Алазань, затаивши угрозу, Клокотала, — и в этом одна из причин, Что не смог я сорвать цинандальскую розу. Гость недавний, хотел бы узнать я о том, Кто взлелеял просторы прекрасного края, Кто вручил мне мой дар — разливаться стихом, Красоту кахетинской земли воспевая?

136. На Сигнахской горе. Перевод С. Куняева

На качелях сначала туда Я взлетаю — и тут же обратно. А в лесу красота, пестрота… Липы… Солнце… Дрожащие пятна… Я качаюсь, как спутник горы, Выполняя ее приказанье, И смотрю, как природы дары Принимает

внизу Алазани. Я вкусил здесь от древа добра, Почерпнул вдохновение в ртвели, И мне кажется эта страна Легендарной землей Руставели. Лес в веснушках, а в небе орлы, Дым колышется над очагами, И колышутся склоны горы, И качели играют с тенями. Кто же там, не жалея вина, Разливает его в полумраке? Это гимн красоте? Тишина? Бормотанье струящейся влаги? Мне бы горы окликнуть, да так Молодецки, чтоб эхо взлетело! Кто тревожит листву на дубах И осины дрожащее тело? Жажда жизни со мной до сих пор, Туч не вижу я на небосклоне, Только слышу, как дышит простор, А Кахетия — как на ладони! Да орлы продолжают свой круг, Да янтарь осыпается с ели… И колышутся горы вокруг… Или это всего лишь качели? 1962

ОСЕННЯЯ ТЕТРАДЬ

137. Закат. Перевод А. Тарковского

Излука моря, горы и предгорье, И на откосах чайные кусты. Мне волноваться впору бы, как море, Но я молчу: я в круге красоты. Стою в тени — платан среди платанов — И жду волны вечерней. Вот когда, Как дикий хор кудрявых великанов, Нисходит к морю горная гряда. Кувшину сердца суждено пролиться, Мой жар остудят ветер и листва. О, жизнь моя! Еще одна страница, Как парус в море, брезжит мне едва. Уходит день — хевсур светлобородый, Из сумерек я вглядываюсь в даль: Мне люб закат, воспламенивший воды, И дней осенних светлая печаль.

138. Горы поют. Перевод А. Тарковского

Предгорий нежных вырез красноватый. Заката пламенеющий венок. Молитвенные горы ввысь подъяты, И, как мольба, — морская гладь у ног. По берегу орнамент тенью вышит, И жесть листвы роняет лавр с ветвей. Блажен, кто зов отечества услышит Над мутноводной Чорохой своей. Кем пролито маджари на вершины? Кем без границ простерта синева? Аджарских гор поет мне хор единый О мудрости негромкие слова.