Стихотворения и поэмы

Тихонов Николай Семенович

18. «Полюбить бы песенки простые…»

Полюбить бы песенки простые, Чистые, как воздух на заре, В них не нужно путать запятые, О словах справляться в словаре. В них дыханье трав и перелесков Так же нежно, как лазурь, И в глаза не бьют прибоя блески, В уши — заклинанья бурь. В их покое что-то есть о чуде, Всё, что можно сердцем пожелать, В них не нужно размышлять, что будет, Ни о чем не нужно вспоминать… Между 1913 и 1920

19. «Крутили мельниц диких жернова…»

Крутили мельниц диких жернова, Мостили гать, гоняли гурт

овечий, Кусала ноги ржавая трава, Ломала вьюга мертвой хваткой плечи. Мы кольца растеряли, не даря, И песни раскидали по безлюдью. Над молодостью — медная заря, Над старостью… — но старости не будет. 1919

20. «Ты мне обещана, но кем — не знаю…»

Ты мне обещана, но кем — не знаю, Но кем-то добрым и большим, Когда я что-нибудь обещаю — Обещаю именем твоим. И если б был я хранитель стада, Моряк, купец или земледел, Я б отдал всё за трепет сада, Где теплый лист на тихой воде, Где ты читаешь, поешь иль плачешь, О нет, не плачешь — то плачу я, Где всё знакомо и всё иначе И даже слезы — как блеск ручья. Сейчас я скитающийся невольник, Я вижу вокруг лишь сады чужих, Но мне не завидно, мне не больно, Иду уверенно мимо них. И я забываю свои скитанья, Чтоб память только тебе отдать, Я помню только: ты — обещанье, А тот, кто помнит, — умеет ждать! 1919

21. ЭКСПРЕСС В БУДУЩЕЕ

В час, когда месяц повешенный Бледнее, чем в полдень свеча, Экспресс проносится бешеный, Громыхая, свистя, грохоча… И когда над мостами в пролеты Проведет он живую черту, Прыгни сразу — и огненный кто-то Вдруг подхватит тебя на лету. И никто на путях незаказанных Не прервет его окриком: стой! Будет всё тебе в мире рассказано, Если дух свой сольешь с быстротой. Через степь неживую, колючую Просвистит по ребру пирамид, Перережет всю Африку жгучую, В Гималаях змеей прозвенит. Обжигая глазами сигнальными, Прижимая всю Землю к груди, Он разбудит столицы печальные, Продышав им огни впереди. И когда из-за сумрака мглистого Очертанья стуманятся в ряд, Заревет он раскатно, неистово, Пролетев Вифлеем — Петроград. Его след на полях чернозема И в плантациях чая пролег, В лабиринтах Европы, как дома, На дорогах волшебный свисток. Шоколадные люди Цейлона, Позабытый огнем эскимос… Провожают сверканье вагонов, Вихревые расплески колес. Чудо рвется из глотки со свистом, Всем понятны сигналы его, И мудрее его машинистов Не найти на земле никого. Август 1920

22. «Мне было ничего не жалко…»

Мне было ничего не жалко, Я всё узнал, чрез всё прошел, Но в полночь дерзкая гадалка Мне карты бросила на стол. Зеленый луч глаза мне залил, Я понял: это будет здесь, — Упали карты и сказали: Дорога, женщина и песнь. Я днями шел, а ночью снилась Страна, которой в жизни нет, Ты в ней моей дорогой билась, Как песнь, звучала мне во сне. Не помню — на Неве, на Ниле, — Молниеносностью огня Два долгих солнца ослепили Дорогу, песню и меня. Между 1913 и 1920

23. «Девятый вал угадывать нетрудно…»

Девятый вал угадывать нетрудно, Когда валы проходят чередой, Но не в стенах испытанного судна Меня настиг неснившийся прибой. Подобную кочующей медузе, Он вынес душу к камням золотым, Чтобы прозрачный драгоценный узел, Не замечая, растоптала ты. Между 1913 и 1920

ЖИЗНЬ ПОД ЗВЕЗДАМИ

Из походной тетради 1916–1917

24. ДРУГУ

Ночь без луны кругом светила, Пожаром в тишине грозя, Ты помнишь всё, что с нами было, Чего забыть уже нельзя: Наш тесный круг, наш смех открытый, Немую сладость первых пуль, И длинный, скучный мост Бабита, И в душном августе Тируль. Как шел ночами, колыхаясь, Наш полк в лиловых светах сна, И звонко стукались, встречаясь, Со стременами стремена. Одних в горящем поле спешил, Другим замедлил клич: пора! Но многие сердца утешил Блеск боевого серебра. Былое заключено в книги, Где вечности багровый дым, Быть может, мы у новой Риги Опять оружье обнажим. Еще насмешка не устала Безумью времени служить, Но умереть мне будет мало, Как будет мало только жить. 1916 или 1917

25. РАНЕНЫЙ

Дрожащий не от боли — от испуга — И раненую ногу волоча, Снимал он под сочувственную ругань Свою рубаху с потного плеча. Угрюмый фельдшер равнодушно слушал, Как бинт шуршал, и губы кверху гнул. И он пошел, и уносили уши Мелькнувшей смерти колокольный гул. И там, где рана, колыхалось пламя, И ребра зверь неустающий грыз, И гулкими зелеными руками Казались ветки, падавшие вниз. Всё закружилось в нестерпимом свете, И не понять: то ветер или стон, Деревья, как танцующие плети, Смеются, бьют его со всех сторон. …Двуколка прыгала в ночной прохладе, Шумя, бежала черная страна. И он в поту неудержимо падал На камни дна, не достигая дна. 1916 или 1917

26. В ОПЕРЕ В РИГЕ

Надрываясь от страсти нездешней Посреди облинялых куртин, В этом бархатном мире безгрешном Меч картонный вертел Валентин. И я знал: Валентин отстрадает Под хлопки очарованных дам, А меня под дождем ожидает Мглистый путь по разбитым полям. О, как вспомню улыбки и пенье, Когда в скользком дыханье болот Я пройду по ходам сообщенья, Чтоб послушать, как строг пулемет. 1916 или 1917

27. ДОЗОР НА ПОБЕРЕЖЬЕ

Идут засаленные карты По необычному столу — Обломкам старой черной парты, Летает ругань в полумглу. Сосредоточенные лица И крики яростных врагов, Им вторят моря небылицы И сосны рыжих берегов. И под луной, такой печальной, Оглушена, потрясена В пустынных комнатах купальной Гусарским громом тишина. Прошедших дней немые беды Хранят свой величавый вид, И завтра день — не день победы, Мне тоже сердце говорит. О смерти думать бесполезно, Раз смерть стоит над головой. Я бросил юность в век железный, В арены бойни мировой. 1917