Стихотворения и поэмы

Тихонов Николай Семенович

28. «Котелок меня по боку хлопал…»

Котелок меня по боку хлопал, Гул стрельбы однозвучнее стал, И вдали он качался, как ропот, А вблизи он висел по кустам. В рыжих травах гадюки головка Промелькнула, как быстрый укол, Я рукой загорелой винтовку На вечернее небо навел. И толчок чуть заметной отдачи Проводил мою пулю в полет. Там метался в обстреле горячем Окружаемый смертью пилот. И, салютом тяжелым оплакан, Серый «таубе» в гулком аду Опрокинулся навзничь, как факел, Зарываясь в огонь на ходу. И

мне кажется, в это мгновенье Остановлен был бег бытия, Только жили в глухих повтореньях Гул и небо, болото и я. 1916 или 1917

29. РИГА

Мы шли к тебе в часы рассвета, И перед нами шел туман, Да в облаках далеко где-то Гудел враждебный моноплан. В тумане город будто гнулся, Как будто падал в пустоту, Недаром конь мой вдруг споткнулся В то утро на твоем мосту. Он чувствовал чутьем звериным, Что мы идем в последний раз, Что этот час, нарочно длинный, — Прощанья с целым краем час. Уже тесняся перед нами, Держа пути во все концы, Большими темными рядами Вдаль уходили беглецы. Сегодня по своим аллеям Услышишь ты свинцовый шаг. Не будет тонким чародеем Бессильный и всесильный враг. Да, он бессилен снять с покровов Твоей истории века, Но цепью крепкою и новой Тебя скует его рука. Он подошел и бросил сталью, Был виден ясный недолет. На север в сумрачные дали Мы в новый тронулись поход. 10–11 сентября 1917 Вольмар

30. АТАКА ПОД РОДЕНПОЙСОМ

Последний длинный луч заката Я помню до сих пор. Мы дрались, как во времена Мюрата, Рубя в упор. И с каждым взмахом становились злее, Жестоким был тот час, И враг, спеша нас перебить скорее, Шел на плечах у нас. Дышало небо звездными красами, Безмолвием маня. Под выстрелами долгими часами Я не слезал с коня. И там, где лес снаряды гнули, Я придержал коня. Других кругом искали пули, Но не меня. В покое смутном сердце билось, Был час — как образ сна, Я знаю: за меня молилась На Севере — одна! 1916 или 1917

31. «Базара пустынные камни…»

Базара пустынные камни, Дома, где отчаянье спит, На окнах дубовые ставни Глядят в безысходность ракит. Всё вымерло в улицах малых, Как будто их мрак откупил, Как будто чума пировала И пеплом засыпала пир. Товарищ ругался беззлобно, Свистел я, чтоб ночь превозмочь, Но были мы вкованы оба В совсем неподвижную ночь. И вдруг эскадронов в разбеге Донесся чеканенный гул, И мертвый солдат на телеге Тяжелой рукой шевельнул. 1916 или 1917

32. «Почему душа не под копытами…»

Почему душа не под копытами, Не разбита ночью на куски? Тяжко ехать лесом тем, пропитанным Йодистым дыханием тоски. Словно хлора облако взлохмаченно, Повисает на кустах туман, В нем плывут, тенями лишь означены, Может — копны, может быть — дома. Конь идет знакомым ровным шагом, Службу он несет не кое-как… А по всем лесам, холмам, оврагам Спят костры, пронзая желтым мрак. Едем мы сквозь черной ночи сердце, Сквозь огней волнующую медь, И не можем до конца согреться Или до конца окаменеть. 1916 или 1917

33. СМЕРТЬ ДРУГА

Я свежий труп ищу в траве, Я свежий труп ищу, Он пал с осколком в голове, Я — странно! — не грущу Лишь потому, что и меня, Чтоб знать, где зарывать, Вот так же будут в травах дня Товарищи искать. Земля одна и смерть одна, Но почему я стал? Мне голова его видна И темных губ овал. «Убит!» — сказали про него. Я труп его искал, Нашел, поцеловал его И молча закопал. 8 сентября 1917 Вольмар

34. ЗАМОК ВОЛЬМАРСГОФ

Мы вошли с оружьем на закате, Видим — птицы: ястреб и сова Смотрят в сад, где на широком скате Желтая, бессильная трава. Вдаль ушли пустынные дорожки До ворот, что буря сорвала, Вдоль забора одичало кошка Промелькнет — и снова глушь и мгла. Не войдет в покой уединенный Прошлых лет хозяин иль слуга. На стене, как ветхие знамена, Ряд ковров. Лосиные рога. Умерли баронские мечтанья, Сброшены с высокого крыльца. Как проклятье, душно это зданье, Ряд столетий ждущее конца. 1916 или 1917

35. В ЛИФЛЯНДИИ

Как тарелка, небо чисто вымыто, Черные леса обнажены, В мире нет безжалостнее климата, Безнадежней климата войны. Не искать теперь уж песен зяблика Над старинной, тихою рекой, Даже смерть похожа здесь на яблоко, Что упало мягко и легко. И сейчас улыбки кровью дышат тут, Горя много — как не горевать, Может быть, так нужно: жить неслышно И еще неслышней умирать. 1916 или 1917

36. «Стрельба за нами — будто рубят…»

Стрельба за нами — будто рубят Лес в красных шарфах мужики. Уйдем, уйдем, иль нас погубят Трясины, насыпи, пески. И солнце в бегстве — точно пики, Лучи ломаются о лес, И отступленья шум великий Восходит прямо до небес. И в алом, вставшем выше леса Обмане тучи заревой Лиловый всадник встал и свесил Копье с трофейной головой. Он дразнит этим сном зеленым, Он черным усом мне грозит, И жмется лошадь по уклону И настороженно храпит. И всё мне кажется, что сплю я, Мне снится битвы темный зов, Как вечер пышного июля Томит волной предгрозовой. 1916 или 1917

37. «Земля и небо страшно разны…»

Земля и небо страшно разны, Лежу на дряхлом блиндаже, Вот в стройность мыслей безобразно Ворвались строфы Беранже. Мне книга не прикажет грезить — Я слишком густо загорел, Я слишком мысли ожелезил, Я слишком в этом преуспел. И, может быть, уже возмездье На полдороге, как заря. Шрапнели черные созвездья Ударят в спину дикаря. 1916 или 1917