Стихотворения и поэмы

Полежаев Александр Иванович

О, кто, свирепою душою Войну и гибель полюбя, Равнина бранная, тебя Обмыл кровавою росою? Кто по утесам и холмам, На радость демонам и аду, На пир шакалам и орлам, Рассеял ратную громаду? Какой земли, какой страны Герои падшие войны? Всё тихо, мертво над волною; Туман и мир на берегах; Чир-Юрт с поникшею главою Стоит уныло на скалах. Вокруг него, на поле брани, Чернеет дыму полоса И смерти алчная коса Сбирает горестные дани! Приди сюда, о мизантроп, Приди сюда в мечтаньях злобных Услышать вопль, увидеть гроб Тебе немилых, но подобных! Взгляни, наперсник сатаны, Самоотверженный убийца, На эти трупы, эти лица, Добычу яростной войны! Не зришь ли ты на них печати Перста

невидимой руки, Запечатлевшей стон проклятий В устах страданья и тоски?.. Смотри на мглу ужасной ночи В ее печальной тишине, На закатившиеся очи В полубагровой пелене… За полчаса их оживляла Безумной ярости мечта, Но пуля смерти завизжала — В очах суровых темнота! Взгляни сюда, на эту руку,— Она делила до конца Ожесточение и муку Ядром убитого бойца! Обезображенные персты Жестокой болью сведены, Окаменелые — отверсты, Как лед сибирский, холодны!.. Вот умирающего трепет: С кровавым черепом старик… Еще издал протяжный лепет Его коснеющий язык… Дух жизни веет и проснулся В мозгу рассеченной главы… Чернеет… вздрогнул… протянулся — И нет поклонника Аллы!.. Повсюду, жертвою погони, Во прахе всадники и кони И нагруженные арбы; И победителям на долю Везде рассеяны по полю Мятежной робости дары: Кинжалы, шашки, пистолеты, Парчи узорные, браслеты И драгоценные ковры. Чрез долы, горы и стремнины, С челом отваги боевой, Идут торжественной тропой К аулу русские дружины. За ними вслед — игра судьбы — Между гранеными штыками Влачатся грустными толпами Иноплеменные рабы. Восстав над вечною могилой, В последний раз издалека Чир-Юрт, пустынный и унылый, Встречает грозного врага. Сверкает, пышет бурный пламень; Утесы вторят треск и гул И указуют пепл и камень, Где был разбойничий аул!.. Когда воинственная лира, Громовый звук печальных струн, Забудет битвы и перун И воспоет отраду мира? Или задумчивый певец, Обманут сладостною думой, Всегда печальный и угрюмый, Найдет во бранях свой конец? Между декабрем 1831 и маем 1832

108. Видение Брута

Слетела ночь в красе печальной На Филиппинские поля, Последний луч зари прощальной Впила холодная земля. Между враждебными шатрами Народа славы и войны Туман сгущенными волнами Разнес отраду тишины. Тревоги ратной гул мятежный, Стук копий, броней и мечей Умолк; кой-где в дали безбрежной Мелькает зарево огней; Протяжно стонет конский топот, И, замирая в тьме ночной, Сливает эхо звучный ропот С отзывом стражи боевой. И тихо всё… Судьба вселенной Погружена в глубокий сон; Один булат окровавленный Предпишет с утром ей закон. Но чей булат окровавленный? Святой защитник вольных стран Или поносный и презренный Булат — убийца сограждан? Погибнет сонм триумвирата Или, презревши долг и честь, Готовит римлянин для брата Позор и цезарскую месть?.. Всё спит… Ужасная минута!.. Ужель зловещий, тяжкий сон Смыкает так же очи Брута? Ужель не бодрствует и он? О нет, волнуясь жаждой боя, В его груди пылает кровь: В его груди, в душе героя Горит к отечеству любовь!.. Во тьме полуночи глубокой, Угрюм, задумчив и уныл, Под кровом ставки одинокой Он безотрадно опочил. И сна вотще искали вежды: Предчувствий горестных толпа, И отдаленные надежды, И своенравная судьба — Его насильственно терзали. Он ждал, он видел море бед — За думой черной налетали Другие черные вослед. То, жертва сильных впечатлений, В волненье памяти живой Он воскрешал угасший гений, Судьбу страны своей родной: Он пробегал картины славы, Те достопамятные дни, Когда Рим гордый, величавый Был удивлением земли; Когда Камиллы, Сципионы Дробили в гневе роковом Составы царств, крушили троны Народной вольности мечом; Когда рождались для потомства Сцезолы, Регул, Цинциннат; Когда был Рим без вероломства Свободной бедностью богат… То, снова в вихрь переворотов Проникнув с тайною тоской, Он видел гибель патриотов Над их потупленной главой: Раздоры

Мария и Силлы, Как бурный нравственный поток, Разрушив щит народной силы, Повергли Рим в кровавый гроб; Два солнца Рима, два злодея В крови отчизны возросли — Помпей и Цесарь… Прах Помпея С гражданской жизнью погребли… Лепид, Октавий, Марк Антоний Судьбы заутра изрекут: Иль самовластие на троне, Или свободный Рим и Брут. «Глава, десница заговора, Я первый вольность пробудил, Я первый гения раздора, Завоевателя Босфора, Отца и друга умертвил!.. Ничтожный, робкий сонм сената Моей надежде изменил И пред мечом триумвирата Колена рабства преклонил! Позор мужей, позор вселенной, Тебя проклятие веков Постигнет тенью раздраженной В пределах смерти, в тьме гробов! Звучат, о Рим, твои оковы — Безгласен доблестный народ, Но, Рим, отмстители готовы! Тарквиний, час твой настает! Ударит он, сей вестник казни, Его зловещий, грозный бой Отгрянет с ужасом боязни В сердцах отваги роковой!.. Последний раз поля отчизны Я потоплю в крови родной, И клик безумной укоризны Иль голос славы вековой Предаст потомкам дальним повесть О битве будущего дня И пощадит, быть может, совесть Убийцы друга и царя!» Так вождь свободных ополчений Мечтал в порыве бурных дум, Так заглушал змию мучений Тоску души высокий ум!.. Густеет ночь; между шатрами Молчанье мертвое и сон, Луна закрыта облаками; Герой в забвенье погружен, Он жаждет сна, смыкает очи… Но вдруг глухой, протяжный гул В священном царстве полуночи Как вихорь ставку размахнул. Колосс огромного призрака Из тучи воздуха растет И в ризе ужаса и мрака Очам героя предстает… Бесстрашный видит и трепещет: Пред ним убийственный кинжал… Извлек его, отмститель блещет — Шатер раздался, дух пропал!.. «Так, я узнал — мой злобный гений!.. Он всё решил, он всё сказал! Конец несчастных покушений!..» День битвы пагубной настал. Шумят знамена бранной чести — Триумвират непобедим, И сын отваги, воин мести Свободный пал за падший Рим!.. <1833>

109. Кориолан

Глава первая

РИМ

1

Была страна под небесами, Была великая страна — Страна чудес… но времена Враждуют страшно с чудесами! Был град, любимый град богов, Но уж давно пределы мира Освободились от кумира Племен, народов и веков! Он пал — сперва как лев свободный, Потом как воин благородный, Потом как раб!.. С лица земли Он не исчез от укоризны, Но душен воздух той отчизны, Где славу предков погребли! И, жертва общего презренья, С тех пор на месте преступленья Он, как измученный злодей, Обезображенный страданьем, Лежит, покрытый поруганьем, В виду безжалостных людей! Без утешенья и без силы, Лишенный чувств и оборон, Как лобызанием Далилы Обезоруженный Самсон,— Он недвижим во сне глубоком, И филистимская вражда Стоит в веселии жестоком Над ложем смерти и стыда… И залегла над ним сурово Непроницаемая мгла — И долго черного покрова Не сгонит день с его чела! И что ж? Не будет лист увядший Цвести опять между ветвей, И горний дух, однажды падший, Не воскресит минувших дней!

2

Он спит… но кто не видел бури, Когда, свирепа и грозна, Она, как черная волна, Мрачит и топит блеск лазури? О, так на лоне тишины, Над этой вечною могилой Кумира славной старины Летают, вьются с чудной силой Живые тягостные сны! Так благодатная десница Всегда таинственной судьбы Еще хранит твои столпы, О Рим, всемирная столица! И, как бездетная орлица, Она витает над тобой, И грустно ей расстаться с славой, С твоей победною державой, Теперь погибшей и рабой! И между тем как сон печальный Тебя сурово тяготит, Она улыбкою прощальной С тобой безмолвно говорит… И рой видений — то прекрасных, Подобно утренней звезде, То величавых, то ужасных — Страшней порока в наготе,— Тебя лелеет беспрерывно, Как мать любимое дитя, Иль, свежей памятью шутя, Наводит страх и ужас дивный На труп холодный и немой Твоей гордыни роковой…