Стихотворения и поэмы

Полежаев Александр Иванович

Есть много стран под небесами, Но нет той счастливой страны, Где б люди жили не врагами, Без права силы и войны! О, где не встретим мы способных Основы блага разрушать? Но редко, редко нам подобных Умеем к жизни призывать!.. Младые воины Кавказа, Война и честь знакомы вам; Склоните слух к моим словам, К словам кавказского рассказа! Я не усастый инвалид, Наследник песней Оссиана; Под кровом горного тумана Мне дева арфы не вручит… Но ропот грусти безотрадной, Пиры кровавые мечей Провозгласит вам, славы жадный, Певец печали и страстей! Добыча юности безумной И жертва тягостная дня, Я загубил уже в подлунной Состав весенний бытия. Неукротимый и мятежный, Покоя сладкого злодей, Я потонул в глуби безбрежной С звездой коварною моей! На поле чести, в бурях брани Мой меч не выпадет из длани От страха робостной души, Но, вечной грустью очарован, Наедине с собой, в тиши, Мой ум бездействен, дух окован Цепями смерти вековой, Как гений злобы роковой! Забытый, пасмурный и скучный Живу один среди людей, Томимый мукою своей, Везде со

мною неразлучной… Безжалостный, свирепый взор, Привет холодный состраданья — Всё новой пищей для страданья, Всё новый, вечный мне укор!.. Одни тревоги и волненья, Картины гибели и зла — Дарят минуты утешенья Тому, кто умер для добра… Так, уничтоженный для жизни, Последней кровью для отчизны Я жажду смыть мое пятно!.. О, если б некогда оно Исчезло с следом укоризны! Военный гул гремит в горах; Клятвопреступный дагестанец, Лезгин, чеченец, закубанец Со мною встретятся в боях! Не изменю царю и долгу, Лечу за честию везде И проложу себе дорогу К моей потерянной звезде! Меж тем под ризою ночною Шумит в разбойничьем лесу С своей обычной быстротою По голым камням Араксу. Но искры бунта с новой силой Пророк неистовый раздул, И стал пустынною могилой Мятежных подданных аул. Всё пусто в нем! Свирепый пламень Пожрал жилище беглецов; Обломки бревен, черный камень И пепел брошенных домов Гласят об участи врагов! Там, где под русскою защитой Недавно цвел веселый мир, Лежит возникший и разбитый Чеченской вольности кумир. Поля и нивы золотые — Удел богатой тишины — В места унылые, пустые В единый миг обращены. Их топчет всадник беспощадный Своим гуляющим конем, Меж тем как хищник кровожадный В оцепенении немом Клянет отмстительную руку Неодолимого бойца И видит, с жалостью отца, Тоску, отчаянье и муку Своей жены, своих детей, Которых он, изнеможенных, Нагих и гладом изнуренных, Сокрыл в пристанище зверей… Перед аулом над рекою, В огнях, как пламенный волкан, Стоит громадой боевою Каратель буйных — русский стан. Немноголюдные дружины В летучих ставках и шатрах По скату вражеской долины Окрест себя наводят страх! Нет, око видит с изумленьем В пришельцах русских горсть людей, Но эта горсть с пренебреженьем Пойдет на тысячи смертей! Не в первый раз под их стопами Хрустит в лесах осенний лист, Не в первый раз над головами Они внимают пули свист! То дети чести безукорной, Владыки сабли и штыка. Мятежник, хищник непокорный Их знает — эти три полка!.. Всегда в крови на вражьем трупе, Всегда с победой впереди: При Эндери, при Маюртупе, Под богатырским Кошкильди! Вблизи рассыпана ватага Неукротимых ездоков, Казачья буйная отвага, Краса линейных удальцов. Татарский вид, вооруженье, Страны отечественной грудь — Всё может в рыцаря вдохнуть Боязни тайной впечатленье! Взращенный в сечах на коне, Он дышит смертью на войне!.. Всегда в трудах, всегда в движенье Сия блуждающая рать! Ее удел и назначенье — Закон и правду охранять! В стране гористой печенега, Где житель русского села Без верной шашки у седла Небезопасен от набега; Где мир колеблемый станиц, Ненарушимость достояний, И святость прав, и честь девиц Нередко жертвою стяжаний Неумолимых кровопийц; Где беззащитные трепещут, Где в тишине полночной блещут Ножи кровавые убийц,— Необходим бесстрашный воин, Опора слабых, страх врага, И, верный долгу, он достоин Из рук бессмертия — венка!.. Взяла довольно храбрых воев Неукротимая страна; Молва гласит нам имена, И жизнь, и подвиги героев. Довольно трупов и костей Пожрали варварские степи, Но ни огонь, ни меч, ни цепи Не уничтожили страстей Звероподобного народа! Его стихия — кровь и бой, Насильство, хищность и разбой, И безначальная свобода… Ермолов, грозный великан И трепет буйного Кавказа! Ты, как мертвящий ураган, Как азиатская зараза, В скалах злодеев пролетал! В твоем владычестве суровом Ты скиптром мощным и свинцовым Главы Эльбруса подавлял!.. И ты, нежданный и крылатый, Всегда неистовый боец, О Греков, страшный — и заклатый Кинжалом мести наконец! Что грохот вашего перуна? Что миг коварной тишины? Народы Сунжи и Аргуна — Доныне в пламени войны; Брега Койсу, брега Кубани Досель обмыты кровью брани! Там, где возникнул Бей-Булат, Не истребятся адигеи; Там вьются гидрами злодеи И вечно царствует булат! Он здесь, он здесь, сей сын обмана, Сей гений гибели и зла, Глава разбоя и Корана, Бич христиан — Кази-Мулла! «Пророк, наследник Магомета, Брат старший солнца и луны…» — Вот титла хитрого атлета В устах бессмысленной страны!.. Он чужд пронырства лицемера: Оно не нужно для глупцов; Ему довольно пары слов: Так бог велит, так хочет вера! Он всё для горцев: судия, Пророк, наставник, предводитель И первый — прав и бытия Своих апостолов гонитель!.. Там, обольщая Дагестан, Он грабит русского вассала, И слабый подданный шамхала Влечется силою в обман!.. Граната в парк дохнула адом… Скалы — на воздух!.. Гром, огонь Взвились над морем!.. Всадник, конь — Всё пало ниц кровавым градом… Пророк исчез с своим отрядом… Там он, разлив как океан Свои мятежные народы Вкруг малой горсти россиян, Грозит бедой, отводит воды… Но крепость русская тверда: Не стонет воин изнуренный, Сверкает штык ожесточенный — И льется жаждущим вода! Что ж гений замыслов преступных, Посланник мнимый божества? С гремящей славой торжества Он оставляет недоступных И поучает мусульман Перед началом первой битвы Читать прилежнее молитвы И верить твердо в Алкоран… Вот тайна властвовать умами! Вот легковерие людей, Всегда готовое мечтами Питать волнение страстей!.. Надеждой ложной и безумной Лукавец очи ослепит, И

сонм невежд хвалою шумной Свою погибель одобрит! Уже тогда, как грозно, грозно Накажет нас правдивый меч, Хотим мы с робостью пресечь Удар отмстительный, но поздно!.. Тогда в ужасной наготе Предстанет нам внезапно совесть, И ум, блуждавший в темноте, Прочтет ее живую повесть! О, для чего я на себе Влачу раскаяния бремя? Зачем счастливейшее время Я отдал бурям и судьбе, Несправедливой, своенравной, Убийце пылкого ума?.. Ужель последней ночи тьма Застанет труп мой, всё бесславный, Всё ненавистный для людей, Отраду вранов и червей?. Меж тем под ризою ночною Шумит в разбойничьем лесу С своей обычной быстротою По голым камням Араксу. Мелькая в нем светло и стройно, Луна плывет в туманной мгле; Дружина русская покойно Стоит на вражеской земле… Ночлег на месте — нет сомненья… В кострах чеченские дрова, Вокруг забота, и движенья, И песни звучные слова… Иные спят, другие бродят, В кружках толкуют кой о чем; Пикет сменяют, цепь разводят, Смеются, вздорят о пустом. В одной палатке за стаканом Видна мирская суета; В другой досужная чета, Засев en grand [96] над барабаном, Преважно судит о плие; А третий зритель машинально Им поясняет пунктуально, Что даму следует на ne. «У всякого своя охота, Своя любимая забота»,— Сказал любимый наш поэт, А потому сомненья нет, Что часто в лагере походном Мы видим так же точно свет, Как и в собранье благородном. Но вот различие: в одном Вернее, нежели в другом!.. Тьфу — как несбыточны догадки! Лишь только даму в третий раз На ne загнули, вдруг приказ: Снимать немедленно палатки! Приказ исполнен в тишине; Багаж уложен, цепи сняты; В строю рассчитаны солдаты, И всадник в бурке на коне… Поход. Марш, марш по отделеньям! Развились лентой казаки, И с непонятным впечатленьем Безмолвно тронулись полки… Заряд на полке, всё готово!.. На сердце дума: верно, в бой!.. Но вопросительного слова Не знает русский рядовой! Он знает: с нами Вельяминов! И верит счастливой звезде! Отряд покорных исполинов Ему сопутствует везде. Он знал его давно по слуху, Давно в лицо его узнал!.. Так передать отважность духу Умеет горский Аннибал!.. Он наш, он сладостной надежде Своих друзей не изменил; Его в грозу войны, как прежде, Нам добрый гений подарил! Смотрите, вот любимый славой!. Его высокое чело Всегда без гордости светло, Всегда без гнева величаво!.. Рисуют тихо думы след Его пронзительные взоры… Достойный видит в них привет, Ничтожный — чести приговоры!.. Он этим взором говорит, Живит, терзает и казнит… Он любит дело, а не слово… С душою доброю — он строг! Судья прямой, но не суровый, Бесстрастно взыщет он за долг; За чувство истинной приязни Он платит ласкою отца; Никто из рабственной боязни Не избегал его лица. Всегда один, всегда покоен; Походом, в стане пред огнем С замерзлым усом и ружьем Нередко греется с ним воин… Куда ж поход во тьме ночной? Наш полководец не обманщик, Его ответ всегда простой: «Куда ведет нас барабанщик».

96

Основательно (фр.). — Ред.

Но мы не первый раз в горах! Ведет в Внезапную дорога; От ней в двенадцати верстах Аул. Мы знаем, где тревога! Идем. Уж полночь. Огоньки С высот твердыни замелькали; По камням речки казаки С главой дружины проскакали; За ними вслед полки вперед, Артиллеристы на лафеты… Патроны вверх, полураздеты, Ногой привычною мы вброд. Вот на горе перед аулом… «Вперед!» — «А! верно, на Сулак? — Перелилось болтливым гулом.— Ведь говорил же нам казак!» Давно ль, расставшись с Дагестаном, На этом месте, о друзья, Наскуча длинным рамазаном, Байрам веселый встретил я! Тогда всё пело беззаботно В деревне счастливых татар; В то время русские охотно Желали видеть их базар. Мирной чеченец, кабардинец, Кумык, лезгин, койсубулинец, И персиянин, и еврей, Забыв вражду своих обрядов, Пестрели здесь, как у друзей, Красою праздничных нарядов. В толпе андреевцев, жидов, Смотря на разные проказы, Кто не купил себе обнов Тогда на лишние абазы? Один с ружьем приходит в стан, Другой под буркою мохнатой, Тот шашкой хвалится богатой, А этот кажет ятаган. Всего так много, так довольно, Товар Востока налицо, И, признаюсь, меня невольно Пленило горское кольцо И трубка — ах! какая трубка! Ее разбила у меня Потом невинное дитя, Одна девчонка-душегубка! Но верьте, я не пропущу Смешной каприз такого роду — И по пятнадцатому году Шалунье славно отомщу… Теперь где лица, где наряды? Где разноцветный их базар? Нигде задумчивые взгляды Не встретят ласковых татар. Разбойник яростный в пустыню Торговый город обратил И беззаконную гордыню На пепле саклей водворил. Одни потомки Авраама Покорны русскому мечу И в укрепленьях Ташкичу Ждут смело нового байрама. Верхи Андреевой горы Давно сокрылись для отряда; Ясней туманная громада, Сырее влажные пары. Долина глухо вторит топот Шагов фаланги боевой, И зашумел перед зарей Волны Койсу протяжный ропот. Вот прояснился небосклон… Река вблизи. На берег прямо Кавалерийский легион Коней испуганных упрямо Торопит в воду. Залп огней Раздался вдруг из камышей… Покойно, тихо, без ответа На ласку вражьего привета Плывут и едут казаки… Вторичный залп… Опять молчанье… В волнах разлившейся реки И гул, и крик, и коней ржанье! Вода свирепствует, кипит, Буграми в рать отважных хлещет; Товарищ всадника трепещет, И леденеет, и храпит… Вздымая морду, друг ретивый В стихии грозной тонет с гривой, Дрожит, колеблется, как челн, Несет заветного рубаку Или, предавшись злобе волн, Бессильный мчится по Сулаку… Но солнце блещет в вышине. И русской пушки гул мятежный Гласит на вражьей стороне Чир-Юрта жребий неизбежный!