Стихотворения и поэмы

Кузнецов Юрий Поликарпович

1985

* Что тебе до семейных измен? * 

Что тебе до семейных измен? Что тебе до разорванных звеньев? Что тебе до обрушенных стен? Что тебе до летящих каменьев? Горный воздух так чист и глубок, И леса обступают огулом. Посмотри на бегущий поток, Он живёт своей силой и гулом. Он поток. Он ломает хребты И летящих камней не боится. Он зажмёт им орущие рты, Он обточит им грубые лица. Он шумит про своё и ничьё, Он уходит в открытое море, Где купается имя твоё И гуляет душа на просторе.

? (1980-85)

* Не поминай про Стеньку Разина * 

Не поминай про Стеньку Разина И про Емельку Пугача. На то дороженька заказана И не поставлена свеча. Была

погодушка недоброю, Ты наломал немало дров. И намахался ты оглоблею Посереди родных дворов. Уж нет дворов — одни растения, Как будто ты в краю чужом Живешь, и мерзость запустения Разит невидимым козлом. Куда ты дел мотор, орясина? Аль снес за четверть первача? И все поешь про Стеньку Разина И про Емельку Пугача. Трудись, душа ты окаянная! Чтобы когда-нибудь потом Свеча горела поминальная Во граде Китеже святом.

1986

Портрет учителя

Он истину мира сего Принёс на ладони тебе: «Не мысли другому того, Чего не желаешь себе». Он светло-рус, и мягко бьёт о плечи Его волос струящийся потоп, И чист его широкий светлый лоб, И нет на нём морщин противоречий; Темней волос его прямые брови, Его глаза невыразимы в слове, Как будто небеса глядят на вас, Чуть подняты обочья синих глаз, И глубину ресницы оттеняют; Едва заметно скулы проступают, А плавный нос ни мягок и ни груб, Усы не закрывают полных губ, Густая борода невелика, Слегка раздвоена на подбородке. Высок и прям. Его издалека Народы узнавали по походке. Он исходил и Запад, и Восток, И Юг, и Север вдоль и поперёк. Две бездны разом видел он во мраке: И солнце и луну. И на песке Порой чертил пространственные знаки И после их сметал в глухой тоске. Ученики, предавшие его, Такое действо посчитали странным И, потаясь, спросили: — Отчего Не пишешь ты на чём-то постоянном? И слово указательным перстом Он начертал на воздухе пустом. И вспыхнуло, и засияло слово, Как молния… И молвил он сурово: — Вот ваше постоянное. Вот то, Чего не может вынести никто. Покоя нет: вы грезите покоем, А силы тьмы вокруг теснятся роем. Три битвы, три войны идут от века. Одна идёт, сокрыта тишиной, Между свободной волей человека И первородно-личною виной. Вторая битва меж добром и злом, Она шумит по всем земным дорогам. А третья — между дьяволом и Богом, Она гремит на небе голубом. В душе и рядом бьётся тьма со светом, И первый крик младенца — он об этом. Раскаты грома слышатся в крови, Но говорю вам: истина в любви. Не ждите чуда, не просите хлеба. Ваш путь туда! — он указал на небо. Ученики ему сказали: — Отче, Уныние в крови, а ты горишь И коротко, и просто говоришь, Но можешь ты сказать ещё короче? — Могу! — и на ладони написал Он истину и миру показал: — В двух первых битвах победите с нею. О третьей битве говорить не смею. Направит вас туда, преобразив, Иного мира воля и порыв.

1987

Кость

Ты царь: живи один.

А. Пушкин

Жил я один. Ты сказала: — Я тоже одна, Буду до гроба тебе, как собака, верна… Так в твою пасть был я брошен судьбой на пути. Грызла меня, словно царскую кость во плоти. Страстно стонала, хотя и другие порой Кость вырывали из пасти твоей роковой. С воплем бросалась на них ты страшней сатаны. Полно, родная! Они, как и ты, голодны. Высосан мозг, и в порожней кости иной раз Дух или ветер поёт про последний мой час. Брошенный буду мерцать среди горних светил… В Бога поверь, чтоб тебя он за верность простил.

1988

* Друг от друга всё реже стоим * 

В. К.

Друг от друга всё реже стоим В перебитой цепи воскрешений. Между нами фантомы и дым… Мы давно превратились в мишени. Что нам смерть! На кабы и авось Столько раз воскресало славянство. Наше знамя пробито насквозь, И ревёт в его дырах пространство. Застит низкого солнца клочок Тёмной воли картавая стая. Но косится в бою твой зрачок, Голубиную книгу читая.

1988

Голубь

Мы на заре самих себя заспали, И жизнь шумит, как сорная трава. На крошку хлеба голубя поймали Мальцы замоскворецкого двора. Не грязный голубь с дерева безверья - Сиял красавец, бел, как вечный снег. Они б ему повыдергали перья, Но отобрал прохожий человек. Курчавый Ицек подскакал, как мячик, И человека начал осаждать: — Отдайте мне! — Зачем тебе он,

мальчик? — Поймите! Я могу его продать! Звенело что-то в голосе такое Глубокое, что вздрогнул человек. — Пускай летает, — и взмахнул рукою. — Пускай летает! — повторил навек. Все видела и слышала старушка, Дремавшая у Господа в горсти. И, как в бору печальная кукушка, Запричитала: — Боже, возврати! Так, значит, есть и вера и свобода, Раз молится святая простота. О возвращенье блудного народа В объятия распятого Христа.

1988

Пузыри

Всяк пузырь на волю выпускает Джинна, заключённого внутри. Но младенец этого не знает, Млечные пуская пузыри. Хочется тебе пузырь потрогать - Дьявол строит рожи изнутри. Вечный бой. Ты слышишь гром и грохот - То металл пускает пузыри. А когда кометы возникают Около земного бытия, - Пузыри кровавые пускают Чистый разум и душа твоя. Вечность дышит, как морская пена, Пузырится главами собор. Плоть живая пенится мгновенно, И душа уходит на простор. Мир звенит пустыми пузырями Праздных грёз и дутого стекла, Мыльными мгновенными шарами, Что пускают слава и хвала. Наложи печати и запреты, Только ничего не говори, Потому что дети и поэты Всё же верят в эти пузыри.

1988

Откровение обывателя

Смотрим прямо, а едем в объезд. Рыба-птица садится на крест И кричит в необъятных просторах. Что кричит, мы того не возьмём Ни душою, ни поздним умом. Теснотой и обидой живём. Заливается ночь соловьём, День проходит в пустых разговорах. Заскучаю и муху ловлю, Жаль, что быстрой езды не люблю И нельзя провалиться на месте. Мне поведал проезжий во мгле: «Перестройка идёт на земле!» Мне-то что! Хлеб и соль на столе, И летает жена на метле. Я чихал на такое известье! Жизнь свихнулась, хоть ей не впервой, Словно притче, идти по кривой И о цели гадать по туману. Там котёл на полнеба рванёт, Там река не туда повернёт, Там Иуда народ продаёт. Всё как будто по плану идёт… По какому-то адскому плану. Кем мы втянуты в дьявольский план? Кто народ превратил в партизан? Что ни шаг, отовсюду опасность. «Гласность!» — даже немые кричат, Но о главном и в мыслях молчат, Только зубы от страха стучат, Это стук с того света, где ад. Я чихал на подобную гласность! Мне-то что! Обываю свой крест. Бог не выдаст, свинья не доест. Не по мне заварилася каша. Рыба-птица на хрип перешла, Докричаться до нас не могла. Скучно, брат мой! Такие дела. Особливо когда спохмела… Жаль души, хоть она и не наша.

1988

Афганская змея

Аллах и пуля в рай ведут душмана, И русский сон тревожен в том краю. Один солдат в горах Афганистана Заметил полумертвую змею. Она на солнце узко отливала Узорчатым черненым серебром. Он пожалел и каждый день, бывало, Поил ее из миски молоком. Уже змея солдата узнавала, Уже она из рук его пила. Других она к себе не подпускала. Окрепла и однажды уползла… Застава спит. В палатке сон глубокий. В глухую ночь стоял он на посту. И только вспомнил отчий край далекий — Опасность просквозила темноту. И, уловив опасность по скольженью, Присел от страха и узнал змею — Та самая! И обвила за шею Она его, как гурия в раю. Хотел он встать, не тут-то было дело! Змея вздымала голову пред ним, В лицо шипела и в глаза глядела. Так и сидел он в страхе, недвижим. Как будто шум со стороны палатки, Как будто тихо… Вечность протекла. Змея, разжав кольцо смертельной хватки, Его освободила. Уползла. Он распрямился и, мрачней заката, Прошел насквозь заставу, — кровь и прах. Все вырезаны, все его ребята, И первыми — кто были на постах. Как жить ему? Его сомненье гложет, Подумать страшно: может быть, змея Его спасла, за счет других… О боже, Печальна тайна, но она твоя!

1989

* В воздухе стоймя летел мужик, * 

В воздухе стоймя летел мужик, Вниз глядел и очень удивлялся И тому, что этот мир велик, И тому, что сам не разбивался. Так-то так. Но он не знал того, Пролетая над частями света, Что таким представила его Дикая фантазия поэта. Между тем поэт о нём забыл: Голова на выдумки богата, А мужик летит среди светил, И, пожалуй, нет ему возврата.