Стихотворения (Золотая серия поэзии)

Окуджава Булат Шалвович

Московский муравей

Не тридцать лет, а триста лет иду, представьте вы, по этим древним площадям, по голубым торцам. Мой город носит высший чин и звание Москвы, но он навстречу всем гостям всегда выходит сам. Иду по улицам его в рассветной тишине, бегу по улицам кривым (простите, города). Но я — московский муравей, и нет покоя мне, так было триста лет назад, и будет так всегда. Ах, этот город, он такой, похожий на меня: то грустен он, то весел он, но он всегда высок. Что там за девочка в руке несет кусочек дня, как будто завтрак в узелке мне, муравью, несет?

По Смоленской дороге

По

Смоленской дороге — леса, леса, леса. По Смоленской дороге — столбы, столбы, столбы. Над Смоленской дорогою, как твои глаза, — две вечерних звезды — голубых моей судьбы. По Смоленской дороге — метель в лицо, в лицо, всё нас из дому гонят дела, дела, дела. Может, будь понадежнее рук твоих кольцо — покороче б, наверно, дорога мне легла. По Смоленской дороге — леса, леса, леса. По Смоленской дороге — столбы гудят, гудят. На дорогу Смоленскую, как твои глаза, две холодных звезды голубых глядят, глядят.

Шарманка-шарлатанка

Е. Евтушенко

Шарманка-шарлатанка, как сладко ты поешь! Шарманка-шарлатанка, куда меня зовешь? Шагаю еле-еле, вершок за пять минут. Ну как дойти до цели, когда ботинки жмут? Работа есть работа. Работа есть всегда. Хватило б только пота на все мои года. Расплата за ошибки — она ведь тоже труд. Хватило бы улыбки, когда под ребра бьют.

Чудесный вальс

Ю. Левитанскому

Музыкант в лесу под деревом наигрывает вальс. Он наигрывает вальс то ласково, то страстно. Что касается меня, то я опять гляжу на вас, а вы глядите на него, а он глядит в пространство. Целый век играет музыка. Затянулся наш пикник. Тот пикник, где пьют и плачут, любят и бросают. Музыкант приник губами к флейте. Я бы к вам приник! Но вы, наверно, тот родник, который не спасает. А музыкант играет вальс. И он не видит ничего. Он стоит, к стволу березовому прислонясь плечами. И березовые ветки вместо пальцев у него, а глаза его березовые строги и печальны. А перед ним стоит сосна, вся в ожидании весны. А музыкант врастает в землю… Звуки вальса льются… И его худые ноги как будто корни той сосны — они в земле переплетаются, никак не расплетутся. Целый век играет музыка. Затянулся наш роман. Он затянулся в узелок, горит он — не сгорает… Ну, давайте ж успокоимся! Разойдемся по домам!.. Но вы глядите на него… А музыкант играет.

Песенка веселого солдата

Возьму шинель, и вещмешок, и каску, в защитную окрашенные краску. Ударю шаг по улицам горбатым… Как просто быть солдатом, солдатом. Забуду все домашние заботы. Не надо ни зарплаты, ни работы. Иду себе, играю автоматом… Как просто быть солдатом, солдатом. А если что не так — не наше дело: как говорится, родина велела. Как славно быть ни в чем не виноватым совсем простым солдатом, солдатом.

Песенка про дураков

Вот так и ведется на нашем веку: на каждый прилив по отливу, на каждого умного по дураку, — всё поровну, всё справедливо. Но принцип такой дуракам не с руки: с любых расстояний их видно. Кричат дуракам: «Дураки! Дураки!..» А это им очень обидно. И чтоб не краснеть за себя дураку, чтоб каждый был выделен, каждый, на каждого умного по ярлыку повешено было однажды. Давно в обиходе у нас ярлыки по фунту на грошик на медный. И умным кричат: «Дураки! Дураки!» А вот дураки незаметны.

«Берегите нас, поэтов, берегите нас…»

Берегите нас, поэтов, берегите нас. Остаются век, полвека, год, неделя, час, три минуты, две минуты, вовсе ничего… Берегите нас. И чтобы все — за одного. Берегите нас с грехами, с радостью и без. Где-то, юный и прекрасный, ходит наш Дантес. Он минувшие проклятья не успел забыть, но велит ему призванье пулю в ствол забить. Где-то плачет наш Мартынов, поминает кровь. Он уже убил однажды, он не хочет вновь. Но судьба его такая, и свинец отлит, и двадцатое столетье так ему велит. Берегите нас, поэтов, от дурацких рук, от поспешных приговоров, от слепых подруг. Берегите нас, покуда можно уберечь. Только так не берегите, чтоб костьми нам лечь. Только так не берегите, как борзых — псари! Только так не берегите, как псарей — цари! Будут вам стихи и песни, и еще не раз… Только вы нас берегите. Берегите нас.

Черный кот

Со двора подъезд известный под названьем черный ход. В том подъезде, как в поместье, проживает черный кот. Он в усы усмешку прячет, темнота ему, как щит. Все коты поют и плачут, этот черный кот молчит. Он давно мышей не ловит, усмехается в усы, ловит нас на честном слове, на кусочке колбасы. Он не требует, не просит, желтый глаз его горит, каждый сам ему выносит и спасибо говорит. Он ни звука не проронит, только ест и только пьет. Грязный пол когтями тронет — как по горлу поскребет. Оттого-то, знать, невесел дом, в котором мы живем… Надо б лампочку повесить — денег всё не соберем.

«Сладко спится на майской заре…»

Сладко спится на майской заре. Петуху б не кричать во дворе! Но не может петух молчать, потому что он создан кричать. Он кричит, помутнел его взор — но никто не выходит во двор. Видно, нету уже дураков, чтоб сбегались на крик петухов.

Песенка о старом, больном, усталом короле, который отправился завоевывать чужую страну, и о том, что из этого получилось

В поход на чужую страну собирался король. Ему королева мешок сухарей насушила и старую мантию так аккуратно зашила, дала ему пачку махорки и в тряпочке соль. И руки свои королю положила на грудь, сказала ему, обласкав его взором лучистым: «Получше их бей, а не то прослывешь пацифистом, и пряников сладких отнять у врага не забудь». И видит король — его войско стоит средь двора. Пять грустных солдат, пять веселых солдат и ефрейтор. Сказал им король: «Не страшны нам ни пресса, ни ветер, врага мы побьем и с победой придем, и ура!» Но вот отгремело прощальных речей торжество. В походе король свою армию переиначил: веселых солдат интендантами сразу назначил, а грустных оставил в солдатах — «Авось, ничего». Представьте себе, наступили победные дни. Пять грустных солдат не вернулись из схватки военной. Ефрейтор, морально нестойкий, женился на пленной, но пряников целый мешок захватили они. Играйте, оркестры, звучите, и песни и смех. Минутной печали не стоит, друзья, предаваться. Ведь грустным солдатам нет смысла в живых оставаться, и пряников, кстати, всегда не хватает на всех.