Стихотворения. Рассказы. Малостранские повести
Шрифт:
– Разве это не подлинный триумф поэзии? – закончил Коубек и поднялся.
Я не знал, что значит «триумф поэзии», но это выражение запомнил на всю жизнь.
Коубек первым пошел к выходу, мы последовали за ним. В дверях он остановился с Гартманом и, когда я проходил мимо, взял меня за руку.
– Откуда вы?
– С Малой Страны.
– А родились в Праге?
– Да-
– И выросли здесь?
– Да.
– Значит, пражанин ходит на уроки чешского языка? Ну Что ж, прекрасно, приходите почаще. До свидания.
Я уходил с урока счастливым. Днем, в школе, я был очень рассеян: ни слова не слышал, меня вызвали, и я получил двойку, на которую впервые за всю мою школьную жизнь не обратил никакого внимания.
Но на уроки Коубека я ходил часто. Там декламировали чешские стихи, и я уверовал, что чешский язык – самый красивый в мире.
Два года спустя, в тысяча восемьсот сорок восьмом году, чешский язык был введен в Малостранской гимназии.
И я пережил
«РЕВИЗОР» ГОГОЛЯ
«На зеркало неча пенять, коли рожа крива» – так звучит эпиграф к «национальной комедии» Гоголя, и тем самым сразу определяется сатирическая направленность всей пьесы. Сейчас много толков о судьбе «Ревизора», а между тем описанные в пьесе события вряд ли могли произойти где-либо, кроме святой Руси, лишь теперь освобождающейся от многого, что ей мешает. Прелюбопытные вещи рассказывал мне один немецкий путешественник; правда это или нет, мы не знаем, но, во всяком случае, интересно своим правдоподобием. Говорят, что только после долгих мытарств было получено разрешение на постановку «Ревизора», который попал в репертуар одной бродячей труппы. Директор труп* пы, большой пройдоха, прежде чем ставить в каком-либо городе эту пьесу, подробно расспрашивал о местных порядках и, приценяясь к ним, всякий раз переделывал ее так, чтобы не задеть важных господ, но зло высмеять мелкое начальство. Не может быть более красноречивого ответа на творчество Гоголя, чем этот анекдот, свидетельствующий о том, как быстро реагируют на сатиру испорченные нравы. «Тартюф» Мольера эхом отозвался в «Прообразе Тартюфа» Гуцкова, может быть, и гоголевский «Ревизор» еще вызовет на Руси свой «Прообраз».
Гоголь изобличает не все человеческие слабости, встречающиеся повсюду, не безнравственность современных высших классов – он обращается к изображению русской бюрократической машины, он выставляет на осмеяние у позорного столба все, к чему привело Россию самодержавие. Какое множество кричащих, отвратительных красок знает чарующая поэтическая кисть Гоголя! Мы видим кровопийц – пиявок, совершающих именем правительства и властью, от него полученной, насилие тем более жестокое, что оно постоянно подогревается их собственной духовной скудостью, и это лишь подтверждает правдивость известного изречения: «Глупость и невежество – вот источник всяческой низости». Мы видим, что эти пиявки постоянно и подло враждуют между собой, что перед власть имущими они чувствуют себя еще более рабски и униженно, чем перед ними самими несчастный народ, доведенный до полного идиотизма растительного существования и несамостоятельности. А ревизор, который, как некая Немизида, грозит издалека этому миру чиновников, не может нас особенно порадовать: в этих людях, вопреки всяким страхам, живет надежда, что и у грозного ревизора найдется какой-нибудь из пороков, свойственных им самим в избытке, или, на худой конец, им удастся подкупить ревизора, и все пойдет по-старому. Видя, кроме цепи деяний российских чиновников и последствий этих деяний, также и мнимого ревизора в замечательном изображении Гоголя, мы не можем предположить, что он воссоздал отношения лишь в одном городке, отмеченном особым несчастием. Мнимый ревизор к своему собственному ничтожеству добавил еще и ту пустоту, которая легла на Петербург, «как пыльца цивилизации».
В «Ревизоре» Гоголь снова проявил себя большим художником, но на этот раз в его руках не кисть, а – бич сатиры. Однако нет сомнения в том, что если возможно так жестоко осмеять общественные отношения, как это сделал Гоголь, то это знак приближающегося возможного улучшения. Может быть, эта печальная «русская национальная комедия» кое-где все-таки начинает звучать и более жизнерадостно.
Содержание пьесы Гоголя давним читателям нашей газеты должно быть хорошо известно. Волею судьбы в захолустный русский городишко был заброшен Александр Иванович Хлестаков, петербургский чиновник, без гроша в кармане, без кредита и карточного везения. Он сильно задолжал в гостинице и поэтому не может ее покинуть, как не может и оставаться в ней дольше, поскольку хозяин отказывает ему в кредите. В это время городничему стало известно, что из Петербурга приезжает ревизор. Среди отцов города поднялась ужасная паника,- ведь за каждым водились грешки, и все опасались жалоб. Вполне понятно, что из-за всеобщего страха и смятения Хлестакова принимают за ожидаемого ревизора, и городничий наносит ему визит в гостиницу. Легкомысленный Хлестаков быстро сообразил, что его принимают за другого, однако ловко использует панику, чтобы найти выход из своих стесненных обстоятельств. Он переселяется в дом городничего, осматривает общественные заведения, выслушивает чиновников, храбро занимает у всех деньги, берет взятки и в конце концов делает предложение дочери городничего. И потом исчезает. В пятом акте перед зрителем предстает счастливый отец – городничий, принимающий поздравления с предстоящей свадьбой его дочери, мечтающий о дальнейшей карьере, о возросшей безраздельной власти, о новых доходах. Эти мечты внезапно разрушает местный почтмейстер, вскрывший одно из писем Хлестакова, где тот описывает приятелю свое приключение и дает характеристики всем его участникам. Ситуация достигает апофеоза комичности, и пьеса более или менее правдоподобно завершается тем, что прибывший курьер сообщает о приезде подлинного ревизора и вызывает к нему городничего.
Не следует удивляться тому, что отдельные положения нам кажутся знакомыми. Для русского театра они, бесспорно, оригинальны, а Гоголь должен был брать такие ситуации, которые ему подсказывала жизнь, не обращая внимания на то, что где-то подобные нравы уже изжиты. От национального писателя нельзя требовать, чтобы он воспарил над всем, что уже известно, и старался создавать свои произведения так, чтобы они были для всех и во всем всегда новыми. Гоголь прекрасно чувствовал сцену и умел проявить себя как самостоятельный художник. Об этом говорят многочисленные особенности его драматургии, в частности, доигрывание последней сцепы четвертого акта «Ревизора» уже за кулисами. Не надо удивляться и некоторой схожести персонажей,- Гоголю нужно доказать «нравственное родство» большинства героев пьесы. В «Ревизоре» вполне достаточно превосходных характеристик, однако характеристик исключительно комедийных, легких, иногда фарсовых.
… о постановке, мы отметим лишь, что общее впечатление
от спектакля намного лучше, чем от отдельных исполнителей. Особенно удачным было последнее действие.
Исполнитель одной из главных ролей из-за аплодисментов долго но мог ничего сказать – это свидетельствует о любви пашей публики к чешскому театру, к плоду славянского искусства. В славянском искусстве мы не часто встречаем подобную гениальность. Зрителей было немного, но представление им понравилось, и они много аплодировали.
РИМСКИЕ ЭЛЕГИИ
I
Много дал бы я за то, чтоб увидеть непогрешимого папу,- потому что просто увидеть папу и Риме пе составляет никакой трудности и пе требует пи малейшего искусства. Но накануне провозглашения догмата о непогрешимости графа Маффеи, обычно называемого Пием IX, стояла прекрасная погода, барометру по приходило в голову предвещать долго ожидаемую бурю, соборная оппозиция даже не подозревала о том, что ужо па другой дет. он придется геройски обратиться в бегство, и мы уехали в неосновательной надежде, что, быть может, в Риме возьмет верх разум. Но па другой день небо вдруг заволоклось тучами, грянул и пошел грохотать гром, сверкнула и заполыхала молния, иезуиты учли обстановку, и через полчаса граф Маффеи сделался непогрешимым. Его покойная бабушка – согласно семейной хронике графа Маффеи, бедняжка была еще в Синигалье еврейкой – при этом померла бы от радости, а народ, говорят, ликовал и галдел так, что колонны Ватикана дрожали и струи фонтанов у собора святого Петра разлетелись в неприметную для глаза пыль. И не удивительно: семьдесят кардиналов, шестьсот епископов, шесть тысяч спя щеп-ников, пять тысяч монахинь, сорок девять облаченных в разноцветные мешки «сакконов», или братств, и определенное коли честно праздношатающихся римских бродяг чего-нибудь да стоят.
Были прежде и будут впредь папы только трех родои: достойные уважения, каковых до сих пор было очень мало; алые и жестокие, каковых было предостаточно; и юмористические, каковых было больше всего. На знаменитом Капитолии знаменитом, и частности, и своими гусями – есть колокольня, чей колокол римляне страшно любят слушать. В него бьтот, только когда наступает масленица или когда умрет папа. Новая масленица сулит новое веселье, а новый папа – новый юмор! Пий IX принадлежит к третьему роду пап, и звуки, возвестившие о смерти Григория XVI, сообщили одновременно, что ему наследует величайший юморист девятнадцатого столетия!
Прежде всего, еще несколько лет тому назад, он создал бессмертную сатиру на отпущение грехов и все с этим связанное. Возле Латеранского холма есть часовня со святой лестницей, знаменитой «Scala santa». Собственно говоря, там целых три лестницы: две боковые, ничем не отличающиеся от обыкновенных, небожественных лестниц, и средняя, по которой якобы поднимался… Спаситель, кажется, к Пилату! По этой лестнице, ведущей в часовню, где показывают икону, написанную собственноручно… апостолом Лукою, и крайнюю плоть, оставшуюся… после обрезания Иисуса, можно всходить только на коленях, но зато один из предшественников Пия постановил за каждую ступень отпускать грехи на девять лет. При наличии двадцати восьми ступенек, это составляет 9 X 28 = 252 года, или шесть человеческих жизней! А Пий IX росчерком пера распространил это постановление на остальные две лестницы, так что, кто решит протащиться по всем трем, тот заработает отпущений на 756 лет своей жизни! Скоро придется заключить эти боковые лестницы в деревянный чехол, как это уже сделано с главной, чтобы сохранить их в целости.