Стихотворения. Рассказы. Пьесы

Брехт Бертольд

¹⁹³⁴

РЕЗОЛЮЦИЯ КОММУНАРОВ

Исходя из нашего бессилья, Создали для нас законы вы, Но законы ваши — грубое насилье, Перед господами мы не склоним головы. Исходя из факта, что оружье Ваших войск нацелено на нас, Мы постановили: жить рабами хуже, Чем принять свой смертный час. Исходя из факта, что мы спины, Голодая, гнем и кормим вас, Мы постановили: разобьем витрины И доставим женам продовольственный запас. Исходя из факта, что оружье Ваших войск нацелено на нас, Мы постановили: жить рабами хуже, Чем принять свой смертный час. Исходя из факта, что мы нищи И что нашим детям нужен кров, Мы решили: в ваши знатные жилища Все мы переселимся без лишних слов. Исходя из факта, что оружье Ваших войск нацелено на нас, Мы постановили: жить рабами хуже, Чем принять свой смертный час. Исходя из факта, что без боя Вы не отдадите нам дрова, Мы решили сами стать своей судьбою, Сами отобрать у вас и уголь и права. Исходя из факта, что оружье Ваших войск нацелено на нас, Мы постановили: жить рабами

хуже, Чем принять свой смертный час. Исходя из факта: мир вчерашний Нам не обеспечивает быт. Мы постановили: фабрики и пашни Нужно отобрать у вас, и каждый будет сыт, Исходя из факта, что оружье Ваших войск нацелено на нас, Мы постановили: жить рабами хуже, Чем принять свой смертный час. Исходя из факта, что над нами Власти издевались до сих пор, Мы постановили: овладеем сами Властью в государстве, всем властям наперекор. Исходя из факта: лишь язык снаряда Может убедить вас в чем-нибудь, Мы постановили, что сегодня надо Против вас орудья повернуть.

¹⁹³⁵

ВОПРОСЫ ЧИТАЮЩЕГО РАБОЧЕГО

Кто воздвиг семивратные Фивы? В книгах названы имена повелителей. Разве повелители обтесывали камни и сдвигали скалы? А многократно разрушенный Вавилон? Кто отстраивал его каждый раз вновь? В каких лачугах Жили строители солнечной Лимы? Куда ушли каменщики в тот вечер, Когда они закончили кладку Китайской стены? Великий Рим украшен множеством триумфальных арок. Кто воздвиг их? Над кем Торжествовали цезари? Все ли жители прославленной Византии Жили во дворцах? Ведь даже в сказочной Атлантиде В ту ночь, когда ее поглотили волны, Утопающие господа призывали своих рабов. Юный Александр завоевал Индию. Совсем один? Цезарь победил галлов. Не имел ли он при себе хотя бы повара? Филипп Испанский рыдал, когда погиб его флот. Неужели никому больше не пришлось проливать слезы? Фридрих Второй одержал победу в Семилетней войне. Кто разделил с ним эту победу? Что ни страница, то победа. Кто готовил яства для победных пиршеств? Через каждые десять лет — великий человек. Кто оплачивал издержки? Как много книг! Как много вопросов!

¹⁹³⁵

БАШМАК ЭМПЕДОКЛА

1

Когда Эмпедокл, агригентец, Снискал уважение своих сограждан и вместе с ним Старческие недомогания, Он решил умереть. Но, поскольку Он любил иных из тех, кто его любил, Ему не хотелось сгинуть у них на глазах. Он предпочел этому Ничто. Он пригласил друзей на прогулку. Не всех. Одного-другого обошел, введя элемент случайности И в свой отбор, и во всю эту затею. Они взошли на Этну. Восходить было трудно, И все молчали. Всем было неохота Вести ученые разглагольствования. Наверху, Взволнованные ландшафтом, довольные, что достигли цели, Они отдышались, чтоб привести пульс в норму. Учитель ушел от них незаметно. Они не заметили его ухода и тогда, Когда разговор возобновился. Позднее То одному, то другому стало недоставать нужного слова, И начались поиски Эмпедокла. Но он уже давно обогнул вершину, Хотя не слишком торопился. Однажды Он остановился и послушал, Как вдали, по ту сторону вершины, Снова началась беседа. О чем говорили, Он не понял: умирание Уже началось. Старик отвернулся и неподалеку от кратера, Не желая знать, что будет в дальнейшем, Уже не имевшем к нему отношения, Потихоньку нагнулся, Осторожно снял башмак и с улыбкой Отшвырнул его в сторонку, на пару шагов, Чтобы нашли не сразу, а в свое время, Иными словами, пока он еще не сгнил. Только сделав это, старик подошел к кратеру. Друзья Поискали и вернулись домой без него. Началось то, чего он хотел: недели и месяцы беспрерывного умирания. Иные все еще ждали. Другие Уже считали, что он погиб. Иные Откладывали важные решения до его возвращения. Другие уже пытались решать сами. Медленно, Как облака уплывают по небу, не изменяясь, а только уменьшаясь, Расплываясь, когда их теряют из виду, вновь удаляясь, Смешиваясь с другими облаками, когда их снова пытаются найти, Так и он дал привыкнуть своему удалению из всего, что для них привычно. Потом пошли слухи, Что он не умер, поскольку был бессмертным. Тайна окружила Эмпедокла. Считали возможным, Что в ином мире бывает по-всякому, что судьба человеческая Может быть изменена для некоторых — Вот такие пошли разговоры. Однако к тому времени нашли башмак, Осязаемый, стоптанный, кожаный, земной! Предназначенный специально для тех, Кто начинает слепо верить, как только чего-нибудь не увидит Своими глазами. После этого кончина Эмпедокла Снова показалась естественной. Умер, Как все умирают.

2

Иные описывают это событие По-иному: Эмпедокл действительно Пытался обеспечить себе божественные почести И тем, что он таинственно улетучился, без свидетелей Бросился в Этну, хотел обосновать сказку О своем неземном происхождении и о том, Что он не подвластен закону уничтожения. При этом его башмак сыграл с ним шутку, Попав в руки людям. (Некоторые даже утверждают, что сам кратер, Осерчав на эту затею, попросту изверг Башмак выродка.) Но мы полагаем иначе: Если он в самом деле не снял башмак, значит, он Забыл про нашу глупость и не подумал о том, как мы торопимся Сделать темное еще темнее, как предпочитаем поверить в нелепость, Лишь бы не искать действительные причины. А что касается горы, То она вовсе не возмущалась его поступком, Вовсе не верила в то, что он хотел нас обмануть, Присвоив себе божественные почести (Потому что гора ни во что не верит и вообще не лезет в наши дела), А попросту, выплевывая, как обычно, огонь, Извергла башмак — и вот ученики, Уже погруженные в разгадку великой тайны, Уже углубленные в метафизику, вообще очень занятые, Внезапно были огорчены, получив прямо в руки Башмак своего учителя, осязаемый, Изношенный, кожаный, земной…

ЛЕГЕНДА О СОЗДАНИИ КНИГИ «ДАО ДЭ ЦЗИН» НА ПУТИ ЛАО-ЦЗЫ НА ЧУЖБИНУ

1 В семьдесят, когда усохло тело, Понял вдруг учитель, что устал, Ибо в той стране добро скудело, Зло росло — ему как будто кто-то силы придавал, И ботинки он зашнуровал. 2 Все пожитки скромные сложил он. Пустяки — но все, что нужно впрок: Трубочку, которую курил он. Книжечку, которую берег, Хлебца белого кусок. 3 Напоследок поглядел в долину И навек ее из памяти изгнал. Сел волу разумному на спину. Вол травинки по пути жевал. Старец не спешил — вол это знал. 4 В скалах, на четвертый день, к рассвету На тропе — таможенный заслон. «Есть ли ценности какие?» — «Нету». «Учит он, — сказал погонщик, — потому и беден он». Так вопрос был разрешен. 5 Тут таможник спрашивает: «Ну-ка, До чего ж дознался твой старик?» И на то ответил мальчик: «Состоит его наука В том, что волны побеждают материк. Он тщету жестокости постиг». 6 Чтобы время не терять дневное, Мальчик поскорей погнал вола. Вот уже все трое скрылись за сосною. Стражника вдруг злость разобрала; «Стой!» — кричит из-за ствола. 7 «Что там за вода, скажи-ка, старый!» «И тебе занятно?» — молвил тот. «Я лишь управляющий заставой, Но и мне ведь интересно — чья возьмет. Мудрость — это мед! 8 Продиктуй мальцу, чтоб ясно было! Мудрость увозить с собой грешно. Там вон есть бумага и чернила, Да и пища будет заодно. Ну, так решено?» 9 Поглядел старик на человека: Лоб в морщинах, медяка не дашь За одежду — всё бедно и ветхо. Ах, не победитель этот страж. И сказал себе: «И ты туда ж!» 10 Был старик, наверно, слишком старым, Чтоб отвергнуть просьбу. Он сказал: «Тот, кто спрашивает не задаром, Тот ответ получит». Мальчик молвил: «Нам за перевал!» «Ничего. Привал».. 11 И

с вола сошел премудрый старец. И семь дней записывал малец. Стражник и контрабандисты тише ссориться старались. И была похлебка и хлебец. И закончил труд мудрец. 12 И вручил чиновнику погонщик Книгу афоризмов. У дверей Попрощались, ибо, труд закончив, Нужно было ехать поскорей. Можно ль быть добрей! 13 Но восхвалим мы не только старца, Чье прозванье украшает труд. Ибо мудрым трудно с мудростью расстаться. Слава тем, что мудрость отберут. Мы и стражника восхвалим тут.

ПОСЕЩЕНИЕ ИЗГНАННЫХ ПОЭТОВ

Когда — во сне — он вошел в хижину Изгнанных поэтов, в ту, что рядом с хижиной Изгнанных теоретиков (оттуда доносились Смех и споры), Овидий вышел Навстречу ему и вполголоса сказал на пороге: «Покуда лучше не садись. Ведь ты еще не умер. Кто знает, Не вернешься ли ты еще назад? И все пойдет по-прежнему, кроме того, Что ты сам не будешь прежним». Однако подошел Улыбающийся Бо Цзюй-и и заметил, глядя сочувственно: «Любой заслуживает кары, кто хотя бы однажды сказал о несправедливости». А его друг Ду Фу тихо промолвил:  «Понимаешь, изгнание Не место, где можно отучиться от высокомерия». Однако куда более земной, Совершенно оборванный, Вийон предстал перед ним и спросил: «Сколько Выходов в твоем доме?» А Данте отвел его в сторону, Взял за рукав и пробормотал: «Твои стихи, Дружище, кишат погрешностями, подумай О тех, в сравненье с которыми ты — ничто!» Но Вольтер прервал его: «Считай каждый грош, Не то тебя уморят голодом!» «И вставляй шуточки!» — воскликнул Гейне. «Это не помогает, — Огрызнулся Шекспир. — С приходом Якова Даже мне запретили писать». — «Если дойдет до суда, Бери в адвокаты мошенника! — посоветовал Еврипид, — Чтобы знал дыры в сетях закона». Смех Не успел оборваться, когда из самого темного угла Послышался голос: «А знает ли кто твои стихи Наизусть? И те, кто знает, Уцелеют ли они?» — «Это забытые, — Тихо сказал Данте, — Уничтожили не только их тела, их творения — также». Смех оборвался. Никто не смел даже переглянуться. Пришелец Побледнел.

ПРИТЧА БУДДЫ О ГОРЯЩЕМ ДОМЕ

Гаутама Будда говорил О колесе алчбы, К которому мы прикованы, и учил Отринуть все вожделения и таким образом, Избавившись от желаний, войти в Ничто, называемое им Нирваной. Однажды ученики спросили его: — Каково это Ничто, Учитель? Мы все стремимся Отринуть, как ты призываешь, вожделения, но скажи нам, Это Ничто, куда мы вступим, Примерно то же, что Единосущность со всем Сотворенным, Когда бездумно лежишь в воде в полдень, Почти не ощущая собственного тела, лениво лежишь в воде или проваливаешься в сон,  Машинально натягивая одеяло, утопаешь во сне? Так же ли прекрасно твое Ничто, доброе Ничто, Или твое Ничто — это обыкновенное Ничто, Холодное, пустое и бессмысленное? — Будда долго молчал, потом небрежно бросил^ — На ваш вопрос нет ответа. — Но вечером, когда ученики ушли, Будда все еще сидел под хлебным деревом И рассказывал другим ученикам, тем, кто не задавал вопросов, Такую притчу: — Недавно я видел дом. Он горел. Крышу Лизало пламя. Я подошел и заметил, Что в доме еще были люди. Я вошел и крикнул› Что крыша горит, призывая тем самым Выходить поскорее. Но люди, Казалось, не торопились. Один из них, Хотя его брови уже дымились, расспрашивал, Как там на улице, не идет ли дождь, Нет ли ветра, найдется ли там другой дом, И еще в том же роде. Я ушел, Не отвечая. «Такой человек сгорит, задавая вопросы», — Подумал я. В самом деле, друзья, Тем, кому земля под ногами еще не так горяча, Чтобы они были готовы Обменять ее на любую другую, тем советовать нечего. Так сказал Гаутама Будда. Но и нам, владеющим скорее искусством нетерпения, Чем искусством терпения, поглощенным Всевозможными земными делами И призывающим людей свергать земных палачей, — Нам не о чем говорить С теми, кто при виде бомбардировочных эскадр Капитала будут еще долго расспрашивать, Что мы об этом думаем, И как мы это себе представляем, что будет после переворота кубышками и выходными штанами.

КОВРОВЩИКИ КУЯН-БУЛАКА ЧТЯТ ЛЕНИНА

1 Память товарища Ленина чествуют всюду. Созданы бюсты его и портреты. Имя его дают городам и детям. На всех языках звучат о Ленине речи. Чтобы почтить его память, На демонстрации и на собранья Люди идут от Шанхая и до Чикаго. Но я расскажу вам о том, Как Ленина чтят в Куян-Булаке, В небольшом селенье Южного Туркестана, Простые ткачи ковров. Собираются вечером двадцать ткачей Возле убогого станка, дрожа в ознобе. Бродит кругом лихорадка; станция железной дороги Забита гудящей злой мошкарой, Которая плотной тучей Поднимается над болотом За старым верблюжьим кладбищем. Но на этот раз железная дорога, Которая обычно дважды в месяц Приносит в селенье дым и воду, Принесла такое известье: Приближается День памяти товарища Ленина. И решили люди Куян-Булака — Бедные люди, ткачи простые, Что товарищу Ленину нужно поставить В их селенье гипсовый бюст. И вот теперь, когда собраны деньги, Ткачи стоят, трясутся в ознобе И отдают дрожащими от лихорадки руками Свои трудовые копейки. А красноармеец Степа Гамалев, Человек с заботливым сердцем и точным глазом, Видит, с какой готовностью люди Ленина чтят, и рад Гамалев. Но видит он также, Как бьет лихорадка людей, И вдруг предложение вносит: На деньги, что собраны на покупку бюста, Купить керосин и вылить в болото, Там, за верблюжьим кладбищем; Ведь оттуда летит мошкара, Порождая болезнь. Победа над лихорадкой в Куян-Булаке — Лучшая наша почесть Умершему, Но незабвенному Товарищу Ленину. Так и решили. В день памяти Ленина Керосином наполнили старые ведра, Пошли всем селеньем к болоту — И болото залили. Так, Ленина чествуя, о своем позаботились благе, А заботясь о благе своем, Ленину почесть воздали И Ленина поняли. 2 А вот что было дальше. В тот самый вечер, Когда в болото Был вылит керосин, Собрание в селенье состоялось. Поднялся человек и предложил, Чтоб учредили памятную доску На станции Куян-Булак и чтобы записали На той доске подробно, Как план был изменен и как решили Купить не бюст, а тонну керосина, Убившего болезнь. И всё — в честь Ленина. И в Куян-Булаке Установили доску.

НЕПОБЕДИМАЯ НАДПИСЬ

Во время мировой войны В камере итальянской тюрьмы Сан-Карло, Битком набитой дезертирами, бродягами и ворами, Солдат-социалист нацарапал карандашом на стене: «Да здравствует Ленин!» Написанные высоко, под самым потолком, в полутемной камере, Эти слова были едва различимы. Но сторожа заметили их и послали в камеру маляра, Который, вооружившись кистью и мелом, закрасил опасную надпись. Но он закрасил ее, водя своей кистью по написанному, И на стене снова возникла надпись — уже не карандашом, а мелом: «Да здравствует Ленин!» Пришел другой маляр и замазал всю стену, И надпись уж было исчезла, но утром, Когда высохла влага, сквозь мел проступило опять: «Да здравствует Ленин!» Тогда сторожа ввели в дело каменщика со скребком. Целый час он выскабливал букву за буквой, Но когда он закончил, то в камере снова сияла Врезанная в камень непобедимая надпись: «Да здравствует Ленин!» — А теперь снесите стену! — сказал им солдат.

УГОЛЬ ДЛЯ МАЙКА

1 Мне рассказывали, что в Огайо, В начале века, В городе Бидуэле жила в бедности некая Мэри Мак-Кой, вдова путевого обходчика По имени Майк Мак-Кой. 2 И каждую ночь с громыхающих составов  «Уилинг Рэйльрод» Тормозные кондуктора швыряли глыбы угля Через забор, Громко выкрикивая; — Для Майка! 3 И каждую ночь, когда глыбы угля для Майка Ударяли в стенку лачуги, Старуха поднималась, Полусонная, натягивала платье и оттаскивала в сторону Глыбы угля, Подарки кондукторов Майку, умершему, но Не забытому. 4 Она поднималась задолго до рассвета и убирала Их подарки от посторонних глаз, чтобы У кондукторов не было неприятностей От компании «Уилинг Рэйльрод». 5 Эти стихи посвящены товарищам Бывшего кондуктора Майка Мак-Кой (Умершего от чахотки, Заработанной на углевозах Огайо) В знак уважения к чувству солидарности.