Стихотворения. Рассказы. Пьесы

Брехт Бертольд

¹⁹²⁶

МОСКОВСКИЙ РАБОЧИЙ КЛАСС ПРИНИМАЕТ ВЕЛИКИЙ МЕТРОПОЛИТЕН 27 АПРЕЛЯ 1935 ГОДА

Мы слыхали: восемьдесят тысяч рабочих Строили это метро, многие после рабочего дня, Ночи напролет. В течение года Москвичи видели, как юноши и девушки, Смеясь, вылезали из штолен, гордо являя миру Покрытые глиной, пропитанные потом Рабочие куртки. Все трудности — Подземные реки, давление высоких домов, Плывуны, — все это они победили. Они не жалели сил, Украшая станции. Лучший в России мрамор Был привезен с другого конца страны, лучшие сорта дерева Искусно отполированы. И вот наконец Почти бесшумно побежали чудесные вагоны По светлым туннелям: для строгих заказчиков Все самое лучшее. Когда же метро было завершено, Метро, построенное по самым совершенным образцам, И когда явились владельцы, чтобы его осмотреть, То оказалось: Владельцы — это те же строители. Их были тысячи, они ходили По залам огромных станций, и тысячи проезжали Мимо зал в поездах — Мужчины, женщины, дети, старики. Они смотрели на станции, их лица Лучились радостью, Словно лица зрителей в театре, ибо все эти залы, Облицованные разным камнем, были различны, В различных стилях, и свет в каждом из зал Излучали

скрытые светильники. Тех, кто входил в вагоны, Весело оттесняли назад, Потому что передние места были для обозрения станций Удобнее задних. На каждой из станций Детей поднимали к окнам. Повсюду на остановках Люди высыпали на платформы и с веселой придирчивостью Осматривали все, проводили рукой по колоннам, Оценивая их полировку, скользили по полу — Ладно ли пригнаны плиты. Вернувшись в вагоны, Ощупывали обивку, проверяли, Как открываются окна. И постоянно Женщины и мужчины показывали друг другу То, что сделал каждый из них, — иногда сомневаясь, Верно ли вспомнили они место. Камни повсюду Хранили следы их труда. Лица людей Были залиты потоками света Многих светильников, — ни в одном метро не видел я столько света! Туннели тоже были освещены, Освещено было все, что сделано рабочими руками. И это было построено за один-единственный год и Таким множеством строителей, Как ни одно метро в мире. И ни у одного в мире метро Не было никогда стольких владельцев. И это чудесное сооружение Увидело то, чего не видал вовеки Ни один из его предшественников во всех городах мира: Владельцев, которые были сами строителями. Где же это видано было на свете, чтобы плоды труда Достались тем, кто трудился? Где доселе бывало, чтобы рабочих Не выгоняли из зданий, Ими сооруженных? Увидев, как они едут в вагонах, Созданных их руками, мы поняли: Вот это и есть то великое зрелище, которое некогда наши учители Прозревали в дали времен.

ВЕЛИКИЙ ОКТЯБРЬ

О Великий Октябрь рабочего класса! Наконец распрямились веками согбенные спины И солдаты винтовки свои обратили Против истинного врага! Еще весною Крестьянин, шагавший за плугом, возделывал поле Не для себя. Еще летом Гнет непосильной работы его пригибал к земле. Еще осенью Жатва, которую снял он, Наполняла амбары господ. Но в октябре Хлеб уже находился в достойных и честных руках. С этого времени Мир озарила надежда. Шахтер из Уэльса, и маньчжурский кули, Рабочий из Пенсильвании, живущий хуже собаки, И завидующий даже ему брат мой, немецкий рабочий, — Все они знают отныне: Есть в мире Октябрь! Чувствуя это и помня об этом, Испанский солдат-республиканец Смотрит без страха ввысь, где над его головой Кружат фашистские самолеты. В Москве, в знаменитой столице Пролетариев всего мира, Ежегодно движется через Красную площадь Бесконечное шествие победителей. Они несут эмблемы своих заводов и фабрик. Макеты комбайнов, рулоны текстильных товаров И снопы своего урожая. Над ними — тысячи их самолетов, Которые затмевают небо, Впереди них — железная поступь полков И грохот орудий и танков. На широких полотнищах Несут они лозунги и портреты своих великих учителей. Вьются по ветру на древках высоких Гордые флаги. И когда на уличных перекрестках Шествие замедляет свой шаг, Расцветают среди демонстрантов танцы и игры. Радость светится на лицах людей, но она Смерти подобна для всех угнетателей мира. О Великий Октябрь рабочего класса!

¹⁹³⁷

ШАТКИМ

Ты говоришь: Наше дело плохо. Мрак сгущается. Силы слабеют. После стольких лет работы Мы в худшем положении, чем вначале. Зато позиции врага сильнее, чем когда-либо. Его силы как будто возросли. Он обрел несокрушимый вид. А мы сделали ошибки, от этого никуда не денешься. Мы сокращаемся в численности. В наших призывах — путаница. Некоторые наши слова Враг извратил до неузнаваемости. Что же оказалось ложным в том, что мы говорили? На кого мы еще рассчитываем? Вышвырнуты ли мы, уцелевшие, Из потока жизни? Останемся ли мы Никем не понятыми и никого не понимающими? Или успех еще возможен? Так вопрошаешь ты. Не жди Ответов ни от кого, кроме самого себя.

ПРИМКНУВШИМ

Чтобы не лишиться куска хлеба В эпоху растущего гнета, Иные решили, не говоря больше Правды о преступлениях власти, Совершенных, чтобы сохранить угнетение, Точно так же не распространять Вранье власть имущих, иными словами, Ничего не разоблачать, однако Ничего и не приукрашивать. Поступающий таким образом На первый взгляд действительно решил Не терять лица, даже в эпоху растущего гнета, Но на самом деле Он только решил Не терять куска хлеба. Да, эта его решимость Не говорить неправды отныне помогает ему Замалчивать правду. Конечно, так Может продолжаться недолго. Но даже в то время, Когда он шествует по канцеляриям и редакциям, По лабораториям и заводским дворам с видом человека, С губ которого не может сорваться неправда, Он уже вреден. Тот, кто при виде кровавого преступления Не моргнет глазом, тем самым свидетельствует, Что не происходит ничего особенного, Он помогает ужасающему злодеянию выглядеть чем-то малозначительны м, Вроде дождя, В чем-то неотвратимым, вроде дождя. Так, уже своим молчанием Он поддерживает злодея, однако вскоре Он замечает, что, дабы не лишиться куска хлеба, Нужно не только замалчивать правду, Но и говорить ложь. Его, который решил Не лишаться куска хлеба, Угнетатели принимают без всякого недоброжелательства. Нет, он не чувствует себя подкупленным. Ему ведь ничего не дали. У него просто ничего не отняли. Когда на пиршестве у властителя Лизоблюд разевает пасть И люди видят остатки угощенья, застрявшие у него в зубах, Его похвалы вызывают недоверие. Но похвалы того, кто еще вчера хулил и не был зван на банкет в ознаменование победы, Куда ценнее. Ведь он — друг угнетенных. Они его знают. Он-то скажет все по правде. Он умолчит только о не стоящем слов. И вот он говорит, Что нет никакого угнетения. Убийца охотней всего Подкупает брата убитого И заставляет его заявлять, Что причиной смерти была черепица, случайно упавшая с крыши. Эта нехитрая ложь Выручает того, кто не хочет лишиться куска хлеба, Но не слишком долго. Вскоре Приходится вступать в жестокую драку Со всеми, кто не хочет лишиться куска хлеба: Готовности лгать теперь мало. Требуются умение лгать и особая любовь К этой работе. Со стремлением не потерять кусок хлеба смешивается стремление Овладеть особым искусством Сказать несказанное И придать таким образом Смысл бессмысленной болтовне. Доходит до того, что ему приходится Восхвалять угнетателя громче всех, Поскольку висит подозрение, Что когда-то ранее Он оскорбил угнетение. Итак, Знающие правду становятся самыми страшными вралями, И это длится до тех пор, Пока не приходит некто уличающий его В былой честности, в прежней порядочности, И тогда он лишается куска хлеба.

¹⁹³⁵

НА СМЕРТЬ БОРЦА ЗА МИР

Памяти Карла фон Осецкого

Тот, кто не покорился, Убит. Тот, кто убит, Не покорился. Уста предостерегавшего Забиты землей. Начинается Кровавая авантюра. Могилу друга мира Топчут батальоны. Так, значит, борьба была напрасной? Когда тот, кто боролся не в одиночку, убит, Враг еще Не одержал победы.

¹⁹³⁸

СОВЕТЫ ХУДОЖНИКАМ КАСАТЕЛЬНО СУДЬБЫ ИХ ПРОИЗВЕДЕНИЙ ВО ВРЕМЯ БУДУЩЕЙ ВОЙНЫ

Сегодня я думал о том, Что и вам, друзья мои, пишущие маслом и рисующие, Да и вам, владеющие резцом, Во время неотвратимо грядущей большой войны Будет не до смеха. Вы основываете свои надежды, Без коих не создашь произведений искусства, Главным образом на грядущих поколениях! Поэтому поищите надежные укрытия Для ваших полотен, рисунков и скульптур, Созданных со столькими лишениями. Подумайте, что однажды утром между девятью и четвертью десятого Несколько фугасок могут превратить в пыль, Например, все сокровища Британского музея, Награбленные подо всеми небесами, Стоившие столько крови и денег, Творения погибших народов, Ныне хранимые в одном квартале. Как же быть с произведениями искусств? Недостаточно надежны пароходные трюмы. Лесные санатории и стальные сейфы банков — недостаточно надежны! Вам нужно попробовать получить разрешение Спрятать ваши картины в туннелях метрополитена Или, еще лучше, в самолетных ангарах, Вбетонированных на глубину семи этажей в землю. Картины, написанные прямо на стенах, Не занимают места, А два-три натюрморта и пейзажа Не помешают экипажам бомбардировщиков. Разумеется, вы должны на видном месте Прикрепить таблички с разборчивыми надписями, Что на такой-то и такой-то глубине под таким-то и таким-то зданием (Или же грудой камней) Вами положено небольшое полотно, Изображающее лицо вашей жены. Благодаря этому грядущие поколения, Ваши, покуда еще не рожденные утешители, Сперва узнают, что в наше время было искусство, И потом произведут розыски, разгребая лопатами Мусор, А караульные в медвежьих шкурах Засядут на крышах небоскребов, с винтовками на коленях (Или же с луками), высматривая врага Или же ворону, о которой они мечтают, Чтобы набить пустое брюхо.

ЭПИТАФИЯ ГОРЬКОМУ

Здесь лежит посланец нищенских кварталов Описавший быт угнетателей Боровшийся с ними и победивший их Прошедший курс наук В университетах проселочных дорог Низкородный Помогший уничтожить систему Высших и низших Учитель народа Учившийся у народа.

¹⁹³⁶

СОЖЖЕНИЕ КНИГ

После приказа властей о публичном сожжении Книг вредного содержания, Когда повсеместно понукали волов, тащивших Телеги с книгами на костер, Один гонимый автор, один из самых лучших, Штудируя список сожженных, внезапно Ужаснулся, обнаружив, что его книги Забыты. Он поспешил к письменному столу, Окрыленный гневом, и написал письмо власть имущим. «Сожгите меня! — писало его крылатое перо. — Сожгите меня! Не пропускайте меня! Не делайте этого! Разве я Не писал в своих книгах только, правду? А вы Обращаетесь со мной, как со лжецом. Я приказываю вам; Сожгите меня!»

¹⁹³⁸

СОН О ВЕЛИКОЙ СМУТЬЯНКЕ

Я видел сон: На площади против Оперы, Где коричневый маляр держал очередную историческую речь, Очутилась вдруг огромная, с добрую гору, картофелина И тоже обратилась с речью К собравшемуся народу. — Я, — говорила она густым голосом, — Явилась, чтобы предостеречь вас. Конечно, Мне ведомо, что я всего-навсего картофелина, Незначительная персона. В книгах по истории Обо мне почти не упоминают. В высших кругах Я не пользуюсь влиянием. Когда речь заходит О высоких материях «честь» и «слава», я Принуждена уступить место. Считается неблагородным предпочитать меня славе. Но Я все же многим помогла перебиться в этой долине слез. Теперь выбирайте Между мной и этим маляром. Решайте: Он или я. Если вы предпочтете его, Вы лишитесь меня. Если вам нужна я, Вам придется изгнать его. И я говорю вам: Не слушайте слишком долго его, А то он успеет уничтожить меня. Пусть он угрожает вам Смертью за возмущение против него, но заметьте себе: Без меня вы и дети ваши тоже обречены на смерть. — Так говорила картофелина, И пока маляр продолжал свой рев в Опере, Слышимый всему народу через громкоговорители. Она тут же начала демонстрировать Жуткий опыт, видимый всему народу: С каждым словом маляра она сморщивалась, Становилась все меньше, дряннее и гнилее.

СЛУЖЕБНЫЙ ПОЕЗД

1 По прямому приказу фюрера Поезд, построенный для нюрнбергского партейтага, Был назван просто и скромно: «служебный». Сие означает, Что те, кто в нем следует, в процессе следования Служат немецкому народу. 2 Служебный поезд — Шедевр вагоностроения. У каждого пассажира — Отдельные апартаменты. Широкие окна Позволяют наблюдать немецких крестьян, вкалывающих на полях. Если от этого зрелища вспотеешь, Можно в кафельном кабинете Безотлагательно принять ванну. С помощью хитроумной системы освещения сидя, стоя и лежа Пассажиры могут читать по ночам газеты, Пространно сообщающие о благословенности режима. Отдельные апартаменты Посредством телефона связаны друг с другом На манер известного рода танцзалов, где мужчины Справляются по телефону у сидящих за соседними столиками дам о тарифе. Не вставая с постели, пассажиры имеют возможность Включить радио и послушать пространные сообщения О ничтожности прочих режимов. Обед, по желанию, Сервируется прямо в апартаментах, а захочется облегчиться — В персональных выложенных мрамором сортирах Они срут На Германию.