Стихотворения

Мей Лев Александрович

Переводы

АНАКРЕОН

ПЕСНЯ VII

К ЭРОТУ

Не шутя меня ударив Гиацинтовой лозою, Приказал Эрот мне бегать Неотступно за собою. Между терний, чрез потоки, Я помчался за Эротом По кустам и по стремнинам, Обливаясь крупным потом; Я устал, ослабло тело — И едва дыханье жизни Из ноздрей не улетело. Но, концами нежных крыльев Освеживши лоб мой бледный, Мне Эрот тогда промолвил: «Ты любить не в силах, бедный!» 1855 или 1856

ПЕСНЯ XIX

ДОЛЖНО ПИТЬ

Пьет земля сырая; Землю пьют деревья; Воздух пьют моря; Из морей пьет солнце; Пьет из солнца месяц: Что ж со мною спорить, Если пить хочу я, Милые друзья? 1855 или 1856

ПЕСНЯ XXXIII

КАСАТКЕ

Что год, весной, касатка, Ты гнездышко свиваешь, А на зиму — иль к Нилу, Иль в Мемфис улетаешь. В моем же сердце вечно Любовь гнездо свивает И выводок Эротов Растит и размножает. Один — вот оперился, И крылья наготове; Другой еще в скорлупке, А третий уж в наклеве. Всегда я слышу крики Птенцов невозмужалых, Птенцов с разверстым клювом… Большие кормят малых; А вырастет малютка — И сам птенцов выводит. Как быть мне с ними? Разум Уловки не находит, Затем и не находит, Что тех Эротов милых Спугнуть с гнезда родного Мне жалко — я не в силах. 1855

или 1856

ФЕОКРИТ

ВОЛШЕБНИЦА^**

Идиллия

Где ветви лавра? где любовный мой напиток? Фестилида, неси!., вот чаша: поскорей Поставь ее в огонь и разверни над ней Багряного руна завороженный свиток… Пускай всю силу чар изведает теперь Мой вероломный, ветреный любовник, Страданья моего безжалостный виновник! Двенадцать дней прошло, а он ни разу в дверь Ко мне не постучал, и не узнал, жестокой, Жива я или нет? Он от меня далёко… О, для меня сомнений больше нет: Киприда и Эрот, во злобе несказанной, Зажгли другой огонь в душе непостоянной; Но завтра я пойду в гимназий Тимагет, Найду его и всё узнаю при свиданье, А нынче совершу над ним я заклинанье… Луна! укрась венцом лучей Твое чело! зову тебя трикраты, Зову тебя, владычица ночей, В сообществе подземныя Гекаты! Геката, ты пугаешь даже псов, Когда в ночи, стезею потаенной, Скользишь незримо меж гробов Стопой окровавленной. Геката страшная, приветствую тебя! Пребудь со мной и тайну чар поведай, Чтоб я сравнилася, соперницу сгубя, С Медеею и с русой Перимедой… О птица вещая, верни его ко мне! Уже ячмень совсем сгорел в огне… Теперь, Фестилида… несчастная рабыня! Где у тебя, проклятой, голова? Сыпь соль и говори волшебные слова: «Богиня! Я кости Дельфиса сжигаю на огне». О птица вещая! верни его ко мне! Да, Дельфис моего страдания виновник — Я за него жгу лавр; он пламенем одет, Трещит, рассыпался — и пеплу даже нет: Пусть так сгорит дотла неверный мой любовник На медленном, невидимом огне. О птица вещая! верни его ко мне! Как мягкий воск мой пламень черный. Пусть так же Дельфиса растопит страстный жар! Как вкруг моей руки вот этот медный шар, Пусть так вокруг меня вращается коварный И наяву, и в сне… О птица вещая! верни его ко мне! Теперь в огонь я брошу горсть мякины… Геката! ты могуществом красы Смягчаешь сердце твердого мужчины В самом аиде… Чу!., рабыня! лают псы… Их вой вещает нам в протяжных отголосках… «Спешите в медный щит ударить: видим мы Богиню тьмы На ближних перекрестках». О птица вещая, верни его ко мне! Умолкнул говор волн; стих ветер; всё во сне; Не спит одна тоска в душе моей смятенной. Я страстию к тому воспалена, Кто, вместо имени — подруга и жена, Лишив меня всего, что было мне бесценно, Оставил мне позор и горести одне. О птица вещая, верну его ко мне! Я возлиянья трижды совершаю И с троекратною мольбой к тебе взываю, Светило ясное ночей! Отдай мне Дельфиса, тоски моей не множа; Какая б дева с ним ни разделяла ложа, Пусть сей же час забудет он о ней, Пусть будет им она оставлена нещадно, Как некогда Тезеем Ариадна Была оставлена на Наксосе, во сне… О птица вещая, верни его ко мне! Аркадский гиппоман приводит в исступленье Коней и кобылиц — и мчатся по горам Они в безумии… И ты к моим дверям, Мой Дельфис, прилети в таком же унесенье, В таком же бешеном огне. О птица вещая, верни его ко мне! Бахромку пеплума он потерял случайно: Я рву ее — и вот Лоскутья мелкие в огонь бросаю тайно. Увы! безжалостный Эрот!  Зачем, как жадная пиявка, тело точишь, И сердце мне сосешь, и жаркой крови хочешь? О птица вещая, верни его ко мне! Но в ступе истолочь должна я на огне Зеленой ящерицы члены: Напиток гибельный из них составлю я, И завтра же волшебного питья Я Дельфису подам в возмездие измены. Рабыня, зельями порог его дверей Ты окропи сначала… Понемногу Всем сердцем приросла я к этому порогу, А Дельфис пренебрег любовию моей… Потом, рабыня, плюнь и вымолви скорей: «Я пепел Дельфиса по ветру рассыпаю». О птица вещая, верни его ко мне! Теперь осталась я с тоской наедине… Как рассказать мне страсть? кого винить? — не знаю… Анаксо, дочь Эвбола, шла В Дианин лес; священную кошницу На голове она несла; В лес навели зверей, пустили даже львицу, Чтоб день торжественный отпраздновать сполна. Владычица ночей, узнай, как я любила! Моя кормилица, соседка, Тевкарила, Фракиянка — теперь в Элизие она,— Меня просила, убеждала И, бедную, Дианой заклинала Пойти на праздник вместе с ней. Я облеклась в хитон свой серебристый И, в мантии богатой Клеаристы, Вслед за кормилицей моей, На празднество богини поспешила. Владычица ночей, узнай, как я любила! На половине нашего пути Попался Дельфис нам, подобье Аполлона. Он с Эвдамиппом шел близ хижины Ликона, И нам близ ней случилося идти. Цвели их нежные ланиты, Златистым пухом юности покрыты, И спорила их груди белизна С твоими персями блестящими, луна! Шли из гимназия; борьба их заманила. Владычица ночей, узнай, как я любила! При взгляде на него я, бедная, тотчас Вся вспыхнула огнем, мой разум помутился, И скрылось празднество из потемневших глаз, И бледностью мой лоб болезненно покрылся. Не знаю, кто отвел меня домой, Но целых десять дней лежала я больной: Меня горячка жгучая палила… Владычица ночей, узнай, как я любила! Всё тело у меня желтело, как топаз, И секлись волосы, и кости были кожей Едва обтянуты… О боги! но кого же, Кого тогда в мольбах я не звала из вас? Какой волшебницы помочь мне не просила? Но легче не было, а время уходило… Владычица ночей, узнай, как я любила! Я наконец призналася рабе: «Фестлида, спаси! откроюся тебе: Миндиец — жизнь моя, мое существованье… Ступай в гимназий Тимагет И выжидай его: он выйдет на гулянье; Он спорит там в борьбе, как молодой атлет: Средь юношеских игр растет и крепнет сила… Владычица ночей, узнай, как я любила! И, если он один, тихонько помани: „Симета ждет тебя — ступай за мной!“ — шепни». Сказала я — раба со мной простилась И вскоре не одна под кров мой воротилась: Красавец Дельфис с ней. Когда же сердцем я — не ухом — у дверей Чуть слышный шум его походки уловила — Владычица ночей, узнай, как я любила! — Похолодела я как лед; Полуденной росой с чела закапал пот… Как иногда ребенка сон встревожит И мать во сне познать он хочет, но не может, Так точно я тогда без голоса была, И речь моя в устах холодных замерла… На мрамор я недвижный походила… Владычица ночей, узнай, как я любила! Коварный юноша потупил скромно взор, Ко мне на ложе сел и начал разговор. «Симета, — он сказал, — меня ты пригласила, Но выслушай — тебе я не солгу: Ты менее, чем я Филина на бегу, Меня опередила». Владычица ночей, узнай, как я любила! «Да, я и сам хотел к тебе прийти… Свидетель мне Эрот: с двумя-тремя друзьями Я в эту ночь сбирался принести Тебе корзину с свежими плодами И победителем возлечь у милых ног В венке из тополя: Эллада тот венок Бессмертному Алкиду посвятила…» Владычица ночей, узнай, как я любила! «И, если бы меня пустила ты к себе, Была бы счастлива: решением всегласным Любовник твой и ловким и прекрасным Был признан изо всех соперников в борьбе. А я бы счастлив был, любовию волнуем, С пурпурных уст твоих единым поцелуем. Но если б, оттолкнув меня, твоя рука Не сдвинула с дверей запретного замка, Мне путь открыли бы огонь, железо, сила…» Владычица ночей, узнай, как я любила! «Сперва Киприду я благодарю: меня Богиня счастьем подарила; Потом тебя за то, что из огня Ты вырвала меня и в дом свой пригласила, А я, красавица, уж был испепелен: Бывал и бог огня огнем любви сожжен». Владычица ночей, узнай, как я любила! «Да, велика любви могучей сила: Она с постели не одну Срывала в час таинственных свиданий И деву юную, и юную жену, Еще дрожавшую от мужниных лобзаний…» Так Дельфис говорил — внимала я ему, Я, легковерная, влюбленная, — и что же? Покорная безумью моему, Влекла его на девственное ложе… Слились уста, и вспыхнул жар в крови… Но, целомудренно любившая Селена, Ты знаешь таинства любви! С того мгновенья неизменно Текли дни наши в тишине, Без ссор, упреков и обиды… Но мать Филисто, олетриды, Явилася ко мне Сегодня поутру, едва лишь кони Феба, Из моря вынырнув, помчалися вдоль неба, Зарю румяную гоня… Пришла и вестию встревожила меня: «Твой Дельфис полюбил другую — я не знаю, Кого он полюбил; но знаю лишь одно, Что в честь своей любви он часто пьет вино, А ты оставлена… Твой ветреник цветами Венчает дверь любовницы своей». Она сказала мне, и я — я верю ей: Соседка славится правдивыми речами. И точно, отчего, Бывало, он на дню три раза побывает И чашу у меня порою забывает, А вот двенадцать дней не вижу я его? Ужели он забыл меня для новой милой? Но нет! с Симетою он связан клятвы силой, И, если пренебречь задумает мной он, Клянуся парками, подземный Ахерон, Увидит скоро он твой ток огнисто-бурный: Затем что яд училась составлять У ассирийца я — и знаю сберегать Его на дне волшебной этой урны. Прости, луна! направь своих коней На отдых и на сон — в чертоги Океана… А мне не отдохнуть с печалию моей… Прости, сереброчёлая Диана, Простите также вы, светильники ночей, Вы, спутники ее беззвучной колесницы, Ее, ночей блистательной царицы! 1856

МОРАВСКИЕ ПЕСНИ^**

1

У молодки Наны Муж, как лунь, седой… Старый муж не верит Женке молодой: Разом домекнулся, Что не будет прок,— Глаз с нее не спустит; Двери на замок. «Отвори каморку — Я чуть-чуть жива: Что-то разболелась Сильно голова — Сильно разболелась, Словно жар горит… На дворе погодно: Может, освежит». — «Что ж? открой окошко, Прохладись, мой свет!» Хороша прохлада, Коли друга нет! Нана замолчала, А в глухой ночи Унесла у мужа Старого ключи. «Спи, голубчик, с богом, Спи да почивай!» И ушла тихонько В дровяной сарай. «Ты куда ходила, Нана, со двора? Волосы — хоть выжми, Шубка вся мокра…» — «А телята наши Со двора ушли, Да куда ж? — к соседке В просо забрели. Загнала насилу: Разбежались все… Я и перемокла, Ходя по росе!» Видно, лучше с милым Хоть дрова щепать, Чем со старым мужем Золото считать. Видно, лучше с милым Голая доска, Чем со старым мужем Два пуховика… <1850>

2

«Тятенька-голубчик, где моя родная?» — «Померла, мой светик, дочка дорогая!» Дочка побежала прямо на могилу. Рухнулася наземь, молвит через силу: «Матушка родная, вымолви словечко!» — «Не могу: землею давит мне сердечко…» «Я разрою землю, отвалю каменье… Вымолви словечко, дай благословенье!» «У тебя есть дома матушка другая». — «Ох, она не мать мне — мачеха лихая! Только зубы точит на чужую дочку: Щиплет, коли станет надевать сорочку; Чешет — так под гребнем кровь ручьем сочится; Режет ломоть хлеба — ножиком грозится!» <1850>

А. МИЦКЕВИЧ

PIESZCZOTKA MOJA [11]

Моя баловница, отдавшись веселью, Зальется, как птичка, серебряной трелью, Как птичка, начнет щебетать-лепетать, Так мило начнет лепетать-щебетать, Что даже дыханьем боюсь я нарушить Гармонию сладкую девственных слов, И целые дни, и всю жизнь я готов Красавицу слушать, и слушать, и слушать! Когда ж живость речи ей глазки зажжет И щеки сильнее румянить начнет, Когда при улыбке, сквозь алые губы, Как перлы в кораллах, блеснут ее зубы — О, в эти минуты я смело опять Гляжуся ей в очи — и жду поцелуя, И более слушать ее не хочу я, А всё — целовать, целовать, целовать! <1849>

11

Баловница моя (пол). — Примеч. сост.

Д. БАЙРОН

ИЗ «ЧАЙЛЬД-ГАРОЛЬДА» [12]

Не говорите больше мне О северной красе британки: Вы не изведали вполне Всё обаянье кадиксанки. Лазури нет у ней в очах И волоса не золотятся, Но очи искрятся в лучах И с томным оком не сравнятся. Испанка, словно Прометей, Огонь похитила у неба, И он летит из глаз у ней Стрелами черными Эреба. А кудри — ворона крыла! Вы б поклялись, что их извивы, Волною падая с чела, Целуют шею, дышат, живы… Британки зимне-холодны, И если лица их прекрасны. Зато уста их ледяны И на привет любви безгласны. Но юга пламенная дочь, Испанка рождена для страсти, И чар ее не превозмочь, И не любить ее нет власти. В ней нет кокетства: ни себя, Ни друга лаской не обманет, И, ненавидя и любя, Она притворствовать не станет. Ей сердце гордое дано: Купить нельзя его за злато, Но — неподкупное — оно Полюбит надолго и свято. Ей чужд насмешливый отказ; Ее мечты, ее желанья: Всю страсть, всю преданность на вас Излить в годину испытанья. Когда в Испании война, Испанка трепета не знает, А друг ее убит — она Врагам за смерть копьем отмщает. Когда же вечером порхнет Она в кружок веселый танца, Или с гитарой запоет Про битву мавра и испанца, Иль четки нежною рукой Начнет считать, с огнем во взорах, Иль у вечерни голос свой Сольет с подругами на хорах — Во всяком сердце задрожит, Кто на красавицу ни взглянет, И всех она обворожит И сердце взорами приманит… Осталось много мне пути, И много ждет меня приманки — Но лучше в мире не найти Мне черноокой кадиксанки. <1860>

12

Эти строфы помещены в первом издании «Чайльд-Гарольда» вместо известной песни к Инезе. Кажется, они еще не были переведены ни на один язык.

В. ГЁТЕ

«Нет, только тот, кто знал…»^**

Нет, только тот, кто знал Свиданья жажду, Поймет, как я страдал И как я стражду. Гляжу я вдаль… нет сил, Тускнеет око… Ах, кто меня любил И знал — далеко! Вся грудь горит… Кто знал Свиданья жажду, Поймет, как я страдал И как я стражду. <1858>

Ф. ШИЛЛЕР

ПУНШЕВАЯ ПЕСНЯ

Внутренней связью Сил четырех Держится стройно Мира чертог. Звезды лимона В чашу на дно!— Горько и жгуче Жизни зерно. Но растопите Сахар в огне: Где эта жгучесть В горьком зерне? Воду струями Лейте сюда: Всё обтекает Мирно вода. Каплю по капле Лейте вино: Жизнь оживляет Только оно! Выпьем, покамест Кубок наш жгуч! Только кипучий Сладостен ключ! <1857>

Г. ГЕЙНЕ

«Мне ночь сковала очи…»

Мне ночь сковала очи, Уста свинец сковал; С разбитым лбом и сердцем В могиле я лежал. И долго ли — не знаю — Лежал я в тяжком сне, И вдруг проснулся — слышу: Стучатся в гроб ко мне. «Пора проснуться, Гейнрих! Вставай и посмотри: Все мертвые восстали На свет иной зари». — «О милая, не встать мне. Я слеп — в очах темно — Навек они потухли От горьких слез давно». — «Я поцелуем, Гейнрих, Сниму туман с очей: Ты ангелов увидишь В сиянии лучей». — «О милая, не встать мне: Еще не зажила Та рана, что мне в сердце Ты словом нанесла». — «Тихонько рану, Гейнрих, Рукою я зажму, И заживлю я рану, И в сердце боль уйму». — «О милая, не встать мне: Мой лоб еще в крови — Пустил в него я пулю, Сказав „прости“ любви». — «Тебе кудрями, Гейнрих, Я рану обвяжу, Поток горячей крови Кудрями удержу». И так меня просила, И так звала она, Что я хотел подняться На милый зов от сна. Но вдруг раскрылись раны, И хлынула струя Кровавая из сердца, И… пробудился я. 1 сентября 1858